От этикета – только этикетка

Нахальство – второе счастье. Хамство – вторая кожа. Его уже стали называть третьей бедой России наряду с дураками и дорогами. Но на дураков и плохие дороги мы реагируем острее, а хамство замечаем в основном в двух случаях, когда оно направлено лично на нас или когда видим противоположные ему редкие примеры вежливости. На них мы, кстати сказать, реагируем столько же чувствительно.

Трехлетний озорник мотается по двору с реактивной скоростью и со всего маху падает на асфальт. Оказавшаяся рядом девушка помогает ему подняться, а он, по-мужски мужественно сдерживая набегающие слезы, говорит ей «спасибо». Сенсация!

Ребенок не стал истерично вырываться из рук чужого человека, не заорал благим матом на весь двор, зовя маму, а со спокойным достоинством, как, видимо, его учили дома, поблагодарил за помощь. Взрослые вспоминали об этом, обсуждали и пережевывали увиденное, наверное, с неделю.

В маршрутку входит немолодая, очень полная женщина с больными ногами и, опираясь, на поручень сидения, старается удобнее примоститься в салоне. И тут стоявший рядом с ней мужчина лет сорока неожиданно для всех просит своего сверстника уступить ей место. Тот нехотя встает, а все пассажиры, словно ожидая повода посудачить, начинают обсуждать увиденное, удивляясь тому, что есть еще, оказывается, мужчины, знающие, что надо уступать место женщине.

Настолько люди срослись с хамством и отсутствием вежливости, что на самый обычный поступок реагируют как на нечто из ряда вон выходящее. Нет сомнения, не окажись в салоне маршрутки мужчины, правильно воспитанного родителями, никто бы и не заметил неудобств той женщины. Мы вообще, кажется, разучились реагировать на хамство. Практически не замечаем, когда его транслирует телевидение, где почти в каждом ток-шоу главным доказательным аргументом в споре становятся не факты, а ор, истерия и громкий командный голос, неизвестно на каком плацу выработанный ведущим и участниками.

От хамства в интернетовских комментариях «торчим», как от клоунских реприз. Там тоже все аргументы преимущественно сводятся к оскорблениям, насмешкам, издевкам, кажущимся пишущим его хамам верхом остроумия и убедительности. Как сказал один умудренный жизненным и профессиональным опытом врач, не все можно объяснить с помощью психиатрии – бывают просто хамы. Особенно хорошо они себя чувствуют во власти. Любой мало-мальски значимый кабинет, должность и полномочия – идеальная питательная среда для них.

Если бы кто-то сказал пенсионерке Валентине Кирилловне, что она, выросшая в почитании власти, способна на такую реакцию хама-чиновника, она бы решила, что это дурной сон. Но когда тот открытым текстом потребовал от нее под видом благотворительной помощи городу взятку и назвал сумму, она сначала опешила от такой откровенности, потом решила, что молодые сейчас так шутят, затем, когда поняла, что все взаправду, разревелась, как обиженная девчонка, и только в конце аудиенции, стала орать на него как ненормальная.

«Я сама не ожидала от себя, что его неприкрытое вымогательство может вызвать такую реакцию, – вспоминает пенсионерка. – Да, я знаю, как решаются в нашем городе вопросы, но вымогать и хамить одновременно, это явный перебор. Чиновник, который хотел от меня денег, позволял себе называть меня тупой старой коровой. И тут я взорвалась, орала на него, что мой отец перевернулся бы в гробу, знай, за какую тварь ему пришлось на фронте проливать кровь. Что еще я кричала ему, не помню. Запомнила лишь, что, выйдя из кабинета, увидела перепуганное лицо секретарши и ожидавших своей очереди посетителей. Но сейчас я думаю, что это было лучше, если бы я брякнулась в его кабинете в обморок».

А подобные случаи бывают, ведь никогда не знаешь, как сработает твой организм на хама: расплачется, начнет задыхаться, как лишенный воздуха, или станет хамить в ответ. Когда писатель Дмитрий Мережковский сто лет назад классифицировал хамство, определяя его прошлое, настоящее и будущее, то назвал самым страшным хама, идущего снизу, «воцарившегося раба». Именно его мы и видим сейчас во всей красе, выросшего и воспитанного обывательской средой и не всегда заслуженно вознесенного наверх. Сиятельное начальство хамит светлости, а тот в свою очередь компенсирует собственную униженность, хамя подчиненному.

Думаю, каждый, кто прожил профессиональную жизнь в подчиненном положении – а это практически все, знают, как ведет себя самое мелкое начальство, барствующее на своей должности: оно обычно вымещает на подчиненных то, чем у него не хватает духу ответить своему непосредственному руководству. Причем чем больше его «нагрузили», тем больше достанется подчиненным и посетителям-просителям. Многие словно нарочно в дополнение в чинам и званиям освоили для полноты общения лексику тюремных паханов. Если оставшиеся в живых малиновые пиджаки сделались крутыми пацанами, выучившись этикету, манерам и даже языкам, то чиновники, заседающие в высоких сферах, напротив разговаривают как недавние зэки.

