Все совпадения в именах, названиях и датах
являются случайными
Зимний вечер. Низкие тучи нависли над городом. Темно. Ветер несёт снег, перемещая сугробы, колючие снежинки, ощетинившись всеми своими лучами, проносятся в свете фонарей, как пули. Одинокая фигура бредет, ссутулившись, съежившись. В осеннем пальто, совсем не по сезону; длинный крупной вязки шарф намотан вокруг шеи до самых глаз, на макушке спортивная шапка-«гребешок». Весь вид человека будто кричит: «Я не отсюда, я случайно сюда попал, мне здесь не место».
Могло сложиться впечатление, что гулял себе человек где-то в осени, пинал опавшие листья, как вдруг какая-то неведомая сила подхватила и бросила его в промозглый насквозь февраль да и оставила его там. Но не всё было так очевидно: обут он был в большие валенки до самых колен, и на руках у него были огромные варежки-«шубенки». В общем, выглядел он как пленный немец зимой сорок второго года.
Валенки и варежки не позволяли февральскому ветру выморозить скудно одетое тело человека. Тело принадлежало Анатолию восемнадцати лет от роду, он шёл по тёмным переулкам домой, полностью погрузившись в свои мысли.
– День не задался, неделя, месяц, да весь год. Не задался! — думал Анатолий. – Не здесь я надеялся быть и не так.
Он взбежал по стальным ступеням пешеходного моста, подошёл к перилам — за ними в проводах и огнях убегала вдаль железная дорога. Шпалы, рельсы, один путь, другой, третий, и ещё, одни пути были пусты, на других стояли вагоны, поезда. Станция «Курганка».
— Вот бы по этой дороге на юг, где тепло, светло и мухи не кусают, – думал Анатолий, глядя на рельсы, уходящие вдаль в темноту. — Только ведут они в Челябинск, а это в другую сторону от тёплых мест, – и Анатолий повернулся в противоположную сторону, но в ту сторону ни смотреть, ни идти не хотелось, потому что на ветер, а он бил в лицо и глаза острым снегом.
Анатолий закрылся от ветра варежкой и пошёл по мосту, вновь погрузившись в свои мысли.
— Вот ведь нелепость какая, куда хочешь идти, тебе, как говорится, “ветер в харю”, а по ветру — туда и врагу не пожелаешь
Анатолий вспомнил летний день, тогда он закончил училище и получил на руки документы о среднем специальном образовании. Электрик. Весь мир у твоих ног. Заводы, фабрики, магазины, шарашки — иди, куда хочешь, электрики везде нужны! Но Анатолий не хотел работать электриком, он хотел быть художником, надеялся уехать в Ленинград и поступить учиться. Но ветер ударил в лицо и под дых.
В последний день получил документы и деньги за учёбу, и практику тоже. Ребята всей группой решили отметить окончание учёбы, но Анатолий отказался. Деньги нужны на дорогу, их и так немного, но добавят родители, и кучка к кучке — и ту-ту. Он занёс документы и деньги домой, отдал их на сохранение бабушке: родители на работе.
Он полежал, посидел, постоял, вышел во двор. Лето. Солнце. Жара. На пляж. Пляж у Кировского моста, здесь собиралась знакомая ему весёлая компания с магнитофоном и девчонками. Но сегодня — ни одного знакомого лица. Он прошёл по пляжу вперёд и назад, никого. Несмотря на то, что середина недели, время чуть за обед, на пляже было полно народу. Это несколькими годами позже начнутся облавы в кинотеатрах, в кафе и на пляжах: «Почему в рабочее время не на работе или учёбе?» Но пока…
Анатолий нашёл свободное место, разделся, сложил одежду стопкой и пошёл купаться. Выйдя из воды, немного обсох и улёгся на горячий песок, подставив спину солнцу. Оно, солнце, тут же прыгнуло ему на спину и засверкало россыпью бриллиантов…
***
Снег острой алмазной крошкой ударил в лицо.
— Чёрт, чёрт. Что тебе не дуется в одну сторону? — выругался Анатолий, закрывая лицо варежкой. Освещённая огнями фонарей железная дорога осталась позади. Путь шёл через гаражи. Редкие маяки фонарей. Они очерчивали вокруг себя круги света, за которыми была почти кромешная мгла. Граница была настолько резкой, что если бы человек стал на неё одной ногой в световой круг, а другой ногой во тьму и пошёл по этому кругу, то случайный зритель увидел, как полчеловека прыгает на одной ноге.
