Светлану Григорьевну Шаповалову называют матерью десятки немолодых, прошедших Афган суровых мужчин. А того, кто звал ее мамочкой, был другом, делился с ней своими мальчишескими секретами и писал наивные стихи о любви к ней, нет уже двадцать восемь лет. Сержант Игорь Шаповалов, единственный сын своих родителей, погиб девятнадцатилетним в Афганистане, а сама Светлана Григорьевна навсегда осталась солдатской матерью. Как ни покажется странным, но и она, посвятившая после гибели сына свою жизнь таким же оставшимся без наследников и помощников семьям воинов-интернационалистов, ничего не слышала об установленном приказом министра обороны празднике — Дне солдатской матери.
Мало того — понятия не имеет, что 8 мая его впервые отмечали в нашей стране. И это несмотря на то, что решение об установлении этого праздника было принято после встречи с активистами общественных организаций семей военнослужащих, погибших в мирное время, к чему Светлана Григорьевна имеет самое непосредственное отношение: и мать погибшего солдата, и редкостной активности общественница, награжденная за свою неутомимую деятельность орденом княгини Ольги.
Так и осталось непонятным, почему Министерство обороны само и «замотало» этот впервые отмечавшийся праздник с правильной идеей о «почтении исторической роли женщины-матери в формировании моральных и духовных качеств защитника Отчизны, дальнейшего развития воинских традиций, усиления военно-патриотического воспитания личного состава Вооруженных сил». Ведь помимо смысловой нагрузки, включающей, в том числе и посещение матерями погибших воинских частей, где служили их сыновья, установление нового праздника гарантирует социальную и правовую защиту семей погибших в мирное время воинов. Светлану Григорьевну все это искренне удивляет и радует одновременно. «За все годы ни Министерство обороны СССР, ни Министерство обороны Украины не вспомнило о нас, матерях и семьях погибших, — с огорчением говорит она. — Ничем и никогда не помогли, хотя есть вопросы, в которых слово военного ведомства могло оказаться веским и решающим. Просто не верится, что о нас наконец-то вспомнили, хотя опять же мы этого и не заметили.
Я многие годы возглавляю комитет семей погибших в Афганистане, а ко мне идут и идут женщины с проблемами сыновей, которые служат в современной армии. И хотя ничем не могу помочь этим женщинам, кроме как выслушать и дать им выговориться и поплакаться на моем плече, я советую им создавать свои комитеты солдатских матерей, чьи мальчишки служат сейчас или будут призваны в армию завтра. Надо ездить по воинским частям, проверять, как кормят, обувают и одевают ставших на защиту родины сыновей, своими глазами видеть, как относятся к ним в части, как относится к ним призвавшая их на службу страна, выявлять случаи дедовщины, которые приводят к бессмысленной гибели мальчишек. И министерство обороны тогда будет знать об общественном материнском контроле и сознавать свою ответственность за каждого солдата, а не в целом за армию».
Эта плохого качества фотография — единственная
в семейном архиве семьи Шаповаловых, хранящая известие
о том, что имя погибшего заместителя командира взвода спецназа
сержанта Игоря Шаповалова носит приписанный к порту Туапсе сухогруз»
Светлана Григорьевна Шаповалова прекрасно понимает тех женщин, кто отправляет в армию своих сыновей и непросто переживает расставание с ними, каждую минуту волнуясь о том, сыт ли, в тепле ли, дружен ли со своими ребятами, как относятся к нему командиры. Однако при всем уважении к их чувствам, они не сравнимы с теми, что переживают матери, потерявшие сыновей на такой бессмысленной, жестокой и чужой войне, как афганская. Матери, которым в дни службы и гибели сыновей в Афганистане, было сорок-сорок с небольшим, сейчас за семьдесят. Многие, и Светлана Григорьевна Шаповалова одна из них, с потерей сына потеряли всё: надежду, неродившихся внуков. И хотя все эти годы она делит горе с мужем, немало женщин лишены даже этого и живут один на один со своим горем. О том, как живется им, первому встречному не расскажешь. Время уносит память об афганской войне, а горе матерей от этого не становится меньше. Далеко не везде помнят об их сыновьях, чтут их память и помогают в одинокой старости.
— Мне пришлось столкнуться с вопиющим фактом, — рассказывает Светлана Григорьевна. — В одном из крымских сел живет одинокая женщина, потерявшая в Афганистане единственного сына. Живет на улице, которая носит его имя — это и всё, что сделало для нее государство и местная власть. Дом старый, пол провален, света нет, помочь некому. Колхоз развалился, а фермерам нет никакого дела до бабки. Когда мы в республиканском комитете воинов-интернационалистов узнали об этом, то сами бывшие афганцы помогли женщине. Но ведь не так должно это делаться, не на голом энтузиазме! Вот дали землю фермеру, так освободите его от части налогов, чтобы он регулярно помогал матери или семье погибшего солдата. Что толку от слов «никто не забыт, ничто не забыто», когда реальной помощи ноль?! Поверите, такие факты уже мало кого удивляют, гораздо больше люди удивляются тому, как относится в Керчи к нам, семьям погибших, местная власть.
Когда я рассказываю, что мэр ежегодно 15 февраля собирает нас за семейным столом, выделяет материальную помощь, а город ежемесячно доплачивает к пенсиям каждого родителя погибшего афганца из своего бюджета по пятьсот гривен и полностью освободил нас от оплаты коммунальных услуг, с трудом верят. Вы представляете, в каком отчаянном одиночестве и равнодушии живут семьи погибших, если они с трудом верят, что в Керчи помогли с реконструкцией памятников нашим сыновьям на кладбище, в центре города установили памятник афганцам!
Для нас это крайне важно, ведь уже не у всех погибших афганцев живы матери. Когда мы создавали комитет, в Керчи было двенадцать матерей погибших в Афганистане солдат и офицеров, после репатриации крымских татар нас стало тринадцать, сейчас — девять. Не только наши сыновья — мы уходим и в конце жизни нам еще страшнее от того, что вместе с нами не станет и памяти о наших детях. А государство не замечает ни наших материнских страхов, ни того, как живется семьям погибших. Сказать вам — не поверите. В то время, когда власти Керчи платят, как я сказала, по пятьсот гривен ежемесячно каждому родителю погибшего афганца, Крым — по сорок гривен на семью, а в прошлом году только с октября, в канун выборов, нам заплатили эти деньги.
Сейчас государство платит родителям погибших афганцев по сто восемьдесят семь гривен в месяц, за орден Красной Звезды, которым мой сын был награжден посмертно, отец получает ежемесячно сто двадцать гривен. Я рассказываю о помощи государства на собственном примере, чтобы вы знали, как на самом деле относится государство к семьям, потерявшим сыновей, порой бывшими, как в моем случае, единственными детьми, и которым не на кого рассчитывать в старости.
Мы все в таком возрасте, что нам полагается доплата к пенсии как детям войны. Однако государство на нас сэкономило, лишив даже этой мизерной в сорок девять гривен доплаты, потому что семьям погибших афганцев она не положена: видимо, чиновники решили, что мы и так много получаем. Я родом с Кубани, все мои живущие в России одноклассники имеют статус малолетних узников фашизма, потому что немец отступал, прикрываясь нами, детьми, как щитом. Но на Украине, как вы видите, нет не только этого — нам не положена даже доплата за статус детей войны.
В Министерство обороны актив Всеукраинского комитета семей погибших в Афганистане не обращался, но Тигипко кланяться ходили не единожды. В том числе и за то, чтобы вернули родителям погибших воинов-интернационалистов доплату за статус детей войны и повысили размер ежемесячной помощи за невернувшихся с войны сыновей до прожиточного минимума. Как и ветеранов Великой Отечественной войны, нас отослали ждать 2015 года, правда, посулив, что частичное повышение начнется с 2012-го. Вот поэтому я считаю, что День солдатской матери нужен, особенно нам, матерям погибших, но только чтобы он соответствовал уровню заботы государства о нас и о памяти наших сыновей — тогда это будет иметь смысл…
