Обратная сторона листа,

или ЗАПИСКИ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО ФОТОГРАФА

Андрей КАНИЩЕВ

Итак, с чего же начать? Роман полагается начинать с чистого листа, но к данному моменту чистых страниц в нашей бурной новейшей истории, наверное, не осталось. Все описано и не раз. Так что придется писать, как в трудные послевоенные годы: на однажды (или не однажды — сколько раз мы уже переписывали свою историю!) использованной бумаге, на обратной стороне густо исписанного листа.

Можно считать это комментариями, набранными внизу страницы мелким шрифтом. А можно — картинками в объективе, взглядом зрителя, находящегося по ту сторону фотокамеры. Причем взгляд максимально доброжелательный, без малейшего желания кого-то зацепить. Не то, чтобы я опасаюсь кого-то или чего-то, но к этому столу я был приглашен и влезать на него с ногами как-то, право слово, неловко.

Так что, надеюсь, обид не будет. Да и со времени описываемых событий пролетел добрый десяток лет, вроде как срок давности истек. Как и всякий зритель, я не всегда был посвящен в глубинную суть действа, часто не понимал причины и не мог оценить последствия, но я присутствовал там! Почти по Пушкину — и я там был, мед-пиво пил…

Однажды в мае, снимая очередной выпускной утренник в детском саду, я вдруг до ужаса отчетливо представил себе, что и через 20, и через 30 лет, будучи глубоким пенсионером, по-прежнему буду строить детей в пирамиды и веселить их, высовывая язык и оттягивая уши в стороны. Что вызвало этот кошмар, я не помню — может, усталость, может, несвежий кефир, выпитый накануне, но ощущение предначертанности судьбы потрясло. Пора было менять карму.

И я решил сфотографировать Президента. Он как раз на следующее утро зачем-то должен был заехать в наш провинциальный Совет министров, о чем я прочитал в газете за завтраком. Вроде для встречи с премьер-министром нашей маленькой свободолюбивой автономии. Там же в газете я нашел его имя-отчество. Ближе к обеду я погладил брюки и пошел тормозить колесо Сансары. По дороге я повторял про себя: «Леонид Данилович! Леонид Данилович!». Больше всего я боялся назвать президента Леонидом Макаровичем, хотя и тот, в принципе, тоже когда-то был президентом.

В Совет министров меня не пустили. Плотный молодой человек в костюме и с короткой стрижкой, но умным лицом, устало потребовал у меня удостоверение, спросив, куда это я. Пропустив мимо ушей мой гордый ответ про президента, который извелся в ожидании фотосессии, молодой человек сверился с длинным списком.

— Вам туда! — показал он направление пальцем, и я очутился на улице.

Я обошел здание, искренне думая, что следую инструкции молодого человека, который по доброте душевной подсказал мне верный путь. Поэтому, увидев дверь, перед которой стоял другой молодой человек, также в костюме, но повыше и такой же сосредоточенный, я радостно подошел к нему и заявил, что мне велели войти именно в эту дверь. Молодой человек даже не поинтересовался, кто велел, он просто спросил:

— Ваши документы? — и вытащил из-за пазухи список, который был очень похож на первый, но из-за помятости казался свитком. Внимательно изучив свиток, он вернул мне удостоверение фотокорреспондента газеты «Бизнес-экспресс» и сдержанно сказал:

— Вас в списке нет!

— Ну и что? — занервничал я, чувствуя, что президент уже произнес речь и, возможно, начал отвечать на вопросы.

— При чем тут список? Я хочу сфотографировать президента! Это необходимо для газеты!

Тяжелая дверь закрылась на удивление бесшумно, на улице остался я один.

Следующие четыре часа я помню смутно, что-то вроде «Кто там? — Это я, почтальон Печкин…». Я ходил против часовой стрелки вокруг Совмина (попутно обнаружил еще одну дверь с вежливым молодым человеком) и, останавливаясь около каждой двери, стучал, доставал из нагрудного кармана удостоверение, протягивал выглянувшему молодому человеку, после чего выслушивал ответ про свое отсутствие в списках аккредитованных журналистов и строевым шагом шел дальше.

