О статье, где кандидат исторических наук пытается сравнить

плохо понимаемый им предмет с ничем
(СВОБОДНАЯ РЕЦЕНЗИЯ КРЫМСКОГО ПУБЛИЦИСТА)

23 февраля 2007 года <b>Владимир Поляков</b> из Симферополя на страницах газеты крымскотатарских националистов «Голос Крыма» поведал, что он готовит <b>книгу о партизанском движении в Крыму</b> в 1941-1944 годах, «которая, возможно, станет докторской диссертацией (къысмет олса)». И вот в научном журнале «Краезнавство» (N 4, 2011 г.) появляется одна из двадцати статей, обязательных для представления диссертации в ВАК.

Итак, берем в руки журнал, читаем публикацию В. Полякова «ОСОБЛИВОСТI ОРГАНIЗАЦIII I КЕРIВНИЦТВА ПАРТИЗАНСЬКИМ РУХОМ У КРИМУ В 1941-1944 РОКАХ» — стр. 116-121.

В первых своих строках автор декларирует, что его «статья впервые рассматривает особенности организации и руководства партизанским движением в Крыму в 1941-1944 годах в контексте общеукраинской практики». Сделаем некоторые уточнения.

Во-первых, в послевоенное время, особенно с рубежа хрущевской Оттепели, в СССР было издано огромное количество научной, научно-популярной, мемуарной и другой литературы, где можно найти базовый материал для сравнения партизанского движения в разных регионах Советского Союза.

Во-вторых, сравнивать можно всё. Что угодно и с чем угодно. В контексте или без оного — смотря какой контекст. Можно, допустим, сравнивать партизанское движение в Крыму с партизанским движением в Югославии, Польше или Италии. Естественно — с партизанским движением в Брянских лесах, в Карелии, в Литве. И, конечно, в Белоруссии. Не говоря уже об Украине.

Действительно, организация партизанского движения и борьба крымских партизан коренным образом отличается от тех процессов, которые проходили на Украине. Но украинского материала практически нет в статье Полякова! Поэтому как можно сравнивать два предмета, если один — крымский — дан фрагментарно и субъективно, а второй — украинский — вообще отсутствует? Так автор перечисляет архивные источники и литературу, которые он использовал: 21 из них посвящены крымским событиям, а одна книга — украинским.

О книге следует сказать особо, она того стоит. «Украiна партизанська. Партизанськi формування та органи керiвництва ними (1941-1945 рр.)». Авторы-составители: Владимир Лозицкий, Ольга Бажан, Анатолий Кентий, Александр Ткач. Издана в Киеве в 2001 году. Это документальное исследование — своеобразная тематическая энциклопедия: прочти, и многое узнаешь сразу!

Может быть, В. Поляков проработал этот фолиант досконально, зачитав — внимание! — каждую страницу до дыр? Нет, однако ж! Кандидат исторических наук из 319 страниц «Украины партизанской» ссылается два раза только на 1 (одну) страницу. А сейчас уважаемый читатель ахнет: на этой странице, 271-й, нет решительно ничего об упоминаемом В. Поляковым первом секретаре Черниговского обкома Фёдорове, ни о боевой подготовке сумских партизан, ни о 396-ти самолётовылетах на Украину.

Таким образом, В. Поляков при написании научной сравнительно-аналитической статьи о событиях в Крыму и на Украине вообще не ссылается на литературу или архивные источники, посвященные украинскому партизанскому движению.

Классный старт для докторской диссертации, которая будет. Къысмет олса — дай, Бог! (образный перевод с крымскотатарского языка). Браво, старший преподаватель кафедры истории Крымского инженерно-педагогического университета!

Читаем журнальную статью дальше.

В. Поляков отмечает высокий процент военнослужащих в рядах крымских партизан (35 % в 1941 году), но не приводит никаких сравнительных данных по Украине. Впрочем, откуда они могут быть? Мало того, автор сообщает, что количество военнослужащих, отступивших с Перекопа и присоединившихся к партизанам, «в несколько раз превысило «плановую» численность» партизан. Абсурд, ибо 35 % ни при каких математических манипуляциях не может превысить исходное число партизан, какое бы оно не было.

