(НОСТАЛЬГИЧЕСКИЙ РАССКАЗ)
Елена РУБЦОВА
Детям моим, Марии и Александру, соседям и одноклассникам посвящаю
Жили мы на заводской окраине города, в районе старая Салтовка, на улице Халтурина. На этой улице мои родители прожили более двадцати лет, а я первые семнадцать лет жизни, до 1974 года. Почему моей родной улице дали именно это имя? Подробностями никто не интересовался. В сознании советских граждан революционер может быть только хорошим человеком. Какой ужас меня охватил, когда я подробнее узнала, в честь какого человека была названа улица!
Степан Халтурин — революционер-террорист. Имея профессию столяра-краснодеревщика, он, устроившись на работу в мастерские Зимнего дворца, четыре месяца проносил туда взрывчатку, а потом ее взорвал! Но никто из царской семьи не пострадал — Богу было угодно, чтобы один из гостей царя опоздал к обеду.
Погибли одиннадцать человек царской охраны. Пятьдесят шесть человек были ранены… Каждый из погибших, среди прочих, имел награду за личное мужество, полученную во время недавней русско-турецкой войны в Болгарии.
Халтурин участвовал также и в убийстве прокурора Одессы.
Канули в небытие коммунистические идеалы, перестал существовать СССР, но улицу так и не переименовали. Так ее можно было бы назвать и террористической… Становится понятно, почему нас боялся весь мир, если в нашей стране героями были террористы. Упаси нас всех бог от революционеров!
Дом N18 по улице Халтурина был как бы и не совсем дом, а каменный двухэтажный барак. Немцы оккупировали Харьков дважды. Первый немецкий прорыв был стремительным, и в плен попало много советских военнослужащих. Вот эти пленные и построили целую улицу каменных бараков на окраине Харькова, под немецким руководством, для солдат вермахта. По иронии судьбы, эту улицу после Великой Отечественной войны назовут именем Халтурина!
В доме имеется тридцать шесть комнат, каждая площадью семнадцать квадратных метров. Кухни в доме не было: видимо, ели фрицы где-то отдельно. И мылись тоже.
После нашей великой победы над фашизмом немецкие солдатские казармы заполнились самыми что ни на есть пролетариями — строителями коммунизма.
Это немецкие солдаты жили по два человека в комнате — а к моему появлению на свет в каждой из комнат каменного барака проживало от четырех до восьми человек и более!
В каждой комнате была сложена печь из кирпича. Когда мои родители поселились в одном из бараков, то печку продолжали топить дровами и углем не один год. Уголь мы с братом иногда тырили в котельной, у заводского жэка. Старший брат, Юрий, сажал меня на санки, когда стемнеет, и вез вроде как на прогулку, а заодно и угля немного набрать в ведро. Не однажды спасали нас быстрые ноги от злого, орущего дежурного кочегара…
Хорошо помню, как все мужское население нашей улицы с энтузиазмом, совершенно бесплатно, лопатами и кирками копало траншеи. Каждый к своему бараку, чтобы провести паровое отопление и газ. С радостью: каждый мечтал, как его жена будет готовить еду не на примусе или керогазе в темном коридоре шириною в 1,2 метра, а в общей кухне на газовой плите. Но случилось это радостное событие только 1969 году.
На каждом этаже дома имеется восемнадцать комнат, по девять в каждом крыле. В конце коридора, в последней девятой комнате, находился разделенный пополам туалет с двумя «чашами», и висел один умывальник. В этих домах была только холодная вода. Зимой вода была ледяной. Думаю, мне это в какой-то мере помогало, так как я умудрялась ничем не болеть. Утром, когда большинство жильцов спешило на работу или на занятия, выстраивалась очередь. Все всё делали быстро, дабы не раздражать соседа, стоящего за тобой. Тут конфликтов почти не возникало.
В оккупированном харькове советские военнопленные»
В торце коридора имелся маленький балкон, с «ногами»-балясинами, с претензией на архитектуру. Едва ли на нем могли находиться три человека. А сегодня он и вовсе представляет опасность для жизни: может рухнуть в любой момент. Раньше мы на этот балкон выходили посмотреть, после сильного ливня, на улицу и на дорогу. Потоки воды быстро наполняли проезжую часть, и около нашего дома образовывалась огромная лужа. Машины не могли проехать, буксовали, а кое-кого вытаскивали на буксире.