«Тыкание», которым отмечалось советское руководство в общении, выглядит сейчас как детский лепет. Ни один Иван Иванович семидесяти лет не умер оттого, что начальничек сопливеньких лет назвал его на «ты». Напротив, большинство воспринимало этот распространенный вид советского руководящего хамства как демократический жест. Нынче таких жестов у руководства хоть отбавляй. Они старика по плечу как ровню похлопают, незнакомую женщину по заду огладят, как лошадь, комплимент пошлый девахе отвесят – и кажутся себе такими демократами — свойскими ребятами.

И площадок для демонстрации начальственного хамства стало существенно больше. Одно телевидение чего стоит, когда с голубого экрана, не мелочась, можно нахамить сразу всем и плюнуть в душу каждому. Вот мэр Керчи использует возможности ТВ идеально: и оскорбит горожан гамузом, не взирая на лица, и с неприкрытым пренебрежением на вопросы их ответит, и так «приложит», что в следующий раз охоты обращаться не будет.

Особо впечатляет его эффектное появление в любом зале: при виде него все встают, как при явлении народу государя-императора. Его пример – другим наука. В том смысле, что керченские чиновники вооружились его административным опытом и общаются с людьми как с быдлом, которое все униженно стерпит. Разве что еще не заставляют кланяться себе ниц.

О работающих в коммунальном хозяйстве говорить не хочется – это особый вид, размножающийся в жэках и управлениях почкованием, делением и всякими другими способами десятилетиями и при нашем попустительстве. Они даже внешне особенные: небрежные, на ходу сплевывающие слова и жвачку. Но есть и другие чиновники, нового образца: аккуратненькие, вылизанные мальчики, модно одетые, улыбающиеся во все тридцать два зуба.

Один такой на вид миловидненький тюфячок подходит к импровизированному прилавку с хамсой и начинает разговор с предпринимателем и набежавшими на запах свежей рыбы покупателями в тоне «А ты тут кто такой? А вы тут вообще заткнитесь!» Заступившаяся было за торговца очередь получила отлуп в таких выражениях, в которых прежде и рабочий класс выражаться остерегался в присутствии женщин, что запомнила миленького чинушу на всю оставшуюся жизнь. Когда теперь это прелестное личико мелькает в телевизоре с обращенными к покупателям просьбами обращаться к нему с жалобами на работу местной торговли, то понимаешь, какие великие артисты скончались в телах керченских чиновников, умеющих работать на публику и знающих специфику аудитории.

Но рыба определенно гниет с головы. На научном языке это называется «эффектом сотой обезьяны», когда поведение одного «тренирует» остальных, и все находящиеся рядом начинают хамить, посыпать, швырять в лицо заявления, выталкивать из кабинетов. Отсюда другой эффект, не столь, может быть, научный, но без изъянов работающий в обществе, – цепной реакции. Это когда тебе нахамили, а ты в ответ аналогично.

Водитель маршрутки нахамил пассажиру за данную в оплату крупную купюру, а тот его послал в пешую эротическую прогулку. В поликлинике санитарка командным голосом велит всем убираться из коридора, который она вздумала мыть, а ее дружненько так отослали куда подальше. Конечно, если прислушаться к мнению психологов, то они правы, конечно: хамство хамством не лечится, но зато психиатры помогут: держать в себе негатив – здоровью вредить. Вот так и живем, примерно по схеме официантки из «Вокзала для двоих»: тебе нахамили – ты в ответ.

Социологи и психологи утверждают, что сегодняшнее хамство расцвело и созрело до сбора урожая в результате экономических передряг, начавшихся с перестройкой. Родителям, занятым выживанием, стало не до воспитания детей, выросших грубыми, негибкими. А из власти в период кризиса ушли добропорядочные специалисты, тем самым, подтолкнув в освободившиеся кресла хватких и непробиваемых приспособленцев, дорвавшихся до должностей и даруемых ими возможностей.

Теперь для них, а также рядовых граждан сделалось модным писать кодексы. Чиновничьей чести, гражданской этики и тому подобные сборники чиновничьего же словоблудия и прописывать в них то, что является насущной потребностью всякого нормального и приличного общества, навыкам которых учат с пеленок. Как того шустрого пацаненка, о котором шла речь вначале.

Керчь по настоянию своего не отличающегося джентльменскими манерами мэра и равных ему уровню моральности и этичности депутатов еще пять лет назад намеревалась жить и работать в правильном ключе, в патриотичном и антихамском городе, подперев мораль Кодексами керчанина и юного керчанина.

Но, как видно по ежемесячным отчетам градоначальника в «прямых эфирах», с культурой, вежливостью и этикой в городе не сложилось. Видимо, каждому чиновнику города и мэру прежде всего следует держать на столе не кодекс этичного поведения, а иметь под столом помощника со стоп-краном, чтобы предостерегал от крепких выражений, барской пренебрежительности и хамской снисходительности для начала на публике. А потом, гляди, вдруг и в привычку войдет.