Потом, когда все завершилось, я некоторое время даже гордился своей настойчивостью и невежеством, которым только и объяснимо было это самое упорство. Ибо никому еще не удавалось от сотворения мира заставить сотрудников 9-го управления КГБ, а затем и Управления государственной охраны Украины нарушить инструкцию. Теперь-то я понимаю, что уважения заслуживала лишь выдержка этих самых сотрудников, которые не пристрелили меня на 67-м витке, имея в подмышечной кобуре 20-зарядного Стечкина и письменный приказ под роспись стрелять на поражение в случае нештатной ситуации.

Набежали тучи, пошел дождь, пока несильный. Удостоверение я уже не прятал в карман, а держал в руке, стараясь уберечь от дождя.

Вдруг что-то стронулось в мироздании. Около первого молодого человек стоял смуглый мужчина постарше в черном костюме.

— Что тут у вас? — спросил он у молодого человека сочным баритоном.

— Да вот не в списке, попасть хочет! — пояснил тот.

— А вы кто такой? — довольно доброжелательно поинтересовался у меня брюнет.

— Я фотограф газеты «Бизнес-экспресс», хочу сфотографировать президента Украины! — интонацию почтальона Печкина подавить мне не удалось.

— А вы хороший фотограф? — вполне серьезно спросил у меня человек в черном костюме.

Четыре часа назад я может быть и задумался бы над ответом.

— Конечно! — более развернуто ответить я не смог бы при всем желании: меня уже колотил озноб.

— Вы сможете сделать фотографию лучше, чем Масенас?

Эту фамилию я слышал впервые в жизни.

— Конечно! — попробуйте основательно замерзнуть, а потом выразить согласие одним словом, и вы поймете, что слово «кон-н-нечно!» в зубную дробь вписывается значительно ритмичнее, чем «Д-д-да!», но уступает «об-б-бязательно!».

— И лучше, чем Кожуховский? — мягко продолжал дознание человек в черном.

Я узнавал все больше интересного из разговора с новым знакомым.

— Конечно!

— Ну, тогда пойдемте! — пригласил меня человек в черном.

Молодой человек со списком молча взял у меня удостоверение и тщательно переписал его в свой манускрипт. Другой, появившийся из ниоткуда, так же молча прошелся нежными руками по моей фигуре от лодыжек до шеи и заглянул в кофр, для надежности ощупав его изнутри и снаружи.

Я проследовал за своим спасителем внутрь здания.

— Меня зовут Валерий Иванович! — представился он наконец на ходу.

Мы поднялись на второй этаж. На ковровой дорожке лестницы остались мокрые следы 46 размера…

В центре большого кабинета, вкусно целуясь, премьер обнимался с президентом. Правда, поцелуи можно было списать на родственные узы, которые связывали этих немолодых мужчин еще несколько лет назад, пока их дети не начали искать собственного счастья порознь.

Ласково улыбаясь, Валерий Иванович мягко втолкнул меня в кабинет. Дождавшись необходимой для глотка воздуха паузы между поцелуями, он с почтительным достоинством произнес своим потрясающим баритоном:

— А вот замечательный фотограф Андрей Федорович, он может сделать великолепные фотографии!

Объятия разжались, президент и премьер-министр молча смотрели на меня, впрочем, по-доброму. Я сообразил, что объявлен мой выход и жестами (от переживаний я напрочь забыл имя-отчество президента, премьерское же узнать заранее мне и в голову не пришло) быстро расставил их по свету и с максимальной скоростью сделал пяток дублей.

— А теперь общую фотографию!

Валерий Иванович, мягко задавая темп, руководил процессом с мастерством опытного режиссера. В кабинете, оказывается, находились еще несколько мужчин, но при всей своей солидности и неслабых габаритах они как бы растворялись на фоне гардин. Примерно как десантники в камуфляже в стоге сена.