Зимой, во время сильных морозов, когда снег лежит не одну неделю и деревья все в снегу, мы со старшим братом Юрой выходили на балкон и с ужасом видели, как несчастные синицы и воробьи падают с веток замертво от голода. Тогда мы бежали в комнату, крошили хлеб и бросали птицам на снег. Однажды снег шел три дня и три ночи и нападал до второго этажа! У родителей было ЧП — они не смогли попасть на работу. Организовывались общественные работы по расчистке дорог. А у ребятни была радость: по городскому радио объявили, что после полудня, три часа, будут по телику показывать мультики! После просмотра любимых фильмов мы дружно взяли совки, лопаты, вышли во двор и нарыли в снегу подземных ходов, и играли в войну и догонялки!
Телевидение нужно, телевиденье важно!
Это сегодня больше ста каналов — и смотри, что хочешь. А раньше, когда мой отец одним из первых в нашем доме купил телевизор, вечером к нам приходили многие соседи посмотреть концерт в окошечко диаметром в двенадцать сантиметров! Позже отец сам переделал телевизор под больший кинескоп. А художественный фильм был недельным событием! Вся страна смотрела по одному каналу один кинофильм, а потом везде все его обсуждали. Мультфильмы показывали редко и мало. Только в семидесятые годы могли показать длинный мультик или сборник, состоявший сразу из нескольких разных мультфильмов.
Телепередачи начинались в семнадцать часов и заканчивались в двадцать три часа. Главным событием по телевизору, конечно, были новости страны советов. Из новостей люди узнавали, кто сколько намолотил зерна, выпустил новых тепловозов и где еще построены фабрика или завод.
В прошлом школа 111″
Зато сегодня психика нормального человека с трудом может справиться с потоком убийств, ограблений и судилищ почти по всем каналам. По десяткам других телеканалов льется поток примитивных звуков, называемых сегодня песнями, исполняемых с ужимками африканских племен.
Канал «Культура» для жителей Украины недоступен: он слишком дорогой! Конечно, зачем телезрителей знакомить с лучшими фильмами и направлениями в мировой культуре, действительными мировыми хитами?! Пусть они потребляют отупляющий голову и душу мировой суррогат! Таких каналов десятки! И тут же, круглосуточно, навязывается в украинской рекламе алкоголь всех сортов и калибров! Пейте, пейте молодые люди, чем быстрее вы сопьетесь, тем больше барышей поимеет алкогольный магнат. На Украине все производство пива и алкоголя давно у частных шинкарей! Чем быстрее вы уйдете из этого мира, тем быстрее освободите землю для новых племен инородцев. Неужели этого зомбирования никто не видит? Или Украина ослепла и оглохла? Или это делается преднамеренно?
Но вернемся в недалекое прошлое. Вообще, надо вам сказать, что отец мой был мечтателем всегда. Он не имел лишних штанов, но мог с получки купить полевой бинокль или подзорную трубу, чтобы смотреть на звезды и Луну. Что творилось за стенкой у соседей, его мало интересовало. Вот глобальные проблемы мироздания — это другое дело! Помню, как мама возмущалась: «А есть мы тоже будем твою трубу?» В ответ отец отвечал: «Ничего, мать, проживем!»
В виде исключения, в комнате напротив, жили всего два человека. А точнее, две бабушки: Оля и Дуся. Надо сказать, что это были два совершенно чужих друг другу человека. Просто их поселили вместе. Так как они работали на одном заводе ХЭМЗ.
Иногда одна из них приглашала меня в гости. Я впархивала в их жилище. У бабушек всегда была идеальная чистота. На подоконнике стояли цветы в горшках, росла у них белая лилия — предмет особой заботы и гордости обеих обитательниц комнаты. Белые занавески на окне, заботливо вышитые бабой Дусей. Две, абсолютно одинаковые, железные кровати стояли у противоположных стен и шифоньеры тоже, как аппликация! На кроватях возвышались подушки, сложенные пирамидами: внизу большая, затем средняя и, наверху, самая маленькая подушечка. А на подушках — белые накидки, с мережкой. Посредине комнаты — круглый стол с льняной скатертью, в окружении четырех стульев. На столе в вазе — букет искусственных цветов и вазон с конфетами.
