Несколько дней назад, 18 октября, в Москве на 87-м году жизни умер Сергей Кара-Мурза.
Выпускник химического факультета Московского университета, завершивший студенческую учебу в 1961 году, он стал сначала специалистом, а потом и заметным ученым в своей науке. Дважды был в длительных научных командировках на Кубе, неоднократно посещал Испанию, в совершенстве владел испанским языком.
Но по-настоящему широкую известность Сергей Кара-Мурзе принесли его труды по социологии, политической истории, исследованию многоплановых и противоречивых процессов, развернувшихся в Советском Союзе, после — в России и во всем мире, начиная еще с 60-х-80-х годов прошлого века, затем в приснопамятные 90-е годы, и уже в первые десятилетия нового, 21-го, века. Работал Сергей Кара-Мурза до преклонных лет, последняя книга с его авторством — «Новое Средневековье XXI века, или Погружение в невежество», вышла в 2021 году.
Простой перечень трудов Сергей Кара-Мурзы займет не одну страницу. Не думаю, что на всем постсоветском пространстве найдется много людей, прочитавших их все. Например, я прочел только некоторые: «Манипуляция сознанием», «Советская цивилизация: от Великой Победы до наших дней», «Евреи, диссиденты и еврокоммунизм», «Антисоветский проект», «Революции на экспорт».
Автор достаточно оперативно проанализировал причины, ход и последствия так называемых «цветных революций» в двух бывших республиках Союза — «Революции роз» 2003 года в Грузии и «Оранжевой революции» 2004-2005 годов на существовавшей тогда еще Украине.
Читал его «Потерянный разум», «Столыпин — отец Русской революции» и кое-что еще, но уже в виде различных отрывков и выдержек. Не могу сказать, что согласен всегда и во всем, но читаются книги с неподдельным интересом.
Хватает, видимо, своих причин для того, почему мне, и предполагаю, многим, особенно в свете последних событий на войне и в мире, приходит на память ехидное и быстро ставшим популярным разъяснение предреволюционной обстановки во Франции, данное то ли аббатом Сиейесом, то ли Талейраном, а возможно, что они одновременно пришли к сходному выводу, но сказано было так: «Чего вы ищите революционеров? Искать их не надо. Они все сидят в Версальском дворце».
То есть, как было сформулировано, также разными людьми, только немного позже, истинные творцы революций — те, кого они свергают. Говоря фигурально, «низы» выходят на улицы и нередко берутся за оружие, когда на собственном опыте убеждаются, что политика «верхов», их образ жизни, превратившийся в откровенный паразитизм, доводят тех, кого принято называть простым народом, до ручки.
Широкие массы понимают, что их подталкивают к черте, за которой способно прекратиться физическое выживание тех, у кого ничего нет больше, кроме как собственной пары рабочих рук.
Об этом же напоминают и труды Сергея Кара-Мурзы — хотя бы книга про Столыпина, рассказавшая, как реформы, проводившиеся под его чутким руководством, с которыми иные политические деятели и сочинители исторических сказок о том, чего в действительности не было, до сих пор носятся, словно с писаной торбой, привели к результатам, прямо противоположным от задуманных.
Все такое правильно и справедливо, поскольку соответствует действительности. Но этот подход к истории объективно должен быть продолжен и всеобъемлющим осмыслением того поворота сюжета, что не только социальные и политические революции, но и их противоположности, противники революционных процессов — контрреволюции, происходят также во многом из-за тех, кого сбрасывают уже они.
Что и произошло с Советским Союзом в 1991 году. Но это был конечный итог более глубинных вещей и тенденций, ставших проявляться — что-то из них довольно явно, другое не так заметно — гораздо раньше.
Дело в том, что контрреволюция контрреволюции — рознь. Российская революция, приведшая к возникновению и развитию советской системы с ее социальным строем, государственностью, идеологией — всем, что с некоторых пор получило название «советского проекта», — победила контрреволюционные силы, выступившие против нее непосредственно на поле боя практически сразу после того, как революция победила и не успела даже толком заняться намеченной преобразовательской деятельностью.
Отсюда — Гражданская война в сопровождении иностранной интервенции, поддержавшая всем, на что была способна, противников советской власти.
Но известен и итог этой войны: безусловная победа революции. Точно так же закончился и второй натиск соединенных сил врагов советского проекта. Ведь Вторую Мировую войну, во многих ее аспектах можно оценивать именно так. Закончилась она победоносным для Советского Союза 1945 годом.
