Дата 15 декабря 1917 г. едва ли что-то может сказать значительной массе нынешних обывателей. И даже те из них, кто мало-мальски знаком с историей Крыма в XX столетии, едва ли могут сходу сказать, чем примечателен этот декабрьский день. Между тем, произошедшее в этот день оказало значительное влияние на последующие события не только в Крыму, но и далеко за его пределами. <br />
Осенью 1917 г. на территории Крымского полуострова сложилась взрывоопасная обстановка. Известие о произошедшем в Петрограде большевицком вооруженном перевороте было с негодованием встречено крымской общественностью.
Манифестация на площади Нахимова
Против захвата власти большевиками выступили представители практически всех политических партий, по Таврической губернии прокатилась волна демонстраций протеста.
Лишь в Севастополе в воинских частях и на кораблях Черноморского флота прошли митинги в поддержку Советов, завершившиеся массовой демонстрацией под лозунгом «Да здравствует пролетарская революция!». Центральный комитет Черноморского флота направил в Петроград приветственную телеграмму, а командующий флотом адмирал Александр Немитц отдал приказ о признании власти Советов.
26 октября 1917 г. Севастопольский совет, единственный в губернии, провозгласил взятие власти в свои руки. Все остальные советы Крыма и Северной Таврии (за исключением Бердянского и Керченского, которые не выразили безоговорочного осуждения большевиков) назвали действия ленинцев «безумной преступной авантюрой», ведущей к гражданской войне.
Дальнейшее развитие событий показало, сколь верным оказался этот неутешительный и горький прогноз.
Укрепляя свое влияние в массах, присланные из Петрограда большевицкие агитаторы активно выступали на митингах, претворяя в жизнь указание центра — «превратить Севастополь в революционный базис Черноморского побережья», в Кронштадт юга.
Чтобы помочь читателям понять зловещий смысл этого призыва, необходимо напомнить, что еще до Октябрьского переворота, в феврале-марте 1917 г., военно-морская база Балтийского флота Кронштадт снискала недобрую славу как место массовых убийств офицеров.
Но если кровавые расправы на Балтике носили характер неуправляемых преступных эксцессов, то превращение Севастополя в «революционный базис Черноморского побережья» осуществлялось вполне координировано.
Балтийцев специально присылали сюда для «обмена передовым опытом», а прибывшие в город осенью 1917 г. большевицкие функционеры были направлены непосредственно Яковом Свердловым, будущим активным инициатором разгона Учредительного собрания, расстрела царской семьи, красного террора и массовых репрессий против казачества.
6 ноября 1917 г. в Морском собрании Севастополя открылся 1-й Общечерноморский съезд, итогом которого стало упрочение позиций большевиков и принятие резолюции о формировании и последующей отправке на Дон для борьбы с атаманом Калединым отряда вооруженных матросов численностью 2500 человек.
Однако предпринятая попытка экспорта революции не увенчалась успехом. Встретив под Ростовом ожесточенное сопротивление со стороны офицерских и казачьих частей, красногвардейский десант возвратился обратно.
Потерпев неудачу на Дону, понеся значительные потери в сражениях с отрядами добровольцев и казаков, вернувшиеся в Крым моряки жаждали мести.
Поскольку командование флотом категорически возражало против посылки отряда на Дон, а сами оказавшие сопротивление красногвардейцам добровольческие и казачьи отряды состояли преимущественно из офицеров, флотские офицерские кадры стали рассматриваться моряками как явные «пособники контрреволюции», и были обречены на расправу.
10 декабря 1917 г. в Севастополь были доставлены тела 18 (по другим данным — 60) красногвардейцев, погибших в сражении под Белгородом, которых хоронили в тот же день.
«Похороны матросов, — вспоминал очевидец, подполковник 6-го Морского полка, георгиевский кавалер, Николай Кришевский, — были колоссальной демонстрацией: убитых уложили в открытые гробы, не обмытых, в крови, с зияющими ранами. Процессию сопровождали все матросы, весь гарнизон, все оркестры и громадная толпа простонародья, всего тысяч сорок. Вся эта масса обошла город, часто оста^навливаясь при произнесении самых кровожадных речей, направленных против офицеров и интеллигенции. Толпа ревела, требовала немедленного избиения офицеров, и только случайно оно не произошло».»
Производится массовое разоружение офицеров. По этому случаю судовые команды выносят грозные резолюции: «Сметем всех явных и тайных контрреволюционеров, старающихся препятствовать на пути к завоеванию революции»; «Ни одного револьвера, ни одной сабли у офицеров быть не должно. Все виды оружия должны быть у них отобраны. Вооруженная контрреволюция является опасностью для революции <…>За укрывательство оружия офицеры подвергаются немедленному аресту».»
12 декабря 1917 г. представители возвратившегося из-под Белгорода I-го Черноморского революционного отряда заявили на заседании Севастопольского совета, что отряд не только не признает его авторитета и распоряжений, но требует в 24 часа очистить помещение исполкома, угрожая в противном случае разогнать совет силой.
