Реставратор — одна из редких и, вероятно, самых закрытых профессий. Люди этой профессии, как правило, не публичны, известны узкому кругу музейщиков и археологов. Тем не менее, требования к реставраторам необычайно высоки: энциклопедические знания, безграничное терпение и … хорошее знание химии. И это сверх ответственности, ведь они имеют дело с уникальными и бесценными предметами. Для профессионала не суть важно, что попадает на его рабочий стол — монеты, предметы быта, оружие, книги, украшения, для него вторичен и материал — бумага, металл, керамика, с которым предстоит работать.
реставрационным отделом
Керченского историко-культурного заповедника
Ольга Гунчина
«Для реставратора нет различия между кажущимся непосвященным тонкой работой ювелирным украшением и оружием: он одинаково должен сохранить любой предмет, будь то мотыга или золотой перстень. Единственная разница — в квалификации мастера-реставратора. Разные методы, разный подход, но цель одна — сохранение и крупных некрасивых вещей, как мотыга, и мелких изящных», — утверждает заведующая реставрационным отделом Керченского историко-культурного заповедника Ольга Гунчина.
Реставратор живописи
Владимир Кузин за работой
в гоначарной мастерской»
Сама Ольга Леонидовна — хрестоматийное воплощение требований к профессии реставратора. По первой специальности химик, после преподавания в школе попала в археологическую экспедицию, где помимо взрослой специальности пригодилось детское увлечение рисованием. Там она, собственно говоря, и узнала впервые о существовании реставрации. Несмотря на свой женственный образ — невысокая, тоненькая, светленькая, Ольга Гунчина напрочь лишена романтизма и не видит его в своей профессии. Это со стороны кажется, коль реставратор имеет дело с совершенно уникальными вещами, к которым кроме него дотрагивались только история и нашедший их археолог, то и работа с ними должна происходить на высокой душевной ноте.
«Но на самом деле это как работа хирурга: со стороны кажется пиетет и восторг, а на деле тяжелая и грязная работа, — говорит Ольга Леонидовна. — Бережное отношение к предметам, которые, по вашим словам, должны вызывать во мне эффект сопереживания, — на самом деле моя служебная обязанность. Может быть, сравнение реставратора с хирургом в чем-то и перехлест, но наш труд только непосвященному покажется романтичным. Это напряженный, тяжелый, пыльный, грязный, опасный для здоровья труд».
Одна из работ керченских реставраторов по керамике»
Один из подчиненных Ольги Гунчиной, реставратор живописи Владимир Кузин, полностью разделяет точку зрения своей начальницы. «Профессия реставратора совершенно неромантичная. Безусловно, сделать какое-то открытие, раскрыть что-то, вернуть к бытию предмет — это интересно и где-то есть азарт, но для того чтобы работать с такими вещами — фрагментированными, утраченными — мы как реставраторы не имеем права вносить что-то свое или творчески переосмысливать. Мы должны сохранить, что существовало первоначально и потому приходится свое творческое начало заглушать. Во-первых, это отнюдь не романтично, а во-вторых, если вещь хорошо отреставрирована или выставлена, люди видят конечный результат и никогда не задумываются, какой она была и уж тем более не задумываются или вовсе не знают о реставраторах».
Реставрационный отдел Керченского историко-культурного заповедника — одна из новаций музея, насчитывающего без малого двухвековую историю, — он еще не дожил до двадцатилетия, хотя своим появлением обязан новоявленному государству Украина. Так исторически сложилось, что в Керчи традиционно работали и продолжают работать российские археологические экспедиции, которые по окончании сезона вывозили ценнейшие находки в столичные музеи. Керченскому, прямо скажем, всегда доставались «объедки» с барского стола научных открытий: все самое ценное занимало почетное место в советских музеях мирового уровня, что можно видеть и сегодня в античных залах Эрмитажа.
По образу и подобию.
