Крымская депрессия

ПОЧЕМУ В КРЫМУ БОЯТСЯ И НЕ ПРИНИМАЮТ МАЙДАН

Я долго воздерживался от каких-то более или менее значительных комментариев по поводу происходящих событий, потому, что в глубине души разделял точку зрения моих друзей и соотечественников-крымчан, которую отразил в одном из своих выступлений Андрей Никифоров и которая сводится к мысли о том, что <b>это – не наша война</b>. Ситуация, однако, предсказуемо меняется, и из не нашей война превращается в нашу. В Симферополе хоронят трёх бойцов Внутренних войск, получивших смертельные ранения из огнестрельного оружия на улицах Киева. Вполне понятно для нас звучат и слова озабоченности и беспокойства о том, что ждёт Крым в нестабильной, погруженной в войну Украине. Увы,<b> сегодняшняя Украина воспринимается в Крыму прежде всего как источник всевозможных бед и проблем</b>.

Конечно, в значительной степени это восприятие является фантомным. Многие страхи надуманны и преувеличены, но общая атмосфера такова, и, если в Киеве всерьёз думают о полуострове как о части Украины и в будущем, то было бы неплохо хотя бы попытаться понять, почему и чем озабочен Крым, и – самое главное – что лежит в основе этой озабоченности.

О том, что Крым — регион русскоязычный, и здесь весьма болезненно относятся к любым попыткам ущемления или ограничения использования русского языка, я распространяться не буду. Думаю, что вполне понятно также нежелание Крыма воспринимать в качестве героев бойцов УПА и вообще целый ряд изменений в трактовке многих событий Второй мировой – Великой Отечественной войны, которые предпринимаются в украинском интеллектуальном, образовательном и медийном пространстве. При этом, что очень важно, – крымчане вполне понимают, что для западной Украины ситуация обстоит иначе, они знают, что Бандера — герой для Галиции, они просто не хотят принимать его в качестве героя также и для себя…

Но не ментальные и культурные различия, какими бы они ни были, составляют глубинную основу невосприятия крымчанами нынешней Украины.

Попробую объяснить и никого при этом не обидеть.

Сегодня, идя по замусоренной, с разбитым асфальтом улице Симферополя, Севастополя или Ялты, трудно себе вообразить, что в начале 80-х ситуация была совсем другая. В центральной части любого крымского города было довольно трудно найти брошенную бумажку от конфеты, главные улицы поливались, а, например, в Ялте летом не было мух, потому что их тщательно изводили службы по поддержанию чистоты. Те, кто приезжал из-за границы, не видели большой разницы между улочкой южнобережного пгт и какого-нибудь европейского средиземноморского местечка.

Теперь наши улицы представляют собой обветшалые мусорники. При этом заметно, что дело не только в том, что коммунальные службы работают из рук вон плохо. Есть какая-то болезненная обречённость, с которой жители вышвыривают из своих мусорных вёдер содержимое под ближайшим деревом – я долго не мог понять, почему это происходит.

Понял недавно: люди действительно больны, болезнь эта носит название коллективная (социальная) депрессия. При социальной депрессии можно быть весьма активным и жизнерадостным, стремиться к личным достижениям, но нельзя преодолеть смутного ощущения постоянной агрессивности среды, враждебности внешнего мира, чуждости и никчемности того, что тебя окружает.

Крым заболевал социальной депрессией в течение нескольких лет, начиная с 1991 года. Еще бы, в СССР он был любимым ребёнком, его холила и лелеяла огромная страна, после её распада он оказался на руках «няньки», живущей своей собственной жизнью, интересами, быстро промотавшей своё хозяйство. Нянька эта Крым не знала, не любила и не интересовалась им, тем более никакой речи не могло быть о том, что она могла предоставить своему пасынку хоть отдалённое подобие того содержания, которое он имел раньше.

Сначала казалось, что всё не так уж плохо – больше свободы, получена автономия, но надежды, в конце концов, развеялись – Крым попал в общий постсоведский тренд экономического и социального упадка, но в отличие от других регионов той же Украины, он пережил его гораздо более болезненно. Галиция, например, просто вернулась к привычному ей уровню экономического развития, Донбасс продолжал работать как «кочегарка», хотя и менее интенсивно, а Крым начал хиреть, и хиреть заметно — не помогло ни временное улучшение экологической ситуации, ни возвращение крымских татар, привнёсших в его жизнь подзабытый колорит.

Не хочу винить только систему и ситуацию: виноваты и представители местной элиты, виновато и общество в целом, его недоразвитость, в известном смысле – избалованность, гражданская инфантильность, но факт остаётся фактом – Украина, её независимость накрепко связаны в понятии обычного крымчанина не с надеждой и развитием, а с упадком и деградацией. К сожалению, из озабоченного своими проблемами Киева мы большей частью слышали окрики и неудовольствие, но хуже этого была просто нелюбовь, отсутствие интереса и демонстрация холодности. Обвинения в сепаратизме, подозрение в желании переметнуться к северному соседу были определяющими посылами столицы региону. Еще, правда, были обещания, многочисленные и широковещательные, которые обещаниями, как правило, и оставались.

Между тем, Украина так и не создала своего «крымского проекта», а все проекты, которые пытался породить Крым, либо отвергались с порога, либо дезавуировались медленно и постепенно. Как-то мне пришлось говорить с одним российским экспертом, он высказал такую мысль: разные территории СССР по-разному пережили последствия распада Союза – Москва, Питер ничего не потеряли, Поволжье, Урал (бывшие нищие доноры советской экономики) — приобрели, Крым – потерял. Именно поэтому крымчане с ностальгией смотрят на Россию – не потому, что там государственный язык русский, а потому, что там совершенно отчётлива пусть слабая, но всё же позитивная экономическая динамика, в наличии большой государственный проект.

Именно поэтому в Крыму с таким недоверием воспринимают всё, что связано с про-европейской риторикой. Это очень трудно понять украинцам, особенно тем, кто вышел на Майдан, но дело в том, что в течение последних 20 лет именно под эту «музыку» Крым разрушался и разворовывался. В это трудно поверить, но в начале 80-х по уровню благоустройства населённых пунктов, развитию социальной сферы и экономики Крым был гораздо ближе к Европе, куда мы так упорно уже двадцать лет идём, чем сегодня.

Не хочу быть неправильно понятым, я вовсе не пытаюсь уподобиться тем сторонникам независимости, которые видели беды Украины в грабеже извне, в том, что «москали съели наше сало». Просто раньше это было Сало, а теперь – поросяча шкурочка.

Крым оказался неподъёмен ни для украинской экономики, ни для украинского сознания, для нас произошло несомненное снижение цивилизационной планки, мы скатились в «дауншифтинг». Подарок Никиты Сергеевича, о 60-летии которого так запоздало вспомнил президент, был слишком дорогим, его ценность просто не смогли оценить те, кому он вручался.

Когда-то Максимилиан Волошин мечтал о том, что когда Крым освободится из «мешка российской империи» и задышит полной грудью «воздухом Средиземноморья». Этого не произошло — но в СССР Крым был парадным крыльцом, светлой комнатой отдыха, в Украине это грязный и неухоженный задний двор, заброшенный и неинтересный.

Отсюда современная крымская депрессия, прерываемая время от времени лихорадочными попытками прорваться к какой-то идее, какой-то проектности, какой-то надежде. Отсюда те голоса и требования свободы и полномочий, в которых больше отчаяния, чем реальной надежды на изменения. Вне зависимости от того, кто в этом виноват, именно это состояние образует тот контекст, в котором до самого последнего времени развивались взаимоотношения Крыма и Украины.

Нынешний политический кризис оставляет мало надежд на то, что ситуация каким-либо образом изменится к лучшему. Вместо того, чтобы успокоить взбудораженный юго-восток, подтвердив, что в новой Украине регионам будут гарантированы широкие права, как это и положено в стране, где так много граждан стремятся в Европу, претендующий на пост президента Виталий Кличко с трибуны Майдана обрушивается на идеи федерализации, вряд ли даже отдалённо представляя, что это такое.

Ни одного слова мы не услышали о Крыме, его будущем и судьбе от еще одного претендента на высокий государственный пост — «военного коменданта» Майдана Сергея Куницына, демонстрировавшего лишь воинственность и непримиримость. К сожалению, ничуть не удивило и последнее заявление СБУ — все те же окрики, всё те же угрозы…

Впрочем, в этой атмосфере мы живём уже более двадцати лет. Хуже другое: сквозь шинный дым Майдана к нам не пробиваются лучи надежды и за контурами многочисленных иллюзий мы пока еще не видим реальных перспектив.