Андрей КОНОВАЛОВ
В рамках подготовки проекта Устава территориальной громады мы продолжаем цикл интервью с ялтинцами – о Ялте, ее жителях, ее прошлом, настоящем и будущем.
Священнослужители не часто дают интервью. Настоятель храма св. Иоанна Златоуста, протоиерей Владислав любезно согласился побеседовать о вере, о том, как восстанавливали старейший в городе храм, о проблемах Ялты и даже нынешнем экономическом кризисе.
— Отец Владислав, сейчас все только и говорят об экономическом кризисе. Вас он коснулся?
— Храм существует на пожертвования. Их вносят прихожане, а это люди среднего и ниже среднего достатка, и жертвователи, которые в храм не ходят, но считают своим долгом помогать храму достаточно крупными суммами. Могу сказать, что последние уже не могут оказывать поддержку нашим проектам, а прихожане стали интенсивнее посещать храм и делать пожертвования. Не знаю, с чем это связано. Может быть, люди просят Бога, чтобы кризис их миновал.
— Прихожане делятся с вами опасениями? Вы даете им какой-нибудь совет?
— Одно из значений слова кризис — суд. И если мы вступаем во взаимоотношения с Богом, рано или поздно мы даем ответ за наши деяния. И то, что сейчас происходит, можно считать земным судом над тем, как мы живем. Я могут дать только тот совет, который дает христианство: человек должен начать с выздоровления собственной души. Не искать причину всех бед в других, это не поможет — а спросить себя, правильно ли он живет. И когда он начнет духовно выздоравливать, его примеру последует сосед, общество. Тогда и народ и страна начнут возрождаться.
О. Владислав»
— Вам не кажется, что до экономического к нам пришел более серьезный кризис — духовный? Помните, как профессор Преображенский в булгаковском «Собачьем сердце» говорил, что кризис в головах, а не разбитых туалетах и скрученных лампочках?..
— Когда грехов на земле становится много, то начинаются катаклизмы, которые касаются всего. Это как с человеческим организмом. Если человек деградирует, то он начинает умирать не только духовно, но и телесно — у него начинают отказывать печень, почки… другие органы и он умирает.
— Специалисты пришли к выводу, что верующие лучше приспособлены к жизни…
— Верующий человек знает: все, что с ним происходит, происходит по благой и святой воле Божьей. Для людей Бог является Отцом, Который заботится о своих детях. Поэтому, в какую бы ситуацию верующий ни попал, он понимает, что конечный результат действия всегда будет направлен во благо. И бояться нечего.
— Однако это относится к истинно верующим. Выглядеть верующим и быть им — вещи суть разные. Вам не кажется, что первых больше?
— Не знаю. Увидеть душу человека нам не дано. Узнать душу можно лишь в процессе общения. Но то, что люди ходят в храм, это уже шаг. Далеко не все решаются на это, говорят: «А что я забыл в Церкви? Я сам справлюсь со своими проблемами!»
— Вы по-настоящему верующий человек. Как понимаете для себя Бога? Что для вас вера?
— Моя вера – это моя уверенность в моем бессмертии. Человек вынужден расставаться со своей телесностью, но то, что является нашей настоящей сущностью, оно неподвластно смерти и разрушению. Бог для меня – это залог бессмертия, с которым я иду по пути временной жизни, чтобы войти в вечную. Христианство отличается от других религий еще и тем, что Бог воплотился, стал Человеком. Иисус Христос показал нам то, как надо проходить путь временной жизни. Взирая на Христа, человек отдает Ему свое сердце.
— Бог оказывал вам помощь в каких-то экстремальных ситуациях?
— Не приходилось. Но когда я пришел на Поликуровский холм в храм Иоанна Златоуста, от которого после уничтожения осталась одна колокольня, – это было действительно «мертвая зона». Здесь даже торговля не шла. Сегодня храм восстановлен. Работает воскресная школа. Сейчас эта часть города оживилась. Это тоже своего рода чудо.
— Пост. Люди стали чаще говорить о посте, об этом пишут, мои знакомые пытаются его придерживаться, в кафе и столовых подают постные блюда. Но, как мне кажется, пост – это скорее духовное очищение.