Или ещё пример — недопустимое сравнение авиатранспортных мероприятий, которые были осуществлены в разных хронологических рамках. Здесь уместно отметить, что В. Поляков — председатель Крымского отделения Российского собрания потомков великих авиаторов. Итак, он сообщает о широком использовании авиации для доставки в Крым боеприпасов, продовольствия, ротации командного состава, эвакуации на Большую землю раненых и т.д. Сравнивает при этом 711 самолётовылетов в Крым и 396 аналогичных вылетов на Украину. При этом упускает, что крымская цифра охватывает период с февраля 1942 по апрель 1944 года, а украинская — с января 1942 по март 1943 года. Возникает правомерный вопрос: неужели с апреля 1943 по октябрь 1944 года полёты к партизанам Украины не производились?

Подобную произвольную методику автор применяет, раскрывая тему подготовки партизанского движения на Украине и в Крыму. Во-первых, в его исследовании вообще нет хронологических и фактологических данных о закономерностях и особенностях подготовительного периода партизанского движения на всей территории Украины. Так, он пишет, что «первый секретарь Черниговского обкома А.Ф. Федоров, как и другие секретари обкомов Украины, получили задание формировать партизанское движение 5 июля 1941 года. В Крыму аналогичное решение принимается только 23 октября 1941 года». Это не совсем так!

Подготовка партизанского движения в Крыму велась с июля 1941 года, но, к сожалению, далеко не в полную силу. Сказалась общая неподготовленность командных звеньев в партийных, советских органах и в НКВД в решении неплановых, совершенно не разработанных задач, да ещё в глобальных масштабах. К этому можно прибавить отсутствие чёткой и эффективной координации вышеперечисленных структур с Вооруженными Силами, плюс характерная для ряда должностных лиц безответственность, некомпетентность, пассивность, отсутствие личной инициативы, биологическая трусость и т.д. И, тем не менее, к моменту оккупации Крымского полуострова (начало ноября 1941 г.) партизанское движение уже располагало людскими и материальными ресурсами, достаточными для эффективной борьбы с противником.

Подчеркнем, что уже 4 июля 1941 года в Крыму обком партии провёл совещание, где впервые были определены и задачи партизанского движения. Власти Крыма были нацелены на реализацию задач организации всенародной борьбы Директивой СНК и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 года, озвученной в речи И. Сталина 3 июля 1941 года. 18 июля 1941 года было принято Постановление ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу германских войск». Были и другие судьбоносные решения высших органов власти, исполнение которых было обязательно всеми подведомственными партийными и государственными структурами.

Сделано было немало. Можно было сделать больше, лучше, продуманней… Но это уже сослагательное наклонение. Заседание бюро обкома действительно состоялось 26 октября 1941 года.

Повторим, что первое совещание, где поднимался вопрос и о потенциальной партизанской войне обсуждался в Крымском обкоме ВКП(б) 4 июля 1941 года, т.е. на день раньше всеукраинского мероприятия. Автор же сравнивает совершенно несопоставимые категории: первое мероприятие на Украине с последним мероприятием в Крыму, между которыми дистанция более трех с половиной месяцев.

Поражает совершенно некритическое, произвольное отношение В. Полякова к архивным данным. Например, речь идет о профашистских коллаборационистах. Всего один абзац, даже пол абзаца: «Добровольцев-татар в Симферополе 8000 человек, украинцев-добровольцев 9000 человек. 2 марта 1942 по данным разведки, которая вернулась из Бахчисарая, было установлено, что 16 марта 1942 г. в Бахчисарай прибыл эшелон…» Как партизанские разведчики 2 марта могли установить, что через две недели, 16 марта, «прибыл» эшелон? Это, во-первых.

Во-вторых, количество добровольцев-украинцев — 9000! — не подтверждено другими источниками — ни советскими, ни немецкими. Такая астрономическая для Крыма величина должна была вызвать мгновенное и повышенное внимание исследователя к происхождению и содержанию данного документа, его критический анализ. Однако этого действия не произошло.

Автор декларирует, что одной из особенностей оценки партизанского движения после войны является «минимизация участия в коллаборационизме славянского населения». И кроме вышеупомянутой мифической цифры не приводит ни одного весомого аргумента, основанного на реальных фактах. Однако, с ноября 1941 года по апрель 1944 года в Крыму неизвестно ни одного случая использования в карательных антипартизанских акциях крупных подразделений (от батальона и выше), состоящих только из славян-коллаборационистов.

В третьих, автор отмечает, что одной из особенностей оценки партизанского движения «стала гипертрофированная роль поддержки оккупантов крымскотатарским населением». И кроме вышеотмеченной цифры (8000 татарских добровольцев в Симферополе) никаких других в статье нет.