Бабушки расспрашивали меня про события в детсаду или школе, а потом разрешали взять конфету. Я им там и пела, и плясала — лишь бы заполучить заветную «раковую шейку»!
Однажды в жизни этих бабушек появился одинокий дедушка. Он подружился с одной из бабушек. Тогда, своими детскими мозгами, я поняла, что бабушки не смогли поделить дедушку — они поссорились! Это было предметом обсуждений всего этажа. Оказалось, что одна из бабушек по паспорту старше, чем она всем говорила. На этой почве бабушки поссорились, и жених-дедушка перестал приходить к бабушкам! А бабушки не разговаривали друг с другом несколько лет. Для меня это было непостижимо: как, жить в одной комнате и не здороваться?!
Прожили бабушки совсем недолго. Едва выйдя на пенсию, от рака умерла Дуся. А ударница коммунистического труда — бабушка Ольга пережила ее на четыре года. Не зря Господь всем прощал и людям велел не носить обиды в сердце. Прощать!.. Я думаю, что злые люди долго не живут.
Рядом с ними жила семья Черненко: муж Миша, его жена Шура и их дети: старшая дочь Людмила и сын Владимир. Михаил превращался в Мышу, когда поддавал. Так его называли, когда он был выпивши. Росту он был два метра, конечности имел соответствующие. Разбрасывая эти свои конечности от стены к стене, великан направлялся через весь коридор, до туалета. Если в коридоре раздаются чеканные, замедленные шаги Мыши, то обязательно жертвой его ног становится одно из ведер. А ведер этих аж восемь штук! Равно количеству семей. Веники падают бесшумно и поэтому не в счет. Зато какой звон пустого железного покатившегося ведра, раздается на все крыло казармы! Замрите, призраки!
Каменные блоки дома
были поштукатурены в 70-е годы»
С тревогой все соседи прислушивались к шагам Мыши. А некоторые выскакивали из комнат, так как переживали за свои керогазы и примусы. Их в узком коридоре тоже было восемь. И они уязвимо стояли на табуретках. Поганым немцам даже в страшном сне не могло присниться, что коридор их солдатской казармы будет превращен на много лет в многосемейную кухню строителей коммунизма!
Зато электропроводка в нашем доме никогда не подводила. Она пережила не один ураган и стихийные бедствия; наружная, а не какая-нибудь скрытая в коробах или под плинтусами. До сегодняшнего дня висит железный щиток в вестибюле дома со знаками вермахта, свастикой и с немецкими надписями. Дом разрушается, а проводка работает бесперебойно!
Шура — жена Миши, была миниатюрной, очень маленького росточка, тихой женщиной. Я никогда не видела ее кричащей. Но она скорее не говорила, а шипела. Так ядовита была эта женщина. Все существо ее завидовало. Кому? За что? И природа щедро ее отблагодарила.
Дочь ее, Людмила, выросла очень высокой и бесформенной, как шпала. Единственным достоинством, которым обладала девушка, была длинная, ниже пояса, коса, которая, покачиваясь сзади, напоминала длинный крысиный серый хвост, хоть владелица ее и начесывала.
А Вова, мой ровесник, был со мной одного роста и тоже всем завидовал и тихо шипел. Однажды, выйдя на балкон, я увидела у него толстую книгу с названием «И один в поле воин». Эта книга была про разведчика! Вова с важным видом дефилировал с этой книгой — наверное, так он вырабатывал в себе комплекс Наполеона. Хотел выглядеть значительным. В хорошем расположении духа Вова пребывал только тогда, когда делал кому-то мелкие пакости. Например, он голосом моей мамы из окна туалета срочно звал меня домой. А когда я не распознавала его по голосу и отзывалась в ответ, он заливался отвратительным смехом. Вова очень любил интриги. Исходя из нашего образа жизни «птичьего двора», и интриги были соответствующими. Он следил даже за собственной сестрой!