— Пост – это духовное воздержание. А на пище сосредотачивают внимание, потому что человек – духовно-телесное существо. Поэтому воздержание должно касаться и духа и тела. Иначе наступит разлад. Ведь человек не всегда контролирует свои желания. А пища, в частности, мясо дает переизбыток энергии. Потому отказ от некоторых видов пищи помогает духовному воздержанию и самовоспитанию.
— Какое ваше любимое постное блюдо?
— Тушеная капуста с грибами.
— Вы ее сами готовите?
— Умею сам, но готовят другие.
— У вас есть семья?
— Существует два вида духовенства: белое и черное. Женатые и монашествующие. У меня получилось так, что я нахожусь где-то по середине. Я принял сан, не будучи женат, но и монашеского пострига не было.
— Собираетесь?
— Я хотел бы жить в приходе и умереть здесь, возле своего детища – храма Иоанна Златоуста. Но монашество с этим несовместимо. Монах должен жить в монастыре.
— Мне всегда было интересно, что должно заставить человека посвятить всю свою жизнь Богу. Расскажите о себе!..
— Родился в Одессе. Отец был членом партии, но по праздникам меня водили в церковь. Тон задавала бабушка, которая посещала все воскресные службы. Но я бы не сказал, что это стало поводом. Много позже произошла череда событий, которая привела меня в церковь. Именно череда событий, а не какое-то озарение.
В армии я служил около знаменитого Пюхтинского монастыря в Эстонии. В 1987 году был разгар перестройки, и солдатам не запрещали посещать монастырь. А было любопытно. О православии я имел самое общее представление, но оно мне нравилось уже тем, что создало великую русскую культуру, служило источником вдохновения для художников, писателей, поэтов… Монахини же рассказывали, как правильно молиться, готовиться к причастию.
А этот случай я не помню, но мне его рассказал отец. Во время развала СССР в одном из городов Грузии начались студенческие беспорядки, и на улицы вывели армию. Туда приехал грузинский патриарх и встал стеной между противоборствующими сторонами. Этот случай меня поразил, и я понял, что в мирской суете есть вещи, за которые стоит отдать жизнь. Так, постепенно, я пришел к служению в Церкви. И как-то в храме мне сказали: подойди к архиерею. Он спросил: хочешь служить пономарем? Ответил, что хочу. Потом, спросили, хочу ли я поступить в семинарию. И так началась служба в Православной Церкви.
В Одессе закончил Духовную Семинарию. В 1992 году Владыка Лазарь пригласил меня в Крым, и первое время я служил в соборе святого Александра Невского. А через год мне поручили восстанавливать Храм святителя Иоанна Златоуста. В течение трех лет мы его строили, и вот уже 11-й год я возглавляю приход.
— Вам достался старейший храм Ялты…
— Поначалу эта была лишь колокольня, к которой достроили храм по образу и подобию его первозданного облика. До революции приход имел часовню около порта, воскресную школу. Их также восстановили. Сейчас вся моя жизнь проходит здесь, в пределах храма.
— Трудно было восстанавливать храм? Судя по объемам работ, на это потребовались значительные и материальные и людские ресурсы.
— Сложно было начать. У нас ничего не было. Организовали приходскую общину, начали отводить землю, заказали проект, который архитектор Александра Петрова из Бахчисарая делала по эскизу Торичелли и старым фотографиям. И без разрешений начали раскопки, дошли до фундамента старого храма. На это ушел год. После чего Митрополит Симферопольский и Крымский освятил место, и мы начали строить. На какие деньги? Одна хорошая женщина из магазина «Чайка» на набережной разрешила нам открыть отдел по торговле иконами, литературой. Люди помогали, как могли. А могли в те времена немного. Присылали и тысячу купонов при стоимости хлеба в пять тысяч. Кто-то предлагал свои услуги. Копали. Один сварщик нам купола сварил. Два человека из Бахчисарая перекрыли крышу.
— А когда начали проводить службы?