Местные большевики тотчас приняли декларацию о собственном выходе из состава Совета, окончательно, по их мнению, скомпрометировавшего себя перед массами, и настаивали на его переизбрании.
Первой жертвой надвигающегося террора стал мичман Николай Скородинский. 13 декабря 1917 г. он был застрелен на миноносце «Фидониси». По данным Кришевского, причиной гибели мичмана стали его критические высказывания в адрес члена Севастопольского совета, Надежды Островской, присланной из Петрограда вместе с другими большевицкими функционерами и «давно призывавшей матросов к резне офицеров».»
«Едва он сказал эти слова, — продолжает Кришевский, — как из стоявшей позади его группы матросов кто-то выстрелил в него в упор из револьвера, убив наповал».»
Гроб с телом мичмана, помимо родных, сопровождали на кладбище «более тысячи морских и сухопутных офицеров, печальных и мрачных, с опущенными головами», медленно двигавшихся за гробом «без музыки, без певчих и без почетной полуроты…»»
Никакого сочувствия улицы похороны не вызвали. «Ни одного матроса, ни одного солдата, рабочего или простолюдина не было в процессии, никто не останавливался, не снимал шапок, не крестился, и только иногда, проходя по улице, было слышно из групп матросов и простонародья: — «Собаке собачья смерть»… «Всех бы их так»… «Скоро всем конец»…»»
Эти события стали прологом к страшной трагедии, разыгравшейся в ночь с 15 на 16 декабря.
15 декабря 1917 г. команда плавучих средств Севастопольской крепости обратилась в совет с требованием создать военно-революционный трибунал с неограниченными правами для борьбы со «спекулянтами, мародерами, контрреволюционерами и другими преступниками революции».
Вечером того же дня по указанию комиссара Черноморского флота Василия Роменца на эсминце «Гаджибей» команда арестовала 6 офицеров и решила поместить их в тюрьму. Но так как там отказались принять арестованных «за отсутствием указаний», офицеров привели на Малахов курган и расстреляли. Этой же ночью арестовали и казнили десятки других офицеров. Среди убитых были начальник штаба Черноморского флота, контр-адмирал Митрофан Каськов; главный командир Севастопольского порта, начальник дивизии минных кораблей, вице-адмирал Павел Новицкий; председатель военно-морского суда, генерал-лейтенант Юлий Кетриц. Всего на Малаховом кургане 15-16 декабря 1917 г. были расстреляны 32 (по другим данным 23) офицера.
Город погрузился в пучину самосудов и жестоких погромов. Особенно страшные сцены разыгрывались на улицах Городского холма — Чесменской (ныне — ул. Советская) и Соборной (ныне — ул. Суворова), где было много офицерских квартир, и на вокзале.
Как вспоминал Н. Кришевский (сам чудом избежавший расправы), «вся небольшая вокзальная площадь была сплошь усеяна толпой матросов, которые особенно сгрудились правее входа. Там слышались беспрерывные выстрелы, дикая ругань потрясала воздух, мелькали кулаки, штыки, приклады… Кто-то кричал: «пощадите, братцы, голубчики»… кто-то хрипел, кого-то били, по сторонам валялись трупы — словом, картина, освещенная вокзальными фонарями, была ужасна.
Минуя эту толпу, я подошел к вокзалу и, поднявшись на лестнице, где сновали матросы, попал в коридор. Здесь бегали и суетились матросы, у которых почему-то на головах были меховые шапки «нанесенки», придававшие им еще более свирепый вид. Иногда они стреляли в потолок, кричали, ругались и кого-то искали.
— Товарищи! Не пропускай офицеров, сволочь эта бежать надумала, — орал какой-то балтийский матрос во всю силу легких.
— Не пропускай офицеров, не про-пу-скай… — пошло по вокзалу. В это время я увидел очередь, стоявшую у кассы, и стал в конец. Весь хвост был густо оцеплен матросами, стоявшими друг около друга, а около кассы какой-то матрос с деловым видом просматривал Документы. Впереди меня стояло двое, очевидно, судя по пальто, хотя и без погон и пуговиц, — морские офицеры.
Вдруг среди беспрерывных выстрелов и ругани раздался дикий, какой-то заячий крик, и человек в черном громадным прыжком очутился в коридоре и упал около нас. За ним неслось несколько матросов, миг — и штыки воткнулись в спину лежащего, послышался хруст, какое-то звериное рычание матросов… Стало страшно…
Наконец, я уже стал близко от кассы. Суровый матрос вертел в руках документы стоявшего через одного впереди меня.
— Берите его, проговорил он, обращаясь к матросам.
— Ишь ты — втикать думал…
— Берите и этого, указал он на стоявшего впереди меня.