Анатолий шёл от светового островка к островку, держа руки перед собой. На всякий случай, чтобы не столкнуться с чем-нибудь или с кем-нибудь. Память опять унесла его в тот горячий летний день.
Как появился рядом знакомый парень, Анатолий не помнил. Просто, раз — и вот он сидит рядом и о чем-то говорит. Это было немного странно, потому что парень принадлежал к поселковой компании, в которую когда-то входил и сам Анатолий. Но эта компания комфортно чувствовала себя на своей территории и очень редко выбиралась так далеко, тем более по одному. Они ходили купаться на карьеры и Левашова, поэтому увидеть одного из них на Кировском пляже было равноценно тому, как случайно столкнуться на улице Комсомольской с актёром театра и кино Семёном Фарадой.
Но, как оказалось, и то, и другое вполне возможно. Парня звали Юра, по прозвищу «Харя», почему было такое «погоняло», толком никто не мог сказать. А парень был симпатичным блондином, с тонкими, даже утончёнными, чертами лица. Он сидел на песке, сняв рубашку, купаться не ходил, сидел, выковыривая из песка окурки и железные крышки от пива, и прицельно кидал их в мусорку, болтая о том о сём. Очередной раз искупавшись, Анатолий собрался уходить.
— Ты куда? — спросил Юрий.
— Пойду в «огород», — ответил Анатолий, натягивая штаны.
— Слушай, — перешёл на шёпот Юра. – Вон, видишь «дипломат»? — кивком головы указал Юра в нужную сторону.
— Ну?
— Он лежит там полдня, и никто к нему не подходит. Давай его подрежем, – шептал Юра.
— Слушай, Харя, – резко ответил Анатолий. – Я сейчас уйду, а ты делай, что хочешь! Без меня! Понял?!
— Понял, я понял. Нет, так нет, – ответил Юрий.
Анатолий повернулся и пошёл, на ходу застегивая рубашку. Но не прошёл он и двадцати метров, как его догнал Юра, держа в руке «дипломат».
— Твою же… — не успел даже выругаться Анатолий, как с десяток крепких молодых ребят подскочили к ним и начали крутить руки.
***
— Чёрт бы побрал этого Харю, – вслух выругался Анатолий, прикрывая рукой лицо. Ветер крутил снег, бросал его в одинокого путника то справа, то слева, налетал со спины, пролетал чуть вперёд, разворачивался и с большей силой бил в лицо.
— Да, погодка что надо, чувствуешь себя Надсоном и Амундсеном в одной упаковке, – подумал Анатолий. – Но только они по собственной воле шли на север, а что здесь делаю я? – продолжал жалеть сам себя Анатолий.
— Эх, судьба-злодейка, жизнь-копейка, – сказал он вслух и остановился, как вкопанный. Перед ним в сугробе лежал человек. Лежал как-то нелепо, чуть на боку, одна рука вывернута за спину, ноги, как будто он всё ещё куда-то идёт: занёс ногу, а его влепили в сугроб. Человек был одет в хорошее тёплое зимнее пальто с меховым воротником, обут в добротные тёплые ботинки, на шее мохеровый шарф, на голове шапка из хонорика. Шапка. Не формовка.
— Это ты удачно под фонарём приземлился, – сказал Анатолий и пнул мужика по ботинку. В ответ ничего.
— Шапка хорошая. Можно рублей за пятьдесят легко продать, – думал Анатолий, оглядываясь по сторонам. – Снять да уйти, мужику она, поди, уже не нужна.
Анатолий наклонился, протянул руку и потряс мужика за плечо, тот в ответ замычал. Анатолий выпрямился.
— Да уж, может, тебя кто другой подберёт, – сказал Анатолий, нагнулся, взял шапку с макушки мужика.
Мысль метнулась в сторону, и Анатолий вспомнил, как им с Юрой-харей заламывают руки, сажают в «воронок», везут в отдел милиции. И там остаток дня и ночь прессуют их, пытаясь добиться признательных показаний. А они стоят на том, что несли «дипломат» в милицию. Они об этом договорились, пока их везли до отдела. Кричать, что «я не брал, это всё он:», как-то не по-пацански.