— Служить начали на второй год строительства. И тогда делали это каждый день. Хотели нагнать упущенное, так как в храме служб не проводилось с 1938 года. Это было интересно, мы чувствовали себя на каком-то корабле, который отправился в путь. Но этот путь только начат. Еще не все сделано. Нет росписи, позолочен только один из четырех куполов.
— Все, кто сталкивался со строителями, могут привести тысячу и один пример того, как их, извините, облапошивали, что-то недоделывали… У вас этого не было?
— Храм мы строили сами. Я пригласил помогать бывшего генерального директора «Артека» Виталия Николаевича Шевченко. Он был уже не у дел и рассказал мне свой сон, в котором видел Божью Матерь, Которая сказала ему строить храм на горе. После этого ему позвонил я, и предложил возглавить строительство. Вот уж он удивился такому чуду! Все три года Виталий Николаевич заведовал всей строительной частью.
— Что сегодня может получить верующий в вашем приходе?
— Если вы о чем-то, кроме веры, то у нас работает воскресная школа. Два раза в год устраиваем праздники для всех. В Масленицу печем для блины, проводим конкурсы, устраиваем целый карнавал с гармонью, с сожжением чучела. Есть еще рождественский благотворительный базар. Все, что мы делаем на кружках за год своими руками: куколки, сувениры, рисунки — мы продаем, а деньги тратим на школу. По воскресениям работает бесплатный кинозал.
— Православие считается одной из самых консервативных религий. Насколько Православная Церковь готова становиться современной?
— Церковь — живой организм, и ее задача – привести как можно больше людей к Богу. Поэтому она должна быть адекватна обществу. Но это только в том случае, если вопрос не касается догматов, канонического права, по которому живет церковь.
— Что вы имеете в виду?
— Новые технологии, такие как Интернет, возможны, если они приносят духовную пользу человеку. А то, что мы называем новыми открытиями в медицине, в частности, клонирование, эксперименты с генной инженерией — не соответствует христианской точке зрения на человека. И, естественно, мы говорим, что это вредно для него. Потому что может привести к исчезновению человечества.
— Слышал, в Москве обсуждается вопрос о том, чтобы перевести молитвы со старославянского языка на современный русский язык. Таким образом тексты станут более понятными простому человеку.
— Скажу более: переводы существуют, но их введение останавливают сами люди. На то есть две причины. У молитв на старославянском языке есть своя мелодика, поэзия, ритм слов, которые соответствуют внутреннему настрою молящегося в храме. Ведь иконы, пение, музыка, молитвы — части одного единого, что создает образ. И перевод может внести не только эстетическую дисгармонию, но и изменить значение текста, его эмоциональную составляющую. С другой стороны, язык, на котором мы общаемся в быту, несет на себе нагрузку негатива. Мы на нем гневаемся, высказываем нехорошие слова в адрес друг друга. А при общении с Богом хотелось бы, чтобы была инаковость.
— Есть слой людей, которые подозрительно относятся к церкви. Им кажется, что некоторые священники ставят веру на коммерческую основу. В массовом порядке за деньги освящают машины, квартиры…
— У нас такого нет. А речь, скорее всего, идет о ценах на требы. Но, как показал опыт, человеку легче сказать заранее, чем ждать от него. Почему мы берем плату? Можно было бы и не брать, но Церковь живет не в этом материальном мире. Священнослужителям необходимо содержать приход, ремонтировать храмовые здания, содержать приходскую школу, платить коммунальные расходы, питаться и растить детей. Не подумайте, что речь идет о каком-то попе с хитрыми глазками. Священник – это духовный доктор, который после принятия сана себе не принадлежит и должен быть готов в любое время суток отправиться на помощь людям. А те, кто упрекает священников, не того ищут в храме.
— Сейчас много христианских церквей разного направления. Есть и такие, которые предлагают жить с Богом без посредников. То есть без священников и храмов как таковых.