Человек десять матросов окружили их… На мгновенья я увидел бледные, помертвелые лица, еще момент — и в коридоре или на лестнице затрещали выстрелы…»
Ночь на 17 декабря выдалась столь же тревожной. По-прежнему производились аресты и обыски среди офицеров, у которых изымалось оружие. Заметив любое движение в окнах близлежащих домов, рыскавшие по городу толпы вооруженных матросов немедленно открывали огонь. Так, по сообщению газеты «Крымский вестник», был ранен «недавно возвратившийся с театра военных действий (германского фронта) молодой врач А.П. Гефтман, проживавший в доме своих родителей и во время стрельбы вышедший на балкон; ружейная пуля попала Гефтману в область шеи и повредила сонную артерию. Немедленно доставленный в городскую больницу А.П. Гефтман скончался там».»
Всего, по данным Н. Кришевского, во время декабрьских событий 1917 г. в Севастополе погибло 128 офицеров.
Среди кошмарных событий декабря 1917 г. известны, пускай и немногочисленные, примеры того, как моряки спасали своих офицеров от неминуемой смерти. Так, командир эсминца «Беспокойный», капитан 2 ранга Яков Шрамченко был выпущен из-под ареста благодаря ручательству судового комитета (судкома), охарактеризовавшего офицера «как очень хорошего человека» и давшего о нем «самые лучшие отзывы». Лишь после этого Шрамченко вместе с тремя офицерами «под ответственность команды» был возвращен на корабль.
«Команда не спала, — вспоминал командир «Беспокойного». — Нам приготовили чай и хлеб с маслом. Десятки рук протягивали папиросы и спички. «Вас же могли убить! Теперь будете жить на миноносце, и никто не посмеет убить или взять вас. Поставим двойной караул!»»
Был и такой случай. Матросы штаба Минной бригады вызволили из арестного дома флагманского штурмана бригады лейтенанта Ульянина и 2-го флагманского минера лейтенанта Трейдлера. Придя вооруженными, они забрали двух своих офицеров в штаб, сразу переодев их в матросские шинели.
16 декабря 1917 г. в городе организовывается Временный военно-революционный комитет (военревком, ВРК) в составе 18 большевиков и 2 левых эсеров о главе с Юрием Гавеном. Прежний эсеро-меньшевистский Совет был распущен.
Хотя Севастопольский ВРК опубликовал ряд воззваний, осуждающих самосуды, призвал к сохранению спокойствия и «революционной дисциплины», выпустил приказы о прекращении самочинных обысков и арестов, о запрещении покупки и продажи оружия, в ночь с 19 на 20 декабря 1917 г. в городе были убиты еще 7 человек. Среди них — надворный советник доктор Владимир Куличенко; преподаватель Минной школы Черноморского флота, настоятель военной Свято-Митрофаниевской церкви на Корабельной стороне, протоиерей Афанасий (Михаил Чефранов), лейтенант Владимир Погорельский; исполнявший обязанности старшего офицера линейного корабля «Евстафий», капитан 2 ранга Василий Орлов (пытался бежать, но был заколот штыками и забит прикладами в коридоре арестного замка (современная пл. Восставших, торговый комплекс «Новый бульвар»).
В конце концов, Севастопольский ВРК добился прекращения самочинных расправ. Во многом этому способствовало решение разоружить моряков, вернувшихся с Дона.
Выглядевшие на первый взгляд неуправляемыми проявлениями классовой ненависти декабрьские убийства в действительности не были таковыми. При всей своей кажущейся стихийности события в Севастополе объективно способствовали все большему укреплению позиций большевиков, вытеснению их противников из властных структур и установлению в городе (а в дальнейшем — и на всем полуострове) режима военно-коммунистической диктатуры.
Нельзя оставлять без внимания еще одно обстоятельство, придающее случившемуся особую знаковость. В 1917 г. Севастополь стал первым городом, открывшим в Крыму мрачную страницу террора. Тем самым был подан своеобразный «пример» другим регионам бывшей Российской империи, задан тон дальнейшей эскалации жестокости и насилия.
Характерно, что, несмотря на демонстративное осуждение властями самосудов, их виновники не только не были наказаны — не было проведено никакого расследования. Это, в свою очередь, сыграло не последнюю роль в новой, еще более страшной трагедии, случившейся в городе в феврале 1918 г.
2. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму. — 2-е изд., испр. и доп. — Симферополь: АнтиквА, 2008.
3. История городов и сел Украинской ССР. Крымская область. — Киев, 1974.
4. Королев В.И. Таврическая губерния в революциях 1917 года. (Политические партии и власть). — Симферополь, «Таврия», 1993.
5. Краснознаменный Черноморский флот. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Воениздат, 1979.
6. Кришевский Н. В Крыму // Красный террор глазами очевидцев / составл., предисл. д.и.н. С.В. Волкова. — М.:Айрис-пресс, 2009. — с. 173-197
7. Лобицын В., Дядичев В. Еремеевские ночи // Родина, N11, 1997. — с.28-32
8. Соколов Д.В. Установление советской власти в Крыму в декабре 1917-марте 1918 г. Первые волны террора // Посев, N2(1589) февраль 2010. — с.22-29