В противоположном крыле дома жила немецкая семья. Мать Эмма Готлибовна и трое ее детей: Любовь, Виктор и Альвина. Эмма Готлибовна, беженка из Германии — дочь казненного куммуниста. Ее маленьким ребенком после Первой мировой войны привезли на пароходе в Одессу. Жила Эмма в Одесском детском доме. Там она познакомилась и вышла замуж за детдомовца Ивана. Перед Второй мировой войной ее как немку выселили в Сибирь вместе с маленькими детьми, где она находилась на лесоповале до победы. После войны они возвратились на Украину.
Иногда, сидя во дворе на лавочке возле дома старая, больная диабетом бабушка Эмма рассказывала мне о своей молодости. Когда она говорила о красивой женщине, то всегда сравнивала ее с куклой. Вместо слова «хрусталь» Эмма говорила «крустал». На местном диалекте, когда городские жители хотели плохо охарактеризовать нового деревенского пролетария, прибывшего недавно из села, то они называли его «кугутом». Это слово обобщало понятие тупости и хамства. Бабушка Эмма называла «кугута» кагутом. Эмма давно овдовела, ее муж Иван перенес инсульт и после него не оправился. Осталась Эмма одна с тремя детьми.
Помню свадьбу старшей дочери Эммы — Любочки. Яркий майский день. Тоненькая, изящная брюнетка, с прекрасной фигурой. В белоснежном с юбкой солнце-клеш платье, вырез «лодочкой», с маленьким английским воротничком. На ногах белые лодочки на шпильке. На голове стрижка и челка с начесом, посредине пробор «розочкой». И коротенькая, до плеч, капроновая фата. Миниатюрное совершенство!
Мы заворожено смотрели, как за Любой приехал жених на черной «Волге» и в военной форме. Казалось, сказка только начинается. Но у Любы сказка быстро закончилась. Дело в том, что, как ни странно, Люба всегда была мила, восторженна и глупа. Она навсегда осталась, как бы, девочкой подростком. Однажды она прибежала к нам прятаться от очередного воздыхателя и провалилась, сломала наш шифоньер! Мне, тогда десятилетней девчонке, это показалось смешным и глупым. Если ты убежала в другую квартиру, то зачем залезать в чужой шкаф? Тебя и так не найдут.
Любочка — легкий человек, во всех смыслах. Казалось, она не жила, а как бы порхала над действительностью. Шутки, смех всегда ее сопровождали. Она сменила массу профессий. Работала продавцом, таксистом, секретарем-машинисткой, на обувной фабрике, вместе с женой брата — золовкой, уж не помню кем. Остановилась Люба на кассире отдела, универмага «Харьков», фарфор- хрусталь. Тогда это было нужное место. Варианты перепродажи и обмена товаром возникали в Любиной голове постоянно. Она трижды была замужем. Любой союз оказывался недолговечным. Родила двоих сыновей.
Наш балкон — знаток секретов»
Старший сын Роберт от первого брака был талантливым мальчиком. Он прекрасно рисовал карандашом, красками, делал чеканки. Но лучше всего он лепил животных и людей. В детстве Роберт учился в школе искусств. И при советах за специальное обучение надо было платить. Заставляя сына-школьника делать чеканки на заказ, которые тогда были в моде, Люба забывала о главном — об оплате в школе искусств.
Второй ее сын от третьего мужа — типичный олух царя небесного. Тупой, еще тупее. Третий муж Любы — Вячеслав приехал в Харьков от тернопольской безработицы и нищеты. И в советское время в Тернополе абсолютно негде было работать. Только валить ели, вырубая лес. Так как у Любы текла в жилах, хоть и коммунистическая, но немецкая кровь, Вячеслав воспылал к ней чувствами. Роман вспыхнул мгновенно. Славик, так она его называла, был шофером.