— Нашего современника этим не возьмешь. Потому что, кроме рационального постижения веры, есть мистический момент. Приведу пример. Приходит женщина, говорит, что по ночам слышит чужие голоса, ей снятся кошмары. Я отвечаю, что может быть с женщиной что-то не в порядке. Давайте, говорю, вы почитаете Евангелие или другую духовную литературу. То есть говорю с ней с рациональной точки зрения. А она мне: «Да читала я все эти книжки, вы мне лучше квартиру освятите! Без вас не уйду!» Это я называю духовной, сакральной культурой, которая была создана преемственностью поколений. Церковь сохранила её, как Предание. И это помогает людям. После освящения шумы исчезают. И это чудо строится не на убеждении самого себя или какой-то магии, а на вере конкретного человека.
— Среди христианских конфессий существует некая конкуренция за прихожан?
— Конечно. И это – моя боль, когда я вижу, что молодежь не находит себя в православии и откликается на чужие проповеди. Но существуют и другие примеры. Есть молодые люди, которые приходят к нам, потому что у нас не так как в миру.
— Скажите, чем Православная церковь может помочь сегодня тем, кто нуждается в помощи? Я говорю о малообеспеченных семьях, о бомжах.
— Мы сами живем за счет пожертвований, но при необходимости помогаем. Когда мы открыли приход, то больше года кормили бездомных возле храма. Правда, все кончилось тем, что они приходили закусывать. Я их пытался переубедить, но они реагировали так: мол, ты говори-говори, а мы свое знаем. Пришлось отказаться от питания. Хотя в Москве, к примеру, есть приходы, где этим упорно занимаются. Там у котла стоит здоровый детина, который в случае чего раскидывает их в стороны. У нас некому таким образом дисциплинировать, а слова редко кто из них понимает.
— Вы активно занимаетесь просветительской работой. В воскресной школе проводятся круглые столы, семинары с участием ялтинской интеллигенции. Насколько помню, последний был посвящен обсуждению достаточно скандального романа Людмилы Улицкой «Даниэль Штайн, переводчик». С какой целью вы это делаете?
— Есть люди, которые считают, что православие – это средневековье, вчерашний день истории. А мы показываем, что христианская православная мысль не умрет никогда, она обновляется, и церковь не является каким-то архаизмом.
— Создаете очаг культуры?
— Мы готовы рассмотреть любые предложения. Но ждем их от горожан.
— А что бы вы сами предложили по улучшению жизни в городе?
— В детстве родители привезли меня в Ялту и покатали на смотровом колесе. С высоты я увидел панораму моря, гор и подумал: «Господи, какой удивительный город, как я хотел бы жить здесь!» Очевидно, Бог меня услышал. Но та Ялта отличалась от нынешней. Меня смущает окружающая высотная застройка города. Может быть, это нужно для Ялты. Но, думаю, это не приживется, и придет время, когда высотные здания разберут. Сегодня они загораживают храмы, и у большинства горожан исчезает возможность видеть их. Как не горько это говорить, но мы вспоминаем времена не столь отдаленные, когда традиционный для нашей страны пейзаж пытались исказить, разрушая или уродуя православные храмы. А ведь их умышленно строили на высоком и обозримом месте, чтобы человек отвлекся от мирской суеты и обратил свой внутренний взор к вечности. Каждый город Европы имеет свой исторический центр, указывая на который горожанин мог бы сказать: здесь – наши истоки.
В Ялте такой центр – это наш храм. Пожалуй, единственным зданием, сохранившимся неизменным с 1837 года, может быть названа его звонница. Я часто думаю о том, что мы не умеем хранить память об ушедших предках. Показатель тому — наши кладбища, больше напоминающие свалки. О Поликуровском кладбище просто страшно говорить. Там идет строительство дач в прямом смысле на костях. Но как было бы хорошо, если бы в Ялте вокруг храма воссоздать маленький уголок типично старого города. Расширить площадь и вымостить её брусчаткой, повесить на звоннице часы с боем, поставить фонтан. Это создаст свой колорит и неповторимый стиль ушедших двух веков истории. Конечно, по этому поводу у города должна быть программа и в связи с этим Устав и всё что с ним связано, мне лично симпатичен.
— Насколько вы считаете необходимо привлекать людей к решению городских проблем?