Театральные маски и амфоры работы керченских керамистов»
После 1991 года охрана археологического наследия стала государственной программой, а запрет на перемещение через границу археологических предметов получил форму закона. Так возникла необходимость в создании реставрационной базы Керченского историко-культурного заповедника. Одновременно с Ольгой Гунчиной — реставратором металла — пришли в отдел специалист по керамике Светлана Смольникова и реставратор живописи Владимир Кузин. На вопрос, сложно ли было организовывать и создавать новое направление музейной работы, Ольга Гунчина со смешком отвечает: «Это, наверное, свойство характера: мне ничего не сложно».
Ее небольшой рабочий кабинет слегка смахивает на мастерскую алхимика: баночки-скляночки, ступки-пестики, кисточки. Инструменты почти хирургические: скальпели, пинцеты. Но неромантичная Ольга Гунчина не видит ничего литературно-киношного в своей мастерской. «Первый микроскоп мы взяли в Южном НИИ морского рыбного хозяйства и океанографии напрокат. Сейчас наш отдел очень хорошо оборудован. Конечно, благодаря спонсорам, в первую очередь, безусловно, Вячеславу Дмитриевичу Письменному. Он приобрел для нас ультразвуковой скалер для механической очистки металла, ультразвуковую ванночку для мытья желтого металла, чтобы очистить золотые изделия от земли и ничего при этом не разрушить, микроскопы, хорошие осветительные приборы, жарочный шкаф».
новому туристическому объекту
Керченского историко-культурного заповедника
— гончарной мастерской
Из девятерых сотрудников реставрационного отдела профильное образование только у Владимира Кузина, он выпускник Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры, стажировался во Франции, работал в Киеве. Все остальные имеют базовое художественное или специальное образование и регулярно стажируются в Национальном научно-исследовательском реставрационном центре Украины, где получают допуски к проведению отдельных реставрационных операций.
Гончарный круг, на котором будут обучаться туристы»
[img=left alt=title]uploads/7/1325270785-7-UIVT.jpg» />
Работают керченские реставраторы с массовым археологическим материалом, возраст которого исчисляется не просто тысячелетиями, а огромным временным периодом, начиная с VI века до нашей эры. «Мы сохраняем всё, нам надо, чтобы вещи не разрушались, но если они предназначены для экспозиции, то им придается парадный вид, восполняются утраченные фрагменты или детали, не вмешиваясь, ничего лишнего не внося, — людям ведь неинтересен стол на трех ногах», — рассказывает Ольга Леонидовна. Сама заведующая реставрационным отделом уверяет, что ей, как специалисту по металлу, сложнее всего работать с бронзой и черным металлом, которые активнее подвергаются воздействию внешней среды и разрушаются.
работы реставратора живописи
Владимира Кузина
Однако разделить реставрацию по степени сложности работы с материалом невозможно — это специфика. Как-то Ольге Гунчиной довелось в одном из музеев услышать историю о человеке, объявившем себя реставратором-универсалом, якобы одинаково успешно умевшем работать с любым материалом. «Я посмеялась над наивностью коллег и сказала, что это точно не реставратор. Впоследствии выяснилось, что я оказалась права. Такого в принципе быть не может, потому что всё одинаково сложно. Допустим, мы все с ужасом смотрим, когда реставратор бумаги замачивает ветхую, из земли бумагу в воде и моет. Но точно так же специалист по реставрации бумаги не понимает, как и что делаем мы. То есть у всех очень узкая специализация.
В среде реставраторов совершенно исключены профессиональные конкурсы, потому что каждый из нас от начала до конца отвечает за ту вещь, которую он получил: никакие эксперименты тут недопустимы. Есть только один путь для реставрации вещи, никаких хуже-лучше быть не может. Дело в том, что путь восстановления вещи непрост: реставратор составляет программу, по которой он будет работать, потом созывается реставрационный совет и решает, то ли необходимо для восстановления предмета. Лишь после этого начинается работа с обязательной фотофиксацией процесса, шага в сторону быть не может. Получили вещь на реставрацию — сфотографировали, и так на каждом последующем этапе работы: мы же сохраняем, а не экспериментируем. Если вещь восполняется, то должна быть точная аналогия предмета, это согласовывается с научными сотрудниками».