— Как-то это не по-пацански, – то ли подумал, то ли сказал Анатолий. Развязал завязки на шапке, развернул её и натянул мужику обратно на голову. Взял мужика за грудки, потряс и посадил.
Голова мужика болталась из стороны в сторону, будто была привязана на верёвку, а не держалась на шее. Анатолий замахнулся, чтобы отхлестать мужика по щекам. Немножко подумал, стащил варежку зубами и отхлестал уже пустой варежкой.
Мужик открыл глаза, а затем и рот. Изо рта мужика на Анатолия пахнуло запахом лета, моря, спелого винограда, молодой загорелой женщиной, терпкими травами. Нет, конечно, смесью «гамыры» с самогоном, даже ветер на миг остановил свой бешеный танец, и снежинки, не зная, что дальше делать, зависли в воздухе, глядя друг на друга с немым вопросом, не то «В чём смысл жизни?», не то «Зачем он это растормошил?».
Но ветер опомнился и швырнул эти снежинки в лицо Анатолия.
— Да что же тебе неймется? – огрызнулся Анатолий на ветер. — Мужик, вставай. Пойдём, – тормошил он мужика.
— Да пошёл ты… козёл, – ответил мужик.
— Как скажешь, – сказал Анатолий и отпустил. Тело упало обратно в сугроб. Он повернулся и пошёл своим путём. Но, пройдя несколько метров, махнул рукой и со словами:
— Я об этом ещё пожалею, – вернулся, взвалил мужика себе на спину и потащил его в сторону проходной завода «Курганприбор». А куда ещё его тащить? Там круглые сутки открыто, охрана и медпункт с дежурным врачом, и туда просто ближе.
Но до проходной он его не донёс, ему по пути встретилась машина патрульно-постовой службы. Милиция приняла мужика в свои ласковые руки, выслушала объяснения Анатолия, записала его данные и уехала, увозя мужика, оставив Анатолия одного в ночи.
— Ну хоть согрелся, – сказал он, глядя вслед растворяющимся в метели огням милицейского автомобиля.
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как жаль, что Анатолий не знал этих строк, они могли бы согреть ему душу. Или нет? Сейчас у него на душе не было никакой лирики. Была злоба на всё и всех. Как могло так случиться, что тот солнечный летний день закончился крахом всех его мечтаний и планов.
***
Их продержали в отделении милиции до обеда следующего дня и отпустили под подписку о невыезде. Анатолий ещё и тогда не осознал, что случилась. Он думал: «Ну и ладно, уеду, поступлю учиться. Кто меня будет искать, да и за что?» Но так как ему ещё не было восемнадцати лет, то через два дня мать получила повестку, которая пришла не на домашний адрес, а на работу. Анатолий с матерью пошёл к следователю, который сообщил, что на них, на него и Юрку, завели уголовное дело, идёт следствие, и на время следствия он не имеет права никуда уезжать. В противном случае он будит заключён под стражу до суда.
— А сколько до суда?
— Может, месяц, а может, и полгода. Или больше.
БАБАХ-ТРАХ-ТАРАРАХ: воздушные замки взорвались и осыпались на землю пылью. «Ничего, я уйду в армию, всё равно идти», — решил Анатолий, когда наступила осень, а следствие всё шло. Он решил, что про них забыли, но их раз в месяц вызывали на допрос. В течение часа следователь что-то писал в деле, потом давал прочесть это Анатолию и расписаться. Анатолий читал, писал, что ознакомился и с написанным не согласен. Его отпускали до следующего раза.
И вот осень, начался призыв. Анатолий сам пришёл в военкомат, его встретили с распростёртыми руками: высокий, крепкий парень, «нам такие нужны, как раз набираем команду в ВДВ. Вперёд на медкомиссию, только сначала пройди психиатра». Анатолий сказал: «Хорошо». И пошёл проходить медкомиссию.
Он стоял в одних трусах, когда его по фамилии позвал офицер, приказал одеваться и отправил домой, сказав: «С милицией разберись, а потом приходи». ТРАХ-ТАРАРАХ, развеялся пороховой дым! Суд. Суд состоялся в конце ноября. По совокупности Анатолию прокурор просил дать восемь лет строгого режима. По совокупности — это хищение группой лиц. Отягощающее. Затем хищение не просто личного имущества — в «дипломате» лежали секретные документы. Опять плюсик. Ещё привлечение к преступлению несовершеннолетнего. Вот и срок.