Люба привела третьего мужа в семнадцатиметровую комнату, где жила ее мама Эмма Готлибовна, ее, женатый к тому времени, младший брат Виктор со своей женой Валей, самая младшая сестра Альвина и первенец Любы — Роберт. Через год на свет появился второй сын Саша. Еще через год Люба развелась, и в ее жизни появилась бесконечная череда мужчин — знакомых приятелей, друзей-иностранцев и других мимолетных личностей. Докатилась Люба до того, что ее любовником стал хорошо знакомый мне мальчишка из соседнего дома, младше Любы на шестнадцать лет. Кончилось у Любы все плохо. Несколько операций, сахарный диабет и куча других сопутствующих болячек. Я даже боюсь узнавать, жива ли Люба сегодня.
Сын Эммы Готлибовны Виктор потерял первую жену, которая была бездетной. Ее на Московском проспекте сбил мотоциклист. Горевал три года, а затем женился, родил двоих детей, получил квартиру от книжной фабрики, где работал всю жизнь. Был примерным семьянином. Иногда Виктор заходил к нам, бывшим соседям — как старший давал наставления моему брату, чтобы тот шел учиться в институт.
Младшая дочь Эммы Готлибовны Альвина выучила в совершенстве немецкий язык. Работала переводчиком. Вышла замуж за немца и уехала в Германию. Одна мать, одно воспитание и такие разные дети.
Еще рядом с нами жили две Муськи. Так все соседи их называли. Первая Муська, Мария Белозер, имела мужа Василия и двух дочерей: старшую Ларису и младшую Галочку. Обычная семья. Муж усердно учился. Окончил институт, и его направили на строительство какого-то объекта в Индию.
Уехали они туда всей семьей. Моя мать встретила Марию в городе через много лет, когда мы жили уже в новом доме. Встреча оказалась обоюдно приятной неожиданностью. Мария рассказала о панском своем житье в Индии. У нее там были слуги и у Васи свой шофер с машиной. Взаимные расспросы о детях. Оказалось, Лариса была влюблена в моего брата Юру. То-то я помню, как Лариса приходила к нам посмотреть на елку, и бедняжка разбила шар. Она сто раз извинялась и принесла самый красивый шарик со своей елки. До сих пор, когда подходит новогодний праздник и я наряжаю лесную красавицу, вешаю Ларисин шар, который храню как дорогое воспоминание детства.
Муська вторая, шо в углу! Эта семья действительно жила в угловой комнате, напротив туалета. Обитателями этой комнаты были муж Иван, его жена Мария и дочь Наташа. Наташа была старше меня на два года. Она мне нравилась: чернявая, с румянцем на щеках, отличница. Мы часто с ней, учась вместе в 111-й школе, обсуждали школьные новости.
Так, как учителя обсуждают учеников, так мы перемывали кости всем учителям. Например, свою первую классную руководительницу Лидию Дмитриевну, мы называли «бородавкой». Эту жестокую кличку замечательная учительница получила за высокие требования знания русского языка и оттого, что у нее на щеке была большая родинка, похожая на бородавку. А учительницу украинского языка, Марию Даниловну, звали сокращенно Марданя. Однажды пришел новенький в класс и назвал ее сокращенным именем, Марданей. Учительница смеялась вместе с нами. Сказала, что теперь знает свое прозвище. Она не была сердитым человеком. Думаю, что дожила эта добрая женщина до глубокой старости.
Только на украинском и немецком»
Так вот, Наташа обожала свою новую молодую учительницу физики! Все время о ней говорила, заливаясь соловьем, изображала ее, картавила букву «р». А я завидовала Наташе. У нас еще не было этого предмета. Мне хотелось, как всем в этом возрасте, скорее стать старше. Наташа мне нравилась настолько, что я, даже почерк старалась сделать с антинаклоном, как у нее. Приближался день рождения Наташи. И я очень хотела купить ей что-нибудь замечательное в подарок. Заранее я ходила в магазин галантереи, где, кроме всего прочего была бижутерия. И подарок был найден! Брошка в виде клоуна с пластмассовым красным шариком на железной проволочке. Стоила эта брошка два рубля семьдесят копеек. Я знала, где лежат деньги: в серванте, в сахарнице от праздничного сервиза. Взяла я эти два рубля семьдесят копеек, купила брошку и пришла к Наташе на день рождения. Но мать Наташи была против моего присутствия. Наташа вернула мне брошь и сказала, что меня не приглашала.