Иные цифры известны многим. Так, 20 марта 1942 года начальник связи при рейхминистре по делам оккупированных Восточных территорий зондерфюрер СС Зиферс сообщает из Крыма в Берлин: «В целом мероприятия по вербовке можно считать законченными… Были зачислены: а) в населенных пунктах — около 6000, б) в лагерях — около 4000. Всего около 10000 добровольцев. По данным татарского комитета старосты деревень организовали ещё около 4000 человек для борьбы с партизанами. Кроме того, наготове около 5000 добровольцев для пополнения воинских частей .

Таким образом, при численности населения около 200 000 человек, татары выделили в распоряжение нашей армии около 20 000 человек» (ГААРК, ф. П-849, оп. 3, д. 315, л. 26-27).

Автор приводит данные о том, что на 1 января 1944 года в партизанских отрядах было 1922 русских, на втором месте — крымские татары — 320 человек, на третьем — украинцы — 270 человек, далее — армяне — 118 человек. Данные взяты В. Поляковым из официального документа Крымского штаба партизанского движения. Однако специалисты, изучающие историю партизанского движения в Крыму, знают, что эти цифры не абсолютные, они требуют корректировки. Но суть, в данном случае, в том, что автор апеллирует к цифрам, вырванным из контекста динамики изменения численного состава крымских партизан. Он умалчивает, что летом 1943 года во всех партизанских отрядах было наименьшее количество партизан — 227 человек. Из них не более пяти — крымские татары: Мемет Молочников, Курсеит Муратов, Сейтхалил Кадыев, Нафе Белялов, Рефат Мустафаев.

Рост партизанского движения осенью 1943 года был обусловлен рядом причин, главная из которых — изменение военно-стратегической обстановки на фронте в пользу Красной Армии: немецко-румынская группировка была изолирована на полуострове, захвачены плацдармы в Северном Крыму и под Керчью. По подсчётам Евгения Борисовича Мельничука, скрупулезного и обстоятельного исследователя партизанского движения в Крыму, на 15 января 1944 года на полуострове в действующих партизанских отрядах было 3773 человека, из них 612 татар. От 5 до 612-х! Более чем стодвадцатикратный рост, небывалый. Вот уж действительно, ни одна этническая группа на Украине не может гордиться такими патриотическими показателями. Однако, при этом автор ничего не сопоставляет и не анализирует. Мало того, из 612-ти партизан-татар добрую половину составляли вчерашние профашистские боевики. И тоже, казалось бы, можно было сделать многоплановое сравнение. Но не сделано ничего.

Статья изобилует неточными формулировками, какими-то новыми «поляковскими» терминами, абсолютно бездоказательными суждениями. Не было, например, в далеком XIX веке «Али Разбойника», был разбойник Алим, крестьянин из Феодосийского уезда. Алим — в переводе на русский «Знающий», Али — «Возвышенный». Как мы видим, разница есть. Впрочем, это мелочи, но есть вещи и посерьезнее.

О каком «экстерриториальном подходе» можно говорить, если практически все партизаны были крымчанами или воинами, которые сражались за Крым, или военнопленными, которые были взяты противником в плен во время боёв в Крыму.

Автор не очень хорошо разбирается в элементарных вопросах, связанных, в частности, со структурой и принципами управления партизанским движением в целом на Украине и в Крыму. Впервые он развивает некую идею о «сепаратизме» в партизанском движении, который ещё и «возрастает», но которого в действительности не было.

А чего стоит фраза «Крымский полуостров был линией фронта»! Это отражение великолепной «инженерной» логики (В. Поляков окончил автомобильно-дорожный институт, по специальности он инженер). Видимо, автор хотел сказать «район боевых действий», но запамятовал. Или — авторская страшилка о «дискриминационном характере» продовольственной помощи. Первоисточник информации: «Вдруг приходит какой-то командир и говорит…» Мог быть такой командир? Да, были и такие. Но нигде, ни в одном известном нам документе нет сведений о том, что продукты адресно сбрасывались отдельно военным или сотрудникам НКВД, а отдельно всем остальным партизанам.

Есть сущие открытия! Например, «дистанционная система управления», существовавшая якобы только в Крыму. Но все партизанские штабы: Центральный штаб партизанского движения, аналогичные республиканские, а часто и региональные, — находились в Москве, Ленинграде, в других городах, а также при штабах фронтов. Одним словом, за линией фронта, на советской территории. Находился в Краснодарском крае и Крымский штаб партизанского движения (КШПД). Секретари Крымского обкома Р. Ямпольский и Р. Музафаров были не «наблюдателями», как сообщает В. Поляков, а ответственными представителями КШПД. Они определяли стратегию и руководили партизанским движением непосредственно в горах Крыма.