У Анатолия ноги подкосились. Но спасибо адвокату, старой женщине, которой больше подошло бы сказки рассказывать Александру Сергеевичу, а не в суде выступать. Но зачастую внешность обманчива. И вместо реального срока Юрка-харя получил год условно-досрочно, Анатолий — год исправительно-трудовых работ, по месту работы, с удержанием двадцати пяти процентов от зарплаты, и конфискацию имущества. БАБАХ. Анатолий кинулся к адвокату.
— Апелляция!
— Деточка, какая апелляция? Ты хочешь реальный срок? Тогда апелляция. Но я в этом участвовать не буду. Пойми, деточка. Скажу тебе по большому секрету. Хотя это секрет Полишинеля, ну да ладно. На вас, деточка, закрыли все пляжные кражи. Об этом знают все: и прокурор, и судья, и я. Все. И только поэтому, и потому что этот судья когда-то учился у меня, вы получили такой приговор. Так-то, деточка.
В душе деточки дул сухой горячий ветер, неся песчинки размером с гору Эверест, которые скребли и царапали эту самую душу. Душа сжималась и съеживалась, но песчаная буря не стихала, всё больше иссушая и истирая душу.
***
— Товарищ, – чей-то голос выдернул Анатолия из оцепенения. Оказывается, он стоял посередине тротуара, и ветер трепал конец шарфа, который каким-то образом выправился.
— Товарищ, – звал голос.
Анатолий повернулся: на дороге стоял автобус «кавзик» с надписью «дежурный», в окно высунулся водитель и кричал:
— Товарищ, ты что стоишь тут? Может, тебя подвезти куда?
— Нам не по пути, – ответил Анатолий.
— Что?
— Не по пути, говорю, – крикнул Анатолий.
— Ничего не слышу, – крикнул водитель и открыл дверь автобуса.
Анатолий замешкался.
— Давай быстрей. Холодно же, – не унимался водитель.
Анатолий оббежал автобус и запрыгнул вовнутрь, дверь за ним захлопнулась.
— Садись у печки, – сказал шофёр. – Что-то не по сезону ты одет. Ты что, выпимши? — не унимался он.
— Нет, – буркнул Анатолий и первый раз взглянул на водителя при свете. Тот был здоровенный дядька, с копной совершенно седых волос. У Анатолия возникло впечатление, что взяли две картинки из разных журналов — одну из журнала «За рулём», другую из журнала «Экран» и очень неумело соединили. Дядька должен был находиться где-то в горах, стоять в бурке, торс перемотан пулемётными лентами, в руках кремневое ружье, а рядом верный конь, через спину которого перекинута красавица, завёрнутая в ковёр. Но нет, он сидит за баранкой и на чистом русском говорит:
— Садись. Меня зовут Кузьма. А тебя? Куда едешь? – и протягивает руку, ладонь — «совковая лопата».
Анатолий пожал руку и представился, добавив:
— У меня нет денег, и мне в другую сторону.
— А я про деньги ничего не говорил, я спросил, куда едем? – Кузьма улыбнулся, обнажив ряд зубов из белого металла. Анатолий назвал адрес. Автобус начал долго разворачиваться, тыкаясь в заметённые обочины то носом, то задом. Ехали молча. Приехали быстро. Дороги были пусты, их никто не обгонял и не попадался навстречу.
— Всё, приехали, – сказал Анатолий, показав на свой дом. Автобус остановился, Кузьма повернулся и протянул руку:
— Удачи тебе. И не грусти, – Анатолий пожал руку.
— Спасибо. Если что…
— Всё, иди, мне некогда, – прервал его Кузьма и открыл дверь, Анатолий вышел, дверь за ним закрылась, и автобус поехал. Анатолий подошёл к воротам своего дома и обернулся, автобуса уже не было. Он посмотрел вправо, влево, никакого автобуса, даже огоньков вдали не было видно.
Ветер стих, снег медленно падал в свете фонаря, Анатолию показалось, что стало теплей. Он не ёжился в своём осеннем пальто, а стоял, расправив плечи, подняв лицо к небу. Снежинки ложились к нему на лицо и таяли, орошая живительной влагой его иссохшую душу…