Обида и слезы душили. Вернувшись, дома я увидела маму. Она обнаружила пропажу денег! Звонкая пощечина прозвенела в моем сердце, голове. Я — воровка! Никогда эту брошь я не надевала. Она была горьким напоминанием и уроком.
Сначала я не могла понять, почему ко мне предвзято относятся? Заимствуют, подражают, но не принимают в свои? Дразнят… Мои родители не пили самогон, ходили в шляпах, любили и знали музыку, кино, балет. Одевались небогато, но со вкусом, по-городскому. Мы русские — но горожане! Вот и весь секрет. Это я теперь понимаю, что подражание — одна из форм преклонения.
А в детском саду меня девчонки били. Все. Пока воспитатель не видела. Но я им удовольствия не доставила: не заревела и не пожаловалась, а решила научиться, им назло, лазить по деревьям и заборам. Что и делала, с успехом и радостью, только вместе с мальчишками.
С Наташей мы встретились случайно в трамвае через много лет, когда у нее и у меня появились свои дети. Передо мной сидела серая грустная женщина. Наташа поведала мне о своем неудачном замужестве. Сокрушалась: как же так, из родного села, где все друг друга знают, а оказался такой прохвост! Приехал в Харьков, женился, прописался и пустился во все тяжкие: перегулял со всеми ее подругами. Во всем ее облике была надломленность и разочарование. Мне стало жаль Наташу.
В шестидесятые и семидесятые годы двадцатого века многие молодые люди, переехавшие из сел в Харьков, совершали преступления — то, что в родном селе не делали, так как их все знали. В городе делали, еще как!
Шла из музыкальной школы моя знакомая. Возле общежития около шести вечера ее …искусал один идиот. А когда она закричала, он обозвал ее дурой. Другую, мою коллегу по работе в лифте ее дома изнасиловал другой идиот. И таких случаев у нас на окраине города были десятки. Драки с поножовщиной — обычное дело.
В нашем дворе было три дома. Два дома близнеца и третий, стоявший в глубине двора тоже барак, но на первом этаже, в одной из комнат находился мужской зал парикмахерской. Оттуда всегда сильно пахло одеколоном. Маленькими девочками мы забегали в эту парикмахерскую, и нам дарили пустые пузырьки из-под одеколона. Играя во дворе «в магазин» мы использовали эти бутылочки. Сломанный деревянный ящик служил весами, а камни — гирями. Цветущие метелки с дерева ярко-зеленого цвета мы называли огурцами.
Рядом с моим домом, почти вплотную, была деревянная овощная лавка. Помню, в этой зеленой будочке на прилавке стояли большие белые эмалированные лотки, до самых краев наполненные дешевой красной и черной рыбьей икрой. Тогда она у народа, почему-то, не вызывала чувства восторга. Чуть позже икра исчезла с прилавков, а потом стала предметом роскоши и избранности. Мало того, что икра стала дорогущей, так ее и не купить или, как тогда говорили, достать можно было только по блату, то есть по знакомству.
Электрощиток»
Другое дело, когда привезли в банках болгарский перец! Весь двор впал в небывалый ажиотаж. Все соседи сообщали новость о болгарском перце, как о чем-то из ряда вон выходящем. С радостными лицами стояли в огромной очереди. Покупали, кто сколько мог! Моя мама спросила радостную тетю Эмму, понравился ли ей перец. Эмма Готлибовна с удовлетворением констатировала: «Да, Лиля, очень вкусно, особенно, когда отрыгнется!»
За овощной лавкой, во дворе, было полно пустых деревянных ящиков. Тут мы играли «в автобус». Впереди, на главном ящике, сидел мальчишка — это водитель. Сзади, в два ряда стояли ящики для пассажиров. Но главным действующим лицом был кондуктор. С дерева рвали листья, служившие проездными билетами. А листья с другого дерева или куста были деньгами. Водитель важно объявлял остановки, а кондуктор продавал билеты. Тогда слово компостер было еще неизвестно. Иногда возникали споры до слез: кому сегодня быть водителем, а кому пассажиром.