— Вы сказали одну фразу профессора Преображенского, а я вспоминаю другую — о том, что каждый должен заниматься своим делом. Скоро, как я понимаю, начнутся выборы. Даже нас уже забрасывают бесплатными газетками с жуткой критикой городского руководства. Я их не воспринимаю. Более того, я был бы за то, чтобы руководство выбирали пожизненно. Нынешнее я считаю в меру адекватным и профессиональным. Несмотря на общегосударственный разлад, в городе многое делается, мы пережили кризисную зиму и не бедствуем. Что же касается недостатков, то они везде есть. И на солнце есть пятна. А вот если мы выберем нового человека, то я на сто процентов уверен, что он будет заниматься только самим собой. Последние президентские выборы ярко это показали.
— Храм Иоанна Златоуста был восстановлен благодаря тому, что люди объединились ради общей цели и выполнили ее. Как вы считаете, сегодня ялтинцы могут точно так же объединиться ради решения важного для города вопроса?
— Верующие под руководством пастыря — способны, а просто ялтинцы… Наш храм находится во дворе. До 1917 года окружающие дома принадлежали церковной общине, потом их раздали под коммуналки, так осталось и по сей день. И когда возникал, например, вопрос проведения воды к храму, договориться с жителями было достаточно сложно. Были ссоры, непонимание, обвинения в том, что мы их собираемся использовать. А речь-то шла об элементарном – провести воду…
— Среди людей много непонимания?
— Это логично. Весь путь становления демократии людей использовали ради чьих-то целей. Поэтому они боятся, что их используют в очередной раз. Потому интересуются, что они лично от этого получат. К примеру, помитинговать против Брайко стоит 100 гривен. Об этом все знают из опыта предшествующих выборов. И некоторые люди идут, потому что получают живые деньги.
— А как же тогда быть с Уставом территориальной громады, который предполагает объединение людей ради общих целей?
— Высокие цели надо прививать людям еще со школьной скамьи. Устав же, я думаю, полезен тем, что внесет некую предсказуемость в городскую жизнь и позволит участвовать в ней. Кстати, ситуацию с высотной застройкой я понимаю так, что инициатива идет сверху. А Устав территориальной громады позволит тому же мэру сказать: я не могу это сделать, потому что это мнение ялтинцев.
— Консультативный совет религиозных общин рекомендовал, чтобы Устав территориальной громады основывался на 10 заповедях. Появились люди, которые говорят: зачем это надо! Объясните, пожалуйста, что имелось в виду под предложением.
— Речь идет о христианских ценностях. Ведь ни одна моральная концепция так и не смогла подняться выше христианской, которая говорила о жертвенном служении – как высшем проявлении любви. И десять заповедей Господь даровал со словами о том, что если вы хотите быть людьми, а не дикарями и возвышаться над этим природным хаосом, то вы не должны убивать друг друга, красть, нарушать заповедь о браке, не желать того, что принадлежит другому… Но Устав может основываться на заповедях, если люди того захотят. Мы должны понять, что те, кто считает ненужным основываться в своей повседневной даже жизни на этих вечных истинах, отбрасывают общество на три-четыре тысячи лет назад в доветхозаветные языческие времена. В те времена, когда каждый, у кого была дубина, приходил и брал то, что ему нужно, только потому, что у него есть эта дубина. И это страшно.
— Принимать решение людям. Как я понимаю веру, Бог не решает людские вопросы, а дает людям возможность выбирать. А что они выберут, это уже дело людей.
— В мирской жизни так оно и есть. С одним «но»: даже если человек сделал неправильный выбор, Бог его не оставляет. Он сопровождает его всю жизнь.
[hr]
Наша справка: Храм Иоанна Златоуста
Храму Иоанна Златоуста 172 года. Он на год старше Ялты и именно после его посещения в 1837 году император Николай I сообщил свое решение придать местечку статус города. Здесь служил проиерей Димитрий Киранов – знаменитый проповедник и предпоследний настоятель храма, расстрелянный в 1938 году, а в 2000 году причисленный к лику святых новомученников и исповедников Российских. К началу восстановления в 1994 году в храме от былого величия осталась одна колокольня, которая занесена во все лоции мира.