Но вот дальше… Не прибегая к персонификациям, чтобы не уделять им излишнего внимания (о конкретных личностях того времени и так сказано и продолжает говориться немало), но на 21-м съезде КПСС, состоявшемся в 1959 году, было провозглашено, что социализм в советской стране победил полностью и окончательно. А в 1961 году, на 22-м съезде партии приняли ее Третью программу, обещавшую построить коммунизм за каких-нибудь 20 лет.
Сделано это было не в последнюю очередь потому, что разработчики таких выводов и программ в самом деле вполне серьезно и искренне полагали, что после всех проверок на прочность, устроенных историей, настоящих испытаний огнем, советская страна прошла точку возврата, если таковая и существовала, бесповоротно и абсолютно. Значит, только и остается идти вперед, по избранному, выверенному во всех отношениях пути.
Прошло, однако, некоторое время, жизнь продолжалась, но как-то по-своему, расходясь, может быть, и не слишком заметно, но неуклонно и необратимо с программами, лозунгами, и в общем, официальным видением происходившего. Читатели, вероятно, уже заметили, что я, при случае, не прочь обращаться к анекдотам. Может, даже с перебором, но они, как по мне, имеют свойство отображать некоторые сложные вещи сжато и выразительно. Не воздержусь от этого вида народного сочинительства и сейчас.
Перечислим, то, что запомнилось, невзирая на немало прошедших лет.
Как известно, в 1977 году отправили на пенсию председателя Президиума Верховного Совета СССР Николая Виктровича Подгорного. Должность главы государства, оставаясь генеральным секретарем ЦК КПСС, занял Леонид Ильич Брежнев. Народ отреагировал так:
— Почему у Леонида Ильича теперь две работы?
— Потому, что наконец-то и он понял, что на одну зарплату в Советском Союзе не проживешь.
Или вопрос:
— При каком руководителе страны как жилось людям?
Ответ:
— При Ленине — один везет, трудно всем, и он сам не исключение. При Сталине — один везет, всем остальным страшно. При Хрущеве — снова везет один, а всем, будто в набитом до отказа трамвае, тошно. А при Брежневе, как в такси, — чем дальше, тем дороже.
В 1981 году подняли цены на водку. Классическая цена половины литра — 03 рубля 62 копейки ушла в прошлое, откуда возврата нет; вместо прежнего прейскуранта, продержавшегося почти два десятка лет, для «поллитуры» установили цену 05 рублей 30 копеек. Кто-нибудь, особенно из прекрасной половины человеческого рода, и сейчас скажет: «Да гори эта водка голубым огнем, будь моя воля, так лучше, чтобы ее вообще не было!»
Н-да, если бы так…
Решения о поднятии цен на горячительные напитки, во всех таких случаях означает и вот что: это признание, не важно, прямое или косвенное, в том, что прибыль от реальной экономики, в том числе от розничной торговли, перестает покрывать рост расходов на электричество и энергетику в целом, без чего невозможно никакое производство, на производственные издержки многих отраслей.
Поэтому те, от кого это зависит, нередко принимают давно известное решение с безотказным эффектом: делают более дорогими спиртные напитки. Но и этот эффект преходящ и к долгоиграющим не относится. Какой -то ответ на эту проявляющуюся раз за разом неразрешимость, содержится, видимо, в исторической сути явления денег: их история с древнейших времен и по сей день это история непрерывного обесценивания денежных знаков, а вместе с ними зарплат и прочих сравнительно легальных доходов.
Напомню, что в лексиконе официальной идеологии и политики советского государства категория инфляции применительно к своей стране в принципе отсутствовала.
Считалось, что у нас инфляция навсегда осталась в прошлом вместе со старым порядком, а где существует — так это в мире капитала, там она в порядке вещей, повседневное, неустранимое явление.
Народ и тут не остался в стороне. Смену ценников на народном напитке отметил стихами:
— Водка стоит шесть ноль восемь,
все равно мы пить не бросим.
Передайте Ильичу — нам и десять по плечу.
Ну, а если будет больше, то получится, как в Польше.
Ну, а если двадцать пять — будем Зимний брать опять.