Но больше всего я любила играть «в дом». После дождя, когда земля сырая, на ней хорошо рисовать. Мы выходили во двор, и каждый рисовал дом своей мечты! Веткой от дерева. С любым количеством комнат и балконов, окон и дверей, разной мебели, ковров, телевизоров и собак с кошками, охраняющих твое жилище. Вот уж где фантазии нашей не было предела! После этой игры у меня всегда поднималось настроение. Это исполнение наших «мечт» на земле в буквальном смысле слова.
До поступления в балетную школу при оперном театре я ходила в танцевальный кружок ДК «Серп и молот». В одном здании Дома культуры завода «Серп и молот» находились больничный стационар, кинотеатр, концертный зал, помещения для занятий всяких кружков, музей завода и баня в подвале. Так что я не раз видела, как из больницы выносят труп, накрытый одеялом, из окон танцевального зала слышны заливающиеся звуки баяна, где танцоры лихо отбивают «дроби». Этажом выше хор украинской песни протяжно подбирается к возможным верхам своих голосовых связок, в музее на втором этаже экскурсия. На первом этаже киносеанс, а на третьем, в концертном зале проходит конференция цеховых коллективов завода. Поэтому в фойе работает буфет. И в это время, из подвала выходят другие румяные трудящиеся. Они из бани.
на фоне абрикоса
Баня работала каждый день, кроме воскресенья. Мужские и женские дни чередовались. Синие, облупленные стены, длинные узкие лавки, тазики с ковшами, которых на всех не хватало. Мы с мамой мылись под душем, когда освобождалось место. Не рассматривая окружающих, я открывала кран посильнее, закрывала глаза и мечтала, пела. В общей бане всегда шумно. Меня никто не слышал. И я никого не слышала. Открыв глаза, вместо душевой лейки и струящейся воды, я видела дождь в незнакомом красивом городе…
Часто во дворе на длинных веревках, привязанных к тополям, висело белье. Чтобы оно не касалось земли, у хозяек имелись длинные палки, подпиравшие веревки. В ветреную погоду простыни и пододеяльники надувались и болтались вместе с палками. Интересно играть в догонялки и прятаться в бельевом лабиринте…
Стирали белье женщины в тазах. Постельное белье кипятили на огне, в выварках. Выварка — это столитровое оцинкованное ведро с крышкой, реже эмалированное. Замачивали грязное белье на ночь. Утром грязную воду сливали, чистую заливали. Ножом мелко нарезалось хозяйственное мыло коричневого цвета, изготовленное на местной фабрике из костей убиенных животных. Запах мыло имело зловонное, но отстирывало все! Ставилось это водяное месиво на примус или керогаз. Проходило немало времени, пока оно закипит. Следовало не прозевать момент закипания и уменьшить огонь, чтобы белье «не сбежало» и не залило примус и табуретку. Чтобы белье не пригорело, его помешивали палкой.
Варили белье по разному: кто двадцать минут, а кто целый час. Когда в нашем узком длинном коридоре, насколько хозяек варили белье, это мало напоминало людское жилище: сумрачно, влажно, душно и воняет!
В конце шестидесятых годов стали появляться в продаже отечественные стиральные машины. Цилиндрической формы с круглым моторчиком и с круглыми ручными валиками. Через эти валики отжималось белье. Но полоскалось белье по-прежнему вручную. Особенно тяжело было полоскать пододеяльник и его четыре угла, называемых в народе «ушами», так как именно углы в пододеяльнике всегда надувались воздухом и не хотели полоскаться! В «ушах» набивались остатки одеяла, которые тоже следовало ликвидировать.
