Хотя Пётр Георгиевич был намного старше меня, с ним сложились очень хорошие дружеские отношения. Он любил вечерами побеседовать со мной по различным спорным теоретическим вопросам уголовного и уголовно-процессуального права. Я очень увлекался изучением этих юридических наук.
При получении им какого-нибудь материла со сложной фабулой преступления, когда с кондачка невозможно было сразу определить состав преступления, Исаков приглашал меня по телефону. Я спускался со второго этажа, где был мой кабинет, и через пару минут представал перед светлыми очами своего начальника. Ознакомив кратко с материалами дела, он задавал мне один и тот же вопрос: какой наличествует, по моему мнению, состав преступления?
Разумеется, у него на тот момент уже было выработано своё мнение. Но, видимо, таким путём он хотел в нём убедиться. Когда моё мнение совпадало с его, он соскакивал со стула и, счастливо поводя своими длинными усами, пожимал мою руку в знак благодарности и торжественно произносил: «Я всегда говорил: одна голова хорошо, а полторы — лучше!» После этого мы с ним расставались. Я, обрадованный тем, что дал правильный ответ, свои полголовы гордо нёс в кабинет, чтобы продолжить ею думать над своими уголовными делами.
Как-то утром я едва не опоздал на работу. Поэтому, ворвавшись в здание УВД, я не поднялся в свой кабинет, а сразу зашёл к Исакову. Ему я рассказал, что с женой перед работой успели достирать бельё, и даже повесить сушиться. Он поинтересовался, как мы стираем. Я сказал, что это делаем старинным проверенным способом с помощью стиральной доски, имевшей гофрированную металлическую поверхность, о которую трётся стираемое замоченное заранее бельё.
Поведал, что слышал, будто бы есть какие-то электрические стиральные машины, выполняющие эту работу вместо человека. Но эти слухи отношу к числу фантазии. Моя мама, стиравшая всю жизнь на доске, рано умерла, и потому она ничего не слыхала об электрической стиральной машине.
И тут меня Исаков огорошил, заявив, что он бельё стирает с недавнего времени именно на такой машине, но просил ни в коем случае никому из сотрудников об этом не говорить, даже под самой страшной пыткой. Машина якобы сама стирала бельё, которое не нужно было отжимать от воды вручную. Это делалось при помощи установленных на машине двух резиновых валиков, между которыми закладывалось мокрое бельё. Оставалось только ручкой крутить.
Ещё он сказал, что директор магазина, в который иногда приходит несколько машин для стирки белья, его хороший приятель, и потому он постарается достать эту диковинку и для меня.
Но сложным было не только её достать, а суметь вынести из магазина так, чтобы эту операцию не засекли народные контролёры. Тогда, когда в стране абсолютно всё было сверхдефицитом, бдительных граждан с красными повязками и со специальными значками на груди было видимо-невидимо. Создавалось такое впечатление, что каждый второй гражданин является народным контролёром.
Они были во всех магазинах с утра и до их закрытия. Зорко следили за тем, чтобы дефицитный товар не расползался по блату, а доставался гражданам, честно выдержавшим иногда кровавый бой у торгового прилавка. Они постоянно информировали партийные органы о выявленных фактах нарушения правил советской торговли.
Я уже стал забывать о моём разговоре с Исаковым о фантастической машине для стирки белья, когда примерно через полгода после нашего разговора он позвонил мне и сказал, чтобы я срочно вышел на улицу. Меня он ожидал около машины дежурной части. Мы быстро заскочили в машину и, как оказалось, помчались в магазин к знакомому ему директору, который для реализации населению города получил три стиральных машины «Волна» стоимостью, как сейчас помню, 80 рублей.
Магазин находился на обеденном перерыве, после окончания которого должна была начаться продажа супердефицита. Возле него собралась громадная толпа бушующих покупателей. Продавец по показанному удостоверению Исакова открыла нам двери, и мы зашли в подсобку, в которой нас ждал директор. Кроме него находился какой-то представительный мужчина.
Тут я впервые в жизни увидел эти машины. Две были упакованы, а одна без упаковки стояла у стены под открытым настежь небольшим окном, находящимся под самым потолком. Исаков представил нас как сотрудников милиции, прибывших по вызову. На его вопрос, что случилось, директор магазина сказал, что во время перерыва он отлучился на полчаса, а когда вернулся в подсобку, то увидел, как какой-то мужчина подтаскивает к окну разупакованную стиральную машину. Чтобы не быть задержанным, вор удрал в окно.
Исаков сказал, что вора можно будет установить с помощью оставленных им следов пальцев рук. Он вытащил из кармана лупу и стал внимательно рассматривать поверхность машины. Печально покачав головой, сказал, что машину надо изъять и отвезти эксперту-криминалисту, чтобы он как профессионал её тщательно осмотрел с помощью специальных приборов, так как следы нечётко отобразились на поверхности.
Конечно, директор не стал возражать. Он позвал двух грузчиков, забросивших стиралку в милицейскую машину. Исаков приказал, чтобы я остался и написал расписку об изъятии милицией машины для стирки. Мужчина, оказавшийся народным контролёром, не сводившим глаз с Исакова, пошёл вслед за ним, объясняя возмущённым гражданам, что машина изымается для проведения расследования.
Я, вручив деньги директору магазина, выскочил из подсобки, сел в ожидавшую милицейскую машину, и мы помчались ко мне домой, чтобы выгрузить бесценный груз.
Вечером на работе я всё-таки сказал коммунисту Исакову, что мне как комсомольцу стыдно было приобретать стиральную машину по блату. Он мне ответил, что если бы не он, то два придурка-комсомольца, то есть я с женой стирали бы своё барахло до гроба на гофрированной доске.
…Эта машина простояла у нас много лет в кладовке без использования, после того, как её заменила современное чудо-стиральная машина, напичканная электроникой. Только недавно, чтобы освободить место, её отдали молодому парню-соседу. Больше она не напоминает мне о том, как досталась.