Однако здесь народное творчество оказалось не в ладах с исторической диалектикой, произошла путаница с фазами и стадиями истории. Под исподволь нарастающим социальным и психологическим недовольством вызревала не очередная революция, а ее антагонист. С его приходом взятие Зимнего дворца в октябре 1917 года, как, впрочем, и вся революция, было предано анафеме.
События того времени в Польше, деятельность якобы профсоюза «Солидарность» и всех, кто к нему примкнул, также объективно вели эту страну к такой трансформации, что теперь наследница Речи Посполитой опять глухо окопалась в стане врагов России, не заморачиваясь тем, что такое Россия современная, с чего она взялась и какие в ней внутренние порядки. Россия враг, а потому надо помогать ее врагу — киевской власти.
А 40 с лишним лет назад, как и следовало ожидать, о чем мы уже говорили, запланированная инфляция за счет роста цен на водку на потребительский рынок в сторону улучшения не повлияла. В гастрономах центральной части Донецка в 1981-1982 годах возникли очереди за сливочным маслом, ставшего вдруг дефицитом.
В это же время, будучи студентом, я подрабатывал сторожем в Киевском районе города. Иной раз меня перебрасывали с моего постоянного поста на охрану продовольственных магазинов. И запомнились такие картинки с натуры: раннее морозное утро, где-то пятый час, понятно, еще совсем темно и холодно, но возле торгового заведения постепенно собирается народ. Мне скоро объяснили: занимаем очередь за мясом. И это при том, что Донбасс как горнопромышленный и металлургический регион снабжался съестными продуктами по первой категории.
Тогда же повысили цены на некоторые предметы домашней обстановки, помнится, на мебель, хрустальные сервизы и ковры. Товары, конечно, не первой необходимости, но по самому факту возникла, как называют ее социологи, отрицательная посылка.
И так, вообще, независимо от того, были или нет конкретные поводы, ходили всякие слухи и пересуды, будто бы «вот-вот все подорожает».
Сыграло, видно, свою роль то, что Леонид Ильич по своему образованию, работе, карьере вплоть до занятия высших государственных постов, был в первую очередь хозяйственником. Необходимого исторического, гуманитарного осмысления и переосмысления складывавшейся тогда действительности ему и тем, кто был с ним рядом — Косыгину, Тихонову, Суслову, другим, — как видно, не хватило.
А те, кто мог или даже обязан был по должности подсказать что-то высшим руководителям страны, направить ход их мыслей в русло, адекватное обстановке, или не смогли, а может, и не захотели с этим делом связываться.
Тут, кажется, в самом конце правления Брежнева и определенно уже при Андропове, в 1983 году, нам «подкинули» еще и нейтронную бомбу. Просто тогда в Америке изобрели, и тут же, видимо, неспроста, стали рекламировать ядерный боезаряд, классически не сильной мощности, но зато способный выпускать при разрыве концентрированный поток нейтронов — так, чтобы они убивали все живое, но материальные вещи, постройки, техника, все остальное при этом разрушались бы мало. Сторона, применившая нейтронную бомбу, убивала бы живую силу противника, но получала бы почти целым и невредимым все, чем он владел.
Советский анекдот не заставил себя ждать и здесь:
Встречаются два знакомых.
— Слушай, — спрашивает один другого, — объясни мне популярно, что такое нейтронная бомба?
— А это такая штука, что, если на нас ее сбросят, все останется, но мы — нет.
— Тогда не пойму, что на нас уже скинули. Смотри сам: мы есть — а в магазинах ничего нет.
Сергей Кара-Мурза в своем «Антисоветском проекте» отдельно отметил составляющие его и остающиеся в применении до сих пор насмешки, шутки, анекдоты — исподволь, но постоянно и последовательно, размывавшие и разрушавшие идеи, цели, смыслы, на чем Советский проект стоял и для чего он существовал.
Но почва для распространения таких словесных выпадов была отечественного производства, вся коллизия заключались, однако, в том, что бросившую вызов стране и обществу проблему не заметили и даже не сумели или не удосужились дать происходившему сколько-нибудь адекватного названия.
О проявившихся следствиях и результатах исторического переворота начала 90-х годов прошлого столетия Сергей Кара-Мурза размышлял практически в каждом своем труде. Эти размышления будут работать и теперь, когда автор книг, где они запечатлены, ушел из жизни.