Мужчины построились в ряд, в центре два бывших родственника, я сделал еще пару кадров. Только тут до меня дошло, что Валерий Иванович запомнил мое имя. Возгордиться я не успел — все дружной толпой вышли из кабинета и спустились к центральному входу.

— Поедете в аэропорт? — поинтересовался Валерий Иванович. И, не дожидаясь ответа, указательным пальцем подозвал самого первого молодого человека, затем кивнул в мою сторону, тихо сказав ему что-то. Молодой человек пристально взглянул на меня, распахнул дверцу ближайшей машины и коротким жестом пригласил на переднее сидение. Сам же сел позади и мы тронулись.

Наступало лучшее съемочное время — пара часов до заката. Мы неслись прямо на солнце, о непогоде не осталось и воспоминания, и я жмурился, как довольный кот, пытаясь сосредоточиться на предстоящей съемке в аэропорту. Я совершенно не представлял, что там будет. Очнулся же я, ощутив две крепкие офицерские ладони на своих грудных мышцах. Впрочем, недоразумение быстро разрешилось, когда ладони опустились на бедра — Андрюшу, как называли майора его коллеги, интересовала не моя анатомия, а содержимое карманов. Никогда бы не подумал, что в покрое мужских карманов есть эзотерический смысл — засунув руку в любой, можно мгновенно идентифицировать половую принадлежность владельца…

Кофр Андрюше я протянул уже сам — науку я всегда схватывал на лету.

На краю бескрайнего асфальтированного летного поля ревел турбинами ТУ-134 с большой надписью «Украина» на борту. Периодически всех присутствующих накрывало мягчайшими волнами керогазового чада. Солнце почти касалось взлетно-посадочной полосы, золотом заливая все из-под брюха самолета. Рядом с трапом президент опять обнимался с премьером, правда, на этот раз без поцелуев. Они крепко держали один другого за локти, с любовью вглядываясь в лица друг друга. Иногда внезапно они раскрывали объятия и крепко обнимались, слегка похлопывая ладошкой по спине визави. Подбородок каждого при этом мягко ложился на плечо другого, а взгляд становился задумчивым. Хотя однозначно это можно было сказать лишь про взгляд президента, которому досталась солнечная сторона. Глава державы, не мигая, смотрел на заходящее светило, делавшее его глаза медовыми. Ветерок слегка лохматил буйно-юношескую, практически без следов седины, шевелюру премьера. При этом казалось, что тот же ветер старательно избегает касаться тщательно уложенных не очень густых волос президента.

Провожающие почтительным полукружием стояли рядом. Я, не теряя времени, снимал, лихорадочно подсчитывая в уме количество оставшихся в камере кадров. Президент, разжав, наконец, объятия, прошелся вдоль строя, пожимая руки.

Один из провожающих, в белой адмиральской форме, после рукопожатия вручил президенту большую книгу и что-то произнес, наклонившись к самому уху главы державы. Президент открыл книгу — это оказалась коробка вроде тех, в которых продают дорогие конфеты. Но вместо конфет там лежал сложенный кусок материи с сине-желто-белым узором. Как оказалось, это был флаг — командующий ВМС Украины презентовал президенту новый флаг этих самых Военно-морских сил, который в муках разрабатывался уже лет пять. Кажется, это был окончательный вариант полотнища.

Затем, еще раз поцеловавшись с премьером, президент поднялся по трапу, остановился на верхней ступеньке и, повернувшись, помахал рукой. Все старательно замахали в ответ.

Дверь закрылась, трап отъехал, все выстроились вдоль белой линии на краю летного поля. Почему-то эти перестроения, совершаемые вдруг и без команды, внезапно мне напомнили эволюции первых физкультурных парадов 20-х годов, только вместо полуобнаженных атлетов здесь топтались костюмного вида мужчины в возрасте и в теле.

Самолет тронулся, все замахали, высоко поднимая руки. В одном из иллюминаторов мелькнула машущая в ответ рука.

— Когда сможете сделать снимки? — поинтересовался Валерий Иванович по дороге к машинам.

— Завтра! — ответил я…