Есть вообще вопиюще бездоказательные пассажи. Например (дословный перевод): «На самом деле как и на всей территории Украины в 1941-1942 население Крыма независимо от своей национальной принадлежности сначала относилось к новым властям очень лояльно». Из этой корявой фразы мы узнаем триединую «истину»: Все — везде и очень!

И молниеносно возникает вопрос к господину Полякову: его родные и близкие — русские и караимы, — проживавшие в период оккупации в Симферополе, тоже входили в упомянутую категорию «очень лояльно»? В ожидании публичного ответа можно самостоятельно сделать некоторые предположения. Итак, осень 1941 года. Немецкие и румынские войска устанавливают «новый порядок». Действительно, часть населения полуострова грезила надеждами на лучшую для себя жизнь. Мы знаем, что эта часть была немалая. Но как беспристрастный исследователь может говорить обо всех крымчанах? О семьях, которые уже получили похоронки на своих отцов, мужей и сыновей. О безногих, безруких, потерявших зрение и других инвалидах войны. О тех матерях, детях и женах, чьи родные были на фронте или в партизанских отрядах и о судьбе которых они ничего не знали. Каждый современник понимает, что здесь речь идет о представителях всех народов Крыма.

Публицистический жанр даёт мне возможность выделить на оккупированной территории крымских караимов, среди которых, можно предположить, были родственники В. Полякова. В конце 1941 года все караимы — «чтецы Торы» — с ужасом предчувствовали, что «новые власти» уничтожат их всех поголовно и безжалостно, так же, как и евреев, крымчаков и цыган. Однако нацисты переиграли свои планы и великодушно дали им возможность жить дальше. Жить, правда, следовало «очень лояльно»…

В описываемое время отец В. Полякова, Евгений Матвеевич, был на фронте. Можно утверждать, что штурман советского пикирующего бомбардировщика не знал, что и его русские родственники в родном Крыму тоже «очень лояльно» относятся к «новой власти». Жесткая версия. Но раз остепененный учёный сказал, что все, то значит все: русские, караимы…

«Научный труд» заканчивается, как и должно быть, списком источников и литературы. Правда — только по Крыму (см. выше). Отрадно отметить, что по сравнению с аналогичным списком, опубликованным в книге того же В. Полякова «Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно» (М., 2009) небольшой прогресс всё же есть. Честно говоря, автору не удается пока осилить общепринятый порядок ссылок на архивные документы. Хочется верить, что в многогранных своих увлечениях В. Поляков, являющийся, кстати, и председателем благотворительного фонда «Интеллект Крыма», преодолеет и эти трудности.

О способностях автора письменно изъясняться на украинском языке могу сказать со слов моих коллег и товарищей, хорошо знающих «рiдну мову», одно: скверно.

Разбирать статью В. Полякова можно до бесконечности. Это череда произвольных трактовок и сентенций, свидетельств неумения автора работать с источниками, сопоставлять их, анализировать и делать выводы, одним словом — профессионально мыслить. Создается впечатление, что автор вообще не знаком с методикой исторического исследования. И невольно вспоминается эпохальное откровение В. Полякова восемнадцатилетней давности, что он не является «профессиональным историком ни по должности, ни по образованию» («Крымские известия», 10 февраля 1994 г). Что ж, искренне и самокритично…

Повторим заявочную декларацию В. Полякова: «статья впервые рассматривает особенности организации и руководства партизанским движением в Крыму в 1941-1944 годах в контексте общеукраинской практики». Нет заявленного контекста. И не сыскать его днём с огнём! Поэтому, что можно рассматривать, тем более впервые?

Кстати, автор, вероятно, не совсем правильно понимает значение слова «контекст» — отсюда и изначально неверная постановка вопроса («в контексте общеукраинской практики»).

Сравнительных выводов как таковых нет в статье ни по одной позиции, ни по одной подтеме. Нет обобщающего итогового вывода. Это и не удивительно, ибо, повторим: как можно сравнивать два предмета, если один — крымский — дан фрагментарно и субъективно, а второй — украинский — вообще отсутствует.

И тем не менее, одна из двадцати ваковских публикаций уже есть. Она, впрочем, не первая и, естественно, не последняя…