И тут хотелось бы обратиться к сочинениям другого автора на темы истории и политики, чье имя и в наши дни воспринимается неоднозначно, нередко с откровенным отторжением, причем с разных, даже противостоящих позиций. Приведу совсем небольшой отрывок, он касается последствий вероятного, в случае наступления контрреволюции развала страны. Читаем:
— На самом деле, крушение диктатуры пролетариата означало бы многолетнюю гражданскую войну с попытками бессильной бонапартистской диктатуры в разных частях страны по деникинско-китайскому образцу, с неизбежной задержкой экономического и культурного развития на долгий ряд лет.
Это Лев Троцкий, из его «Открытого письма членам ВКП (б), написанного в 1930 году. Эти же мысли и предостережения человек, прозванный «демоном революции», воспроизводил и позже, в средине и во второй половине 30-х годов прошлого века, когда писал свои «Термидор» и «Преданную революцию».
Оговоримся, однако, сразу. Троцкий в своих предсказаниях сам допустил системную ошибку: принял некоторые проявляющиеся симптомы, элементы вызревания исторического переворота, находившегося тогда еще за «горизонтом событий», за его свершившийся факт. И феномен социальных революций, всех без исключения, и Российской, в частности, состоит среди многого прочего и в том, что все они когда-то становятся преданными. Но даже это не трагедия и тем более — не повод для исторической паники. Надо только вовремя уметь распознавать возникающие вызовы, проблемы и опасности.
А в остальном попробуем в предостережениях Троцкого заменить диктатуру пролетариата на советский проект и советскую цивилизацию — и мы увидим в последствиях их крушения и продолжающуюся на пространстве бывшего Союза уже много лет гражданскую войну, и слабость бонапартизма в его современном издании, и неизбежный при таких обстоятельствах регресс в экономике, социальной сфере, культуры. Список ущерба можно и продолжить.
Отодвинув сторону личность Троцкого, его противоречивую роль в истории, применявшуюся им терминологию, не во всем подходящую для последующих десятилетий, признаем, что к сути его предостережений надо было бы прислушаться лет за 60-50 до наших дней. Но в те годы, как было уже сказано, правило убеждение, что точки возврата безоговорочно пройдены, а опасности прошлого, также побежденные, как казалось, навсегда, никоим образом не могут получить какого-либо перевоплощения в будущем.
И поэтому, оглядываясь на тот период советской истории, откуда были взяты приведенные выше анекдоты, для верной оценки нужно выявить, в чем заключалось главное противоречие того времени.
Брежнев и те, кто был с ним рядом, в самом деле считали самым правильным для себя и других сосредоточить ресурсы — материальные, интеллектуальные, остальные — а с ними и внимание общества на решение, прежде всего, стоящих и возникающих в просматривающейся перспективе хозяйственных вопросов.
Через эти самые вопросы, выполняя пятилетку за пятилеткой, и предполагалось развивать социальную сферу, образование, науку, культуру, и прочее.
Глядя на избранный тогда курс сквозь исторический опыт, приобретенный на сегодняшний день, и к называемому условно «брежневскому» периоду относишься с бо́льшим хладнокровием и пониманием. Но надо понимать и то, что в те времена, невзирая уже на ни на какие мнения, решения и планы, работала историческая закономерность отката, или, опять вспоминая терминологию Троцкого, «отлива» революции.
И эта историческая закономерность, оставаясь неувиденной и непонятой, тем более, с каждым годом все сильней пронизывала систему и страну, созданные революционным переворотом во время его предшествовавшей фазы, на подъеме. Если бы этот закон истории сумели бы распознать тогда, хотя в каких-то пределах, жизнь поколения к которому принадлежу я, и тех, кто помоложе, могла бы сложиться по-другому. Не скажу, что легко. Вспоминая еще одного классика, напомню, что история никогда не похожа на ровный тротуар Невского проспекта, но жить было бы в чем-то лучше.
***
И вот теперь, по логике вещей, переходим уже к сводкам современной гражданской войны. С самого утра понедельника, 20 октября, появилось сообщение: за неделю, завершившуюся 19 октября, только на Луганском фронте, потери ВСУ достигли 4,2 тысячи человек. С фронта Донбасса цифр по этой теме не видел, но приводимом случае это неважно. В течение суток 19 октября на всех фронтах вэсэушники потеряли 1,6 тысячи своих солдат.