И только в восьмидесятые годы, с трудом, мы купили стиральную машину-автомат — «Вятку». И то бэушную…
Однажды в теплый солнечный день мы играли в волейбол. Белье яркими рядами висело, как всегда. Толик нечаянно попал мячом в простынь. И тут же, из-под этой простыни, с проклятиями высунулась растрепанная черная голова Галки Вайнер. Мужем ее был тишайший Борис. От их любви Галка произвела на свет божий двойню — близнецов-братьев Вайнеров: Гену и Валеру. За малейшую провинность мать била своих сыновей не церемонясь. Постоянно пилила своего мужа, называла его недотепой. А он, с библейским смирением, все это терпел. В данном случае пословица: «Когда хохол родился — еврей заплакал!» — отражала действительность. Это было единственное существо, которого я боялась. Она никогда не говорила тихо, всегда орала. Весь облик ее напоминал ведьму, фурию. Галка любила шастать по чужим комнатам и смотреть: кто как живет и у кого что есть? Потом, сидя на лавочке во дворе и щелкая семечки, она одновременно перемалывала эти семечки и косточки всем соседям! В своей комнате Галка постоянно передвигала мебель.
И вот эта злющая баба схватила Толика за ухо! Мы бросились врассыпную. Несчастный Толик с невероятными усилиями увернулся от Галки. Его ухо алело ярким пламенем. Началась погоня. Мы из разных форточек и подъездов наблюдали за событиями. Кто успел забежать на второй этаж, видел, как мелькает между бельевыми веревками стриженная белобрысая головенка Толика, а за ним развевались распущенные черные Галкины пряди. Погоня сопровождалась отборной бранью хозяйки белья. И тут Галка зацепила палку и упала вместе с ней на землю! Веревка оборвалась. Белье накрыло Галку. Она разозлилась пуще прежнего.. Делая лихорадочные движения, чтобы сбросить свое белье, она запутывалась все больше. Толик наблюдал за ней, как кот в сапогах из сказки наблюдал за людоедом. Осмелев, он вышел посмотреть на барахтавшуюся Галку. А когда она командным тоном потребовала, чтобы он помог женщине освободиться, Толик ответил: «Ага! Я тебя освобожу, а ты мне второе ухо открутишь? Сама настирала, сама и освобождайся!»
[B]
Авоська — сетка с ручками, заменявшая хозяйственную сумку. Удобна: почти невесома и прячется в карман. Отправляясь в поход по магазинам, ты не знал, что из еды тебе достанется или попадется. На улице был один гастроном и овощная лавка, куда все и шли, сбиваясь в очередь. Советский народ назвал сетку авоськой. Авось что-нибудь попадется.. На удачу! Как на охоте!
Зимой из каждого окна, в авоськах, висели свертки с едой. На подоконниках стояли кастрюли: с борщами, супами, компотами. И тут надо не прозевать, чтобы дикий или соседский кот не залез в твою кастрюлю. Синицы тоже лакомились салом, расклевывая бумагу. Но синицы орудовали днем, а коты ночью. Хорошо помню, как мой отец гонял шваброй пару четвероногих рыжиков. И как эти нахалы дважды гремели крышкой нашей кастрюли с борщом…
У моей подружки, Иры, отец сделал металлический короб из оцинковки, куда они прятали еду. Из их окна получилась грустная картина. Окошко — крошка, как в тюрьме.
Из всех девочек нашего двора Ира была мне ближе всех. У Иры — необыкновенные сине- желтые глаза. Они, как два огонька, светились изнутри. Она была выше меня ростом, имела длинные конечности, очень гибкое тело. Длинные мягкие теплые ладони и стопы ног тоже крупного размера. Весь облик Ирины напоминал мне пуму из семейства кошачьих. Когда-то в детстве мама подарила мне книгу про семейство кошачьих, где были красиво нарисованы все хищники этого семейства. Так вот, Ира была Пумой — красивой, грациозной, желтой большой и ласковой, умной и ловкой кошкой! Я любила ее веснушки на носу. И нос, и глаза, и улыбка Иры, с маленьким ртом и мелкими белыми рядами зубок, как две капли воды напоминали любимое животное из детской книжки.
Бывают хорошие люди, с которыми приятно общаться. С Ирой и помолчать хорошо. С ней мы могли начать смеяться просто так. И было ужасно смешно! Так бывает только в детстве. Слушали вместе пластинки. Тогда магнитофонов еще не было. Ира одно время занималась велоспортом, а потом вдруг резко бросила. Тренер приезжал к ней домой дважды. Она была талантливой велосипедисткой, так как в 15 лет уже была кандидатом в сборную Союза. