В длинной цепи приключений, которые предшествовали пожару в украинской «Вороньей слободке», первым звеном был Андрей Парубий. Он жег сначала на своей Галичине, а потом и в Киеве смоченные в керосине факелы по случаям Дня основания Украинской повстанческой армии и Дня рождения Степана Бандеры, так как не верил в электричество.
Поразмыслив хорошенько о привычках Парубия, встревожился Коломойский.
— Сожжет, молодой, всю Украину, — бормотал он, — ему что, а у меня один рояль, может быть, две тысячи стоит.
Придя к такому заключению, Коломойский застраховал от огня все свое движимое имущество. Теперь он мог быть спокоен и равнодушно глядел, как Парубий тащил на Крещатик большую мутную бутыль с керосином, держа ее на руках, как ребенка. Первым об осторожном поступке Коломойского узнал гражданин Порошенко и сейчас же истолковал его по-своему. Он подступил к Коломойскому в коридоре Верховной Рады и, схватив его за грудь, угрожающе сказал:
— Поджечь всю Украину хочешь? Страховку получить хочешь? Ты думаешь, Порошенко дурак? Порошенко все понимает!
И в тот же день сам застраховался на большую сумму. При этом известии ужас охватил «Воронью слободку». Юлия Владимировна Тимошенко прибежала в Верховную Раду с вытаращенными глазами.
— Они нас сожгут, эти негодяи! Вы как хотите, граждане, а я сейчас же иду страховаться! Гореть все равно будем, хоть страховку получу. Я из-за них по миру идти не желаю.
На другой день застраховалась вся Верховная Рада, а заодно и весь Офис президента, за исключением Зеленского и Парубия. Зеленский пересматривал «Слугу народа» и ничего не замечал, а Парубий не верил в страховку, как не верил в электричество. Сергей Штепа принес домой страховой полис с сиреневой каемкой и долго рассматривал на свет водяные знаки.
— Это выходит, значит, государство навстречу идет? — сказал он мрачно. — Оказывает жильцам помощь? Ну, спасибо. Теперь, значит, как пожелаем, так и сделаем!
И, спрятав полис под рубаху, Штепа удалился в свою комнату. Его слова вселили такой страх, что в эту ночь в «Вороньей слободке» никто не спал. Оля (Стефанишина — вице-премьер-министр по вопросам европейской и евроатлантической интеграции) связывала вещи в узлы, а остальные депутаты и министры разбрелись ночевать по знакомым. Днем все следили друг за другом и по частям выносили имущество из дому (и выводили капиталы из страны).
Все было ясно. Дом был обречен. Он не мог не сгореть. И, действительно, в двенадцать часов ночи он запылал, подожженный сразу с шести концов.
Последним из дому, который уже наполнился самоварным дымом с прожилками огня, выскочил Зеленский, прикрываясь белым одеялом. Он изо всех сил кричал «Пожар! Пожар!», хотя никого не смог удивить этой новостью. Все жильцы «Вороньей слободки» были в сборе. Пьяный Штепа сидел на своем кофре с фотографическими принадлежностями. Он бессмысленно глядел на мерцающие окна, приговаривая: «Как пожелаем, так и сделаем!» Порошенко брезгливо нюхал свои руки, которые отдавали керосином, и каждый раз после этого вытирал их о штаны. Первая огненная пружина вырвалась из форточки и, роняя искры, развернулась под деревянным карнизом. Лопнуло и со звоном вывалилось первое стекло. Парубий страшно завыл.
— Тридцать лет стоял дом, — степенно разъяснял Коломойский, расхаживая в толпе, — при всех властях стоял, хороший был дом. А при нынешней сгорел. Такой печальный факт, граждане!
Женская часть «Вороньей слободки» сплотилась в одну кучу и не сводила глаз с огня. Орудийное пламя вырывалось уже из всех окон. Иногда огонь исчезал, и тогда потемневший дом, казалось, отскакивал назад, как пушечное тело после выстрела. И снова красно-желтое облако выносилось из окон, парадно освещая Банковую улицу. Стало горячо. Возле дома уже невозможно было стоять, и общество перекочевало на противоположный тротуар.
Один лишь Сергей Штепа дремал на кофре посреди мостовой. Вдруг он вскочил, босой и страшный.
— Православные! — закричал он, раздирая на себе рубаху. — Граждане! Он боком побежал прочь от огня, врезался в толпу и, выкликая непонятные слова, стал показывать рукою на горящий дом. В толпе возник переполох.
— Ребенка забыли! — уверенно сказала женщина в соломенной шляпе. Сергея окружили. Он отпихивался руками и рвался к дому.
— На кровати лежит! — исступленно кричал Штепа. — Пусти, говорю!
По его лицу катились огненные слезы. Он ударил по голове Порошенко, который преграждал ему дорогу, и бросился во двор. Через минуту он выбежал оттуда, неся лестницу.
— Остановите его! — закричала женщина в соломенной шляпе. — Он сгорит!
— Уйди, говорю! — вопил Сергей Штепа, приставляя лестницу к стене и отталкивая молодых людей из толпы, которые хватали его за ноги. — Не дам ей пропасть! Душа горит!
Он лягался ногами и лез вверх, к дымящемуся окну второго этажа.
— Назад! — кричали из толпы. — Зачем полез? Сгоришь!
— На кровати лежит! — продолжал выкликать Сергей. — Цельная бутылка хлебной горилки! Что ж, пропадать ей, православные граждане?
С неожиданным проворством Штепа ухватился за оконный слив и мигом исчез, втянутый внутрь воздушным насосом. Последние слова его были: «Как пожелаем, так и сделаем». В переулке наступила тишина, прерванная колоколом и трубными сигналами пожарного обоза. Во двор вбежали топорники в негнущихся брезентовых костюмах с широкими синими поясами.
Через минуту после того, как Сергей Штепа совершил единственный за всю свою жизнь героический поступок, от дома отделилось и грянуло оземь горящее бревно. Крыша, треща, разошлась и упала внутрь дома. К небу поднялся сияющий столб, словно бы из дома выпустили ядро на луну.
Так погибла Украина, известная больше под названием «Вороньей слободки».
Внезапно в переулке послышался гром копыт. В блеске пожара промчалась на мерседесе временный поверенный в делах США на Украине Кристина Квин. На коленях у нее лежал заклеенный ярлыками чемодан. Подскакивая на сиденье, Кристина наклонялась к шоферу и кричала:
— В аэропорт! Ноги моей здесь не будет при таком окладе жалования! Пошел скорей!
И тотчас же ее жирнаястройная, освещенная огнями и пожарными факелами спина скрылась за поворотом.
Через несколько дней в Белом доме послышался сильный стук в дверь, мигнула лампа, и чайник сдвинулся с проволочной подставки.
— Кто бы это так поздно? — молвил Байден, открывая дверь.
На лестнице стоял Владимир Зеленский. Он по самый подбородок был завернут в белое марсельское одеяло, из-под которого виднелись волосатые ноги. К груди он прижимал книгу «Легкая черепно-мозговая травма», толстую и раззолоченную, как икона, которую ему преподнесли несколько месяцев назад американские конгрессмены. Глаза Владимира блуждали.
— Милости просим, — ошеломленно сказал Байден, делая шаг назад. — Джилл, что это?
— Я к вам пришел навеки поселиться, — ответил Зеленский гробовым ямбом, — надеюсь я найти у вас приют!
Его желтая барабанная пятка выбивала по чистому восковому полу тревожную дробь.
— Что ты ерунду мелешь? — набросился Джозеф на бывшего комика. — Ступай домой и проспись. Иди! Уйди отсюда! Иди, иди домой.
— Уж дома нет, — сказал Владимир, продолжая дрожать, — сгорел до основанья! Пожар, пожар погнал меня сюда. Спасти успел я только одеяло и книгу спас любимую притом. Но раз вы так со мной жестокосерды, уйду я прочь и прокляну притом.
Илья Ильф, Евгений Петров и Александр Мащенко