Подозреваю, что из этих погибших и раненых абсолютное большинство в 1991 годы были или малолетками, отчего спроса за известные события с них не может быть никакого, или вовсе тогда еще не родились — с ними и подавно все ясно. А то есть и такие, которые появились на свет уже в 21 веке. Кто для них революционеры, противники революций, политики, военачальники, ученые и публицисты прошлого, 20 столетия? По-человечески — абстрактные фигуры. Но крушение советского проекта догнало и этих, совсем молодых, даже юных, людей.
Пишущие о войне литераторы, журналисты не устают напоминать ту истину, что боевые действия — каждый залп артиллерии, любой сброс авиационной бомбы, просто выстрел из карабина — это очень часто человеческая трагедия, нередко непоправимая.
Есть такой английский историк — Дэвид Ирвинг, сейчас он уже человек преклонных лет, родился в 1938 году. Среди его книг — «Гибель каравана PQ-17» (в другой редакции «Уничтожение…» — И. С.), вышедшая еще в 1967 году. В произведении, приобретшем после выхода известность скандального бестселлера, а его сочинитель — репутацию скандалиста, много фактов, читается оно с интересом, хотя и заметно, что автор гоняется за сенсациями там, где их не было.
Старая, во всяком случае по времени выхода, книга вспомнилась и потому, что воскресным днем 19 октября ударный дрон укронацистов налетел на наш Докучаевск. В городке, успевшим стать уже тихим, отдыхающим от обстрелов и налетов, ранили местную жительницу, женщину 1951 года рождения. Уж она в 1991 году точно была взрослым человеком. Может и вспомнит, кто и почему загнал тогда нашу страну в положение злосчастного каравана, чье обозначение стало нарицательным. Помимо ранения женщины, в Докучаевске были повреждены три жилых дома и стоявший на улице легковой автомобиль.
Но на Донбассе на смену солнечным дням пришла переменная, иногда и полностью пасмурная погода. Из этого следует, что применять беспилотники становится трудней. Зато наступающая армия России получает больше шансов поддерживать свои штурмовые группы броневой техникой и артиллерийским огнем. Ведь при ясной погоде, как учит опыт этой войны, для беспилотников противника полевые орудия, боевые и грузовые машины — первейшая цель.
С применением всех пригодных для текущего момента средств ведения боя, Русская Армия 20-21 октября в Краснолиманском районе ДНР преодолевала оборону ВСУ поблизости от населенных пунктов Новоселка и Ставки.
На территории Красноармейска в эти дни идет штурм западной части города. Успехи отмечены и в окрестностях Красноармейска, возле сел Шахово и Проминь.
За Красноармейском взято село Ленино, находящееся рядом на границе с Днепропетровской областью, западнее села Удачное.
В старом теперь уже фильме «Земля Санникова», а вышел он на экраны в 1973 году, звучит песня с грустными, но одновременно оптимистичными словами: «Есть только миг, между прошлым и будущим, именно он называется жизнь». Большого открытия в этом нет, но понятно, что каждый прожитый миг также моментально становится прошлым. О нем мы и поговорили, но сделали это, как и всегда, для будущего.
А чтобы оптимизма прибавилось у людей, которым выпало жить в наше время, снова вставлю свои «пять копеек» в экономическую политику государства. Только это уже не анекдот, а случай из окружающей нас действительности. Возвращается один мой приятель с ночной смены, а было это в конце прошлой недели — по обыкновению, зашел на рынок и, встретив меня, рассказывает:
— Нравится мне наш народ. У кого получается, тот сам себя ни в чем не обделит. Сидит на рынке дедушка, я его уже по внешности заприметил, торгует салом. Так вот, недели три назад килограмм этого ценного продукта стоил у него 500 рублей, а подошел к нему неделю назад — уже 600. А сейчас, еще через неделю, за килограмм сала вынь ему целых 850 рублей, даже не 800 для ровного счета. И добро бы, сало было на вид аппетитным, случается, когда вид соответствует вкусу, а у него лежит какой-то шмат, даже потемневший, но цена… Интересно, почему ж такая? Что случилось за неделю?
Памятуя уроки истории, рекомендую государственной власти почаще заглядывать на потребительский рынок, чтобы воочию узнавать цену средней потребительской корзины и представлять, в какую сторону эта цена идет.
О боевых событиях подробнее будет, надеюсь, в следующем обзоре.
г.Донецк
На фото — плакат из прошлого