Фрагменты фрески
работы реставратора живописи
Владимира Кузина»
Работы керченских реставраторов очень высокого уровня и качеством исполнения ничуть не отличается от работы их коллег из Эрмитажа или Русского музея. «Реставрация просто не может быть другой, — считает Ольга Гунчина, — как не может быть, чтобы хороший специалист работал в Эрмитаже, а плохой сгодится для Керчи. Мы постоянно учимся, общаемся с коллегами из Киева, Херсонеса, Варшавы. Мы не сидим в замкнутом пространстве, нам есть с чем сравнить, мы смотрим, интересуемся, у нас учатся реставрации камня на базе лапидарной коллекции».
Работы у керченских реставраторов непочатый край. Как уверенно заявляет Ольга Гунчина, «наша работа не закончится никогда!» Несмотря на признанный класс работ, керченские реставраторы заказов со стороны не берут: столько фондов в заповеднике, столько ежегодных поступлений, что дай Бог времени успеть, ведь помимо находок из археологических экспедиций, проводятся регулярные профилактические осмотры фондов, выявляются требующие срочной реставрации вещи перед готовящимися экспозициями.
В последние месяцы работы у керченских реставраторов прибавилось. Они готовят для экскурсантов гончарную мастерскую. И хотя недавно она была официально при большом стечении гостей, в том числе и из-за рубежа, торжественно открыта, реставратор живописи Владимир Кузин продолжает работать над ее интерьером. Фрески, которые увидят посетители гончарной мастерской, — авторские работы самого Владимира. Экскурсанты, которых в будущем году впервые примет новый туристический объект заповедника, смогут не только полюбоваться мастерством современного живописца и работами античных мастеров, приобрести на память копии античных игрушек, карапластов, амфор и бытовой утвари.
Их допустят поработать за настоящим гончарным кругом или вылепить по образцу театральную маску из жуковской и булганакской глины, с которой работали древние гончары. Гончарные мастерские и карапластов существовали на территории современной Керчи с глубокой древности, это вековая местная традиция изготавливать из керамики детские игрушки, светильники, утварь, терракотовые статуэтки. Реставраторы-керамисты в работе гончарной мастерской не задействованы, но, как каждый высококлассный специалист все они умеют изготавливать вещи, которые реставрируют. В реставрационной практике полагается, чтобы каждый умел делать вещи, которые восстанавливает. Поэтому Ольга Гунчина училась ювелирной работе, а Владимир Кузин пишет картины.
«Если во Франции, где я стажировался, все реставраторы называются реставраторами-консерваторами, то нас не зря называют художниками-реставраторами, — говорит Владимир. — Я все-таки художник, живопись и рисование — это не мое хобби, а моя профессия и моя жизнь. А консерваторы — не художники. Ученые, исследователи — кто угодно, но они не рисуют, их это не интересует. Во Франции есть люди, которые занимаются исключительно расчистками или материалами, связанными с основой произведения, а кто-то делает тонировки, восполнение фигур. Наши отечественные реставраторы отличаются от зарубежных отсутствием узкой специализации, мы все универсалы в том смысле, что умеем и знаем все операции в своей специализации. Безусловно, универсал более ценен, потому что когда наш реставратор обдумывает ход и методики работы, он думает глобально обо всей вещи, не разделяя ее на какие-то, грубо говоря, слои. Реставратор-универсал живописи обдумывает все процессы, как основа, красочный слой, грунт связаны и будут реагировать между собой. А узкий специалист сделал работу по основе и дальше его ничего не интересует. Хотя, надо признать, у консерваторов получается более эффективная работа, а у нас процесс реставрации затягивается надолго. Но наша работа ценнее, а реставраторы нашего уровня, если кто понимает, на вес золота».