ВОСПОМИНАНИЯ РОДИТЕЛЕЙ И НАС, ДВУХ СЫНОВЕЙ, О НИХ[1]
Юрчишко (в девичестве Ланская) Татьяна Николаевна (14.01.1922 – 25.04.2011г.) Родилась 14 января 1922г. В Новгородской обл. Старорусского р-на лесозавод № 10 (он находился против деревни Тулитово, на р.Пола). Мать – Ланская Надежда Лаврентьевна (в девичестве Курочкина).
Отец – Ланской Николай Александрович. Бабушка – Курочкина Прасковья Даниловна родилась в деревне Присморжье, жила в деревне Борки. Дедушка – Курочкин Лаврентий Васильевич.
Курочкин Николай Лаврентьевич — родной брат Ланской Надежды Лаврентьевны (в девичестве Курочкиной), умер в эвакуации в Молотовской обл. 08.04.1944г.
В городе Старая Русса мои родители жили на ул.Володарского, 10. Рядом был дом крестьянина. Дом был 2-х этажный. 1-й этаж был каменный, второй – деревянный. В городе проживало много немцев, у многих родственники жили в Ленинграде. В те годы была еще значительная безработица. У мамы на было постоянной работы, хотя она с отличием окончила гимназию.
Видно, через связи старорусских немцев, моя мама в 1931г. переехала из Старой Руссы в Ленинград. Я пока жила в Старой Руссе. Мама учила неграмотных в помещении закрытой к тому времени церкви на ул.Тверская. Наконец, она устроилась на работу в бухгалтерию прядильно-ниточного комбината им.Кирова.
В 1932г. я тоже переехала к маме в Ленинград. Жили мы в коммуналке у Елизаветы Карловны Кнодель на ул.Слуцкого 29, кв.26 на 3-м этаже (позже улице вернули ее первоначальное название Таврическая, так как она выходила на Таврический сад при Таврическом дворце).
***
Училась я в школе № 12 на ул.Кирочная. 1 декабря 1934г. убили С.М.Кирова. Прощание с ним было недалеко от нашего дома, в Таврическом дворце. Мне, 12-летней девчонке, все было интересно, и я побывала на похоронах Кирова. Его в городе любили, поэтому народа на похоронах было очень много. Конная милиция еле сдерживала толпу желающих проститься с Кировым. Я и еще несколько девчонок сумели вклиниться в эту толпу и прошли мимо гроба с Кировым.
Вышли, обсудили увиденное. Выяснилось, что я не рассмотрела редкий в то время орден Красного знамени на его груди. Решила пройти еще раз. Под брюхом лошади конного милиционера пробралась в эту очередь. Толпа двигалась такой плотной массой, что, если упадешь, затопчут. В определенный момент я почувствовала, что мои ноги оторвались от земли, и я повисла в воздухе.
Поняла, что меня несет толпа. Чувствую, что сейчас упаду, и меня просто затопчут. Я вцепилась руками в плечи идущего передо мной человека. Толпа несла меня вперед. У гроба такой давки уже не было. Я прошла мимо гроба и хорошо рассмотрела орден. Выбравшись оттуда, мы еще раз с девчонками все обсудили и разошлись по домам.
***
А со своим будущим мужем я познакомилась случайно. В 1937г. мне исполнилось 15 лет. Я окончила 7 классов и поступила в педагогический техникум им.Некрасова (он находился на ул.Звенигородская). Однажды во двор нашего дома пришел молодой летчик. Его, агитатора из аэроклуба, послали в ЖЭК провести беседу с жильцами.
Он увидел играющих во дворе ребят и попросил их обежать квартиры и пригласить жильцов дома в красный уголок для беседы. Среди школьников оказалась и я, «сероглазая любознательная девчонка» (так он меня называл). Так мы познакомились.
Моя мама явно на считала его очень удачной партией (он почти на 10 лет старше меня, показался ей простоватым, к тому же дочери надо учиться, а не думать о парнях). Телефона в нашей коммуналке на было, так что договориться о встрече втайне от мамы было непросто. А у Пети телефон был у соседей по коммуналке. Так что звонить должна была я. Скажем, отправит меня мама в магазин (он совсем рядом с домом), надо все купить да еще бегом сбегать на Суворовский пр. (на его пересечении с ул.9-я Советская был телефон-автомат. Это против кинотеатра «Искра»). Все надо сделать быстро, чтобы мама не задавала вопросов, почему я так долго ходила в магазин. А папе студентки техникума охарактеризовали маму так: «Это самая бедная, но и самая веселая девушка на нашем курсе».
***
В 1940г. я закончила педучилище и поступила на работу в школу на ул.Каляева учительницей начальных классов. Дали мне 2-й класс. Директором школы была Наталия Иосифовна Трунова, а завучем —Лидия Адриановна Порсина. Позднее мой класс перевели в школу на ул.Воинова (ныне ул.Шпалерная). Против школы находилось Военно-морское училище (они были нашими шефами).
В 1941г. я работала в школе учительницей начальных классов, а летом (отпуск мне еще не дали) стала работать воспитателем на площадке в Таврическом саду. Это были дети из нашей школы. Работа была на целый день. Питалась я вместе с ними.
В субботу 21 июня 1941г. я договорилась с Петей по телефону о встрече в воскресенье 22 июня, чтобы поехать на Кировские острова. Но в воскресенье мы все узнали о начале войны. В Ленинграде телефонов было немного, и мне пришлось, как всегда, бежать на угол ул.9-я Советская и Суворовского пр.
Петя болел – у него болело горло. Сказал, что о начале войны уже знает и собирается идти в военкомат (он летчик, младший политрук запаса). Многие люди постарше, узнав о начале войны, плакали. Они хорошо понимали, что такое война. В общем, встреча у нас состоялась только через 4 года, уже после войны. Моя мама по-прежнему работала на прядильно-ниточном комбинате, а я побежала в школу. Там собралось много народа.
После начала войны мы, учителя, стали по ночам дежурить в школе. У телефона. В Таврическом саду кое-где были вырыты, кажется, окопы. Ведь Таврический сад примыкал к Таврическому дворцу. Граница с Финляндией рядом, а финны — союзники Германии. Война.
***
Решено на лето вывезти детей из города в пионерские лагеря. Мысль такая: к осени война закончится, и дети вернутся в школы. Как-то после работы на площадке я пришла в школу и узнала, что завтра детей будут вывозить из города. Родители спросили меня, поеду ли я с детьми. Я сказала, что нет. Родители удивились (возмутились). Как, не едете?! С незнакомыми людьми мы своих детей отправлять не хотим! Все дело было в том, что я очень любила свою работу, к тому же не замужем, так что я проводила с детьми все свое свободное время.
Меня хорошо знали все родители детей моего класса (дети маму любили. Она была всегда веселая, не ругалась на детей, была заводная). Директриса школы не раз мне говорила: «Убери свои косички, а то ребята слушаться не будут!». Но ребята меня слушались.
Слух у меня был отличный (мне даже советовали учиться играть на скрипке, а там нужен идеальный слух). Бывало, я пишу что-то на доске, а кто-то в классе начинает разговаривать. Я, не оборачиваясь, прошу замолчать конкретного ученика. Они удивлялись этому. Некоторые родители даже порой приходили в школу и жаловались, что их дети после уроков идут не домой, а провожают свою учительницу до ее дома. В общем, родители пошли в РОНО и договорились, что с их детьми поеду я, 19-летняя девчонка. Директор школы сказала мне, что надо завтра утром прийти в школу с вещами (взять из расчета 1 мешок). Отправление — в 4 часа утра.
***
Я пришла домой и сказала это маме. Сборы были недолгими. Жили мы бедно, брать с собой особо было нечего, а о деньгах я особо не думала. Как поехали или пошли в школу с мамой, я не помню. Не помню, и с какого вокзала мы уехали в эвакуацию. От школы мы сели в трамвай, кажется, № 19 (как видно, уехали или с Витебского или с Варшавского вокзала).
У меня было 50 детей (из них двое 3-х леток). Меня упросили их взять, чтобы не разлучать со своими старшими братьями и сестрами. Ехали в телячьих вагонах. В каждом вагоне были нары по обе стороны от двери. Проем двери был закрыт доской. Ехали мы с довольно частыми остановками. Куда едем, не знали. Через некоторое время после отъезда нам сказали, что мы едем в Ярославскую область.
Когда, наконец, остановились окончательно, я увидела, что мы в Старой Руссе. Эти места я хорошо знала, так как жила здесь в детстве, а после каждое лето ездила из Ленинграда сюда на каникулы. Я не помню, мы сами пришли или нас привезли в дом против пристани на р.Полисть. На следующий день мы должны были ехать на пароходе, все очень устали и, разместившись прямо на полу, уснули.
Ночью объявили тревогу. Надо просыпаться и бежать на улицу (в бомбоубежище). А многие ребята, маленькие, не понимают этого. Поднимешь одного, а пока поднимаешь второго, первый опять лег и уснул. Пока я пыталась их поднять, тревога закончилась.
Утром всех нас погрузили на колесный пароход. Я с детства помнила его, когда ездила к своей бабушке. Плывем. Показалось место слияния двух рек (это хорошо видно по цвету воды: в одной части реки вода прозрачная, а в другой — желтая (мутная). С волнением смотрю, куда повернет пароход — влево к деревне Тулитово или вправо на Коровитчино (там его последняя остановка). Повернули вправо.
***
Наконец, пароход причалил к берегу. День был жаркий. Нас высадили и покормили (нас – это нашу школу). Подъехали две телеги. На них погрузили вещи и посадили мать Анны Ивановны Поповой, двух трехлеток и внучку Анны Ивановны – она была еще маленькая. Кто постарше, шли по полевой дороге, держась за телеги. Старшие просто шли рядом с телегами. Я, конечно, была замыкающей. Надо было следить, чтобы никто не отстал.
Шли до глубокой ночи. Темно, страшная усталость. Вот тогда я и узнала, что можно спать на ходу. Попадет нога в ямку или на кочку, тогда просыпаешься. К счастью, никого не потеряли.
Глубокой ночью пришли в какую-то деревню. Остановились около двухэтажного здания. Привал. Сразу легли спать. Кто около дома, кто — в самом доме, прямо на полу. В общем, кто где сумел. У меня с собой был только маленький узелок. Улеглась и я. Утром узнали, что это деревня Ляховичи (она на р.Ловать). Выяснилось, что в деревне не одна наша школа. Дома в деревне стоят в два ряда, посередине деревни — церковь.
В первый день мы расположились, кто где сумел. Я устроилась на втором этаже, около окна, и все смотрела на другую сторону реки. Как видно, там была дорога. Машины ехали по ней без конца.
Дальше начались обыкновенные дни, работа. Ребятам приказ: набить сеном и соломой свои мешки. Спать стало удобно и хорошо.
Наша столовая была в церкви. Сколько было детей, чьи они, мы не обращали внимания. Продуктов, взятых из Ленинграда, хватало. Было даже много яиц, колбаса разная. Мы угостили красноармейцев какой-то части, выходившей из боев. Ходили купаться на р.Ловать.
***
А дня через два-три всех директоров школ, оказавшихся в Ляховичах, вызвали к начальству. Им сказали, что в девяти километрах отсюда идет бой и нужно немедленно уходить. Транспорта не было. Будет или нет, неизвестно.
Бывшая завуч нашей школы, а теперь ее директор Лидия Адриановна Порсина приняла решение: старшие ребята немедленно отправились с ней пешком на железнодорожную станцию Пола. Они уходили налегке. Большую часть продуктов и вещей ребят оставили со мной в Ляховичах, в сенях дома, у хозяев, где мы ночевали.
Утром я сходила на реку за водой. После села у окна пить чай с хозяевами. Вдруг я увидела, что подъехали три военных грузовика и что-то засуетились около них люди. Стали грузить вещи и детей. Я, конечно, побежала узнавать. Мне сказали, что это последние машины из Старой Руссы. Больше машин не будет.
Я рассказала военным, что я здесь одна (19-летняя девчонка) — с вещами и продуктами школьников. Машины подъехали к дому и их стали грузить. Набрали целую машину, а у меня еще примерно столько же в коридоре. Что мне делать?
Руководила отправкой машин какая-то женщина. Она кричит, чтобы груженые машины немедленно уезжали. Кажется, слышны звуки орудий. Она кричит, что кто не готов, сбрасывайте вещи и немедленно уезжайте. Спасибо военному (не рассмотрела его звание) — как видно, ему стало меня жалко, и он сказал, чтобы я пока спряталась (ушла куда-нибудь в сторону). Он пояснил, что начальство сбрасывать вещи не будет, а машинам уже надо ехать.
Так, они загрузили вторую 3-хтонную машину полностью. Я и военный сели в кузов прямо на вещи. Их было очень много, выше борта машины, поэтому их приходилось постоянно подтягивать к центру кузова, чтобы они не свалились на дорогу.
Вскоре мы догнали машины, уехавшие раньше нас. Остановились, наломали веток и вставили их в борта машины: считалось, что такой нехитрый камуфляж спасет нас от немецких самолетов. Наконец, мы догнали колонну ушедших ранее наших ребят, но взять к себе никого не смогли. Машина и так была сильно перегружена.
Поехали дальше, в сторону станции Пола. Подъехали к какой-то деревне с церковью и колокольней. Я сразу узнала ее — это была деревня Борки, где жили наши родственники. Я приезжала к ним каждое лето. Я попросила военных остановиться на минутку, чтобы попрощаться со своими близкими. Их дом был рядом с церковью. Военные дали мне пилотку, так как где моя шапка или платок, я не знала.
Я заскочила к своим. Ко мне подбежал мамин брат Николай Лаврентьевич Курочкин, его жена Вера Николаевна Парфинская, моя бабушка Прасковья Даниловна Курочкина и двоюродный брат Женя-маленький. Увидев у меня на голове солдатскую пилотку, они подумали, что меня забрали в армию (в военное время мы все, женщины-учителя, являлись санинструкторами). Я сказала, что нет, что я еду на станцию Пола с вещами наших школьников, что оттуда поездом мы поедем дальше.
Родные сказали, что тоже собираются уезжать. Вот только закопают в огороде самые ценные вещи — пуховые подушки, красивую посуду, швейную машинку и т.п. Они успели уехать до захвата гитлеровцами этих мест в Молотовскую обл., Верещагинский р-н, разъезд № 29, Субботники.
***
Спасибо, что военные подождали меня, и мы поехали дальше. Вскоре мы были уже на станции. Подъехали к вагонам. Там уже разгрузили приехавшую раньше первую машину. Туда же выгрузили и нашу. Получилась целая гора вещей. Военных послали куда-то в другое место.
Неожиданно для себя я встретилась со своей бабушкой еще раз. Она пришла пешком из деревни Борки на станцию Пола, а это 1,5 км. Как только она выдержала этот поход! Посидели немного. «Видно, мы с тобой больше не увидимся», — сказала она на прощание. Как чувствовала. Не увидела я больше и брата мамы, Николая Лаврентьевича Курочкина. Я его называла папой, так как своего отца я знала только по фотографии: он умер, когда мне было 11 месяцев, в декабре 1922г.
Умер Николай Лаврентьевич уже в эвакуации, в Молотовской обл. (ныне Пермской). Он был послан на лесозаготовки, простудился, плюс туберкулез. Умер он 8 апреля 1944г.
***
А тем временем на станции Пола собралось уже несколько школ. У каждого — куча вещей. Все ждут скорейшей отправки подальше от линии фронта. Сюда уже летают немецкие самолеты, как видно, на разведку. Стоит эшелон. Оказалось, что часть наших старших ребят, которые пришли раньше нас, уже подготовили свой вагон к отправке. Все вымыли, постелили солому, даже сами погрузились.
Но тут выяснилось, что части детей из нашей школы еще нет, нет и их вещей. Нам приказали выгрузиться: мол, поедут те школы, которые готовы полностью. Ждать некогда. Так как, сами того не подозревая, люди второй раз, возможно, подарили мне жизнь (первый раз это было, когда мне приказали уехать с детьми из Ленинграда). Этот эшелон был полностью разбомблен немецкой авиацией на следующей станции (Лычково).
А мы на другой день кормили ребят на станции завтраком и ждали наш эшелон. Там были бараки, и мы прижали ребят к самой стенке, чтобы их не было видно, когда прилетал немецкий самолет. Пусть немцы думают, что на станции пусто и нет резона ее бомбить.
Наконец-то отправились и мы. Вагоны нам дали пассажирские (я не понял). Нам сказали , что мы едем в Ярославскую обл. Начальником поезда был мужчина из Ленинграда (из РОНО или ГОРОНО). Я его знала еще по Ленинграду. Ребят предупредили, что если налетят немецкие самолеты, чтобы никто никуда не бегал, голову под скамейку — и не высовываться в окна. Пусть немцы думают, что это просто порожняк, который угоняют от линии фронта. И его не станут бомбить.
На остановках продукты в наш вагон приносили старшие ребята.
***
Наконец, мы доехали до Ярославской обл., но нас там не выгрузили, а повезли дальше. Так мы доехали до Костромской обл., до станции Антропово. Ехали мы до нее целый месяц. Начальник поезда за это время стал седым. Но все доехали живыми и здоровыми. Выгрузились из поезда. А дальше со станции Антропово отправились пешком через райцентр Палкино в деревню Богослов.
Дорога от станции Антропово до деревни Богослов холмистая. За рекой — близко лес. Дальше — райцентр Палкино. Нас разместили в 2-хэтажной школе на окраине деревни Богослов, за сельсоветом. Это была бывшая усадьба барона Остен-Сакена. Дом был деревянный, бревенчатый, стоял на горе, внизу деревня Заречное, два пруда (небольшой пруд около школы), остатки липовых аллей. Вероятно, здесь раньше был хороший парк. В общем, красивое место.
Река Шача. Вода в ней очень мягкая. На реке мельница. Радио мы бегали слушать в сельсовет. В деревне была большая церковь.
Осенью интернат перевели в деревню Богослов, в одноэтажную школу. К школе примыкал выделенный нам колхозом участок в 2 га. Вспахать участок нам помог председатель колхоза, женщины, дети. А дальше — мы сами. У нас было всего 5 лопат, а надо было сделать грядки и т.д. Ребята работали на участке по часу, а после шли спать. Так все по очереди.
Часть старших ребят летом работали в колхозе, а зимой учились. Самые старшие ребята жили в райцентре Палкино, а на выходные приходили в деревню Богослов, как домой — у многих здесь жили их младшие братья и сестры. Часть ребят работала на заготовке грибов. Я с малышами заготавливала грибы и ягоды в лесу. В болотистых местах было много клюквы. Бывало, захочется пить, надавишь пяткой ноги на мох, выступает вода. Отведешь руками ряску в сторону и пьешь. Никто не отравился.
Грибов и ягод в лесу было много. Мы заготавливали их целыми мешками. Собранные грибы и ягоды мы сушили на печке и в печке. Все шло на общий стол, так что в выходные мы пекли пироги. Сладкое интернат получал от государства. Молоко — в колхозе, на ферме. До нее было около 1,5 км. Маслозавод был от нас примерно в 3-х км.
За молоком я ходила на ферму, с ведром, по тропинке через лес. Ходить надо было очень рано утром, к дойке. Ночь, темно, хоть глаза выколи. Тропинки совершенно не видно, деревья огромной высоты. Чтобы не сбиться с тропинки, я смотрела вверх. Там была видна темная полоска неба. Идешь тихо, стараясь, чтобы не треснул сучок под ногами, буквально боишься громко дышать (лучше, вообще, идти, сняв обувь, чтобы было не слышно). Было страшно. Говорили, что в лесу прячутся дезертиры. Такие походы приходилось совершать регулярно (не один раз). Врач обслуживал наш интернат (и, возможно, детсад), приезжих детей.
***
Председатель колхоза нам всегда помогал. Мы не знали, что такое распутица. Первую весну мы выкрутились, так как часть овощей была своя. На мельнице смололи овес и др., поэтому у нас всегда была каша и овсяный кисель. В общем, весной мы выкрутились, а в остальное время нас уже снабжали хорошо. В целом, в условиях войны снабжение было хорошее, но работали мы очень много.
Официальных выходных у нас не было. Выходной брали только тогда, когда нужна была стирка. Примерно через полгода мы, сотрудники интерната, получили первую зарплату. Она была у нас небольшая. Одеждой и обувью обеспечивали только ребят. Сотрудники делали это за свой счет. Так что по вызову в Ленинград после войны я приехала в калошах.
Мы, воспитатели, питались вместе с детьми, так что вопросы о качестве пищи для детей возникнуть не могли. Кладовка была полна различными продуктами. Она не запиралась. Когда к нам попали несколько ребят из другого интерната, они этому очень удивились. Сказали, что «у нас ведь все разворуют, как в их интернате» (и в ряде других). Я им объяснила, что мы не запираем кладовку сознательно — все сыты и т.д. Всем всё выдают по справедливости. Кто же будет воровать у самих себя?
Баня была регулярной. Когда у нескольких девочек обнаружили вши, я их сама купала. Соблюдала все меры гигиены. Я не заразилась, а они вылечились. Был случай — у меня пропали две девочки. В условиях военного времени меня могли судить. К счастью, они быстро нашлись — сбежали к своим родственникам, оказавшимся недалеко от интерната. Они решили, что им у родственников будет лучше.
Ошиблись. В условиях голода лишние рты были в тягость. Там жить оказалось много хуже, чем в интернате. Они попросились обратно. Их не приняли, чтобы другим было неповадно. По меркам военного времени, жизнь в интернате была хорошая — никто не умер…
За проделанную работу директор интерната Лидия Адриановна Порсина была награждена орденом Ленина. А мама получила медаль «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». После войны я продолжила работать в школе г.Ленинграда учительницей начальных классов.
После вышла замуж за Петра Устиновича Юрчишко, с которым познакомилась еще студенткой в 1937г. Он был офицером. В 1951г. его перевели из Ленинграда в Крым, в город Симферополь…
Юрчишко Л.П. и Юрчишко В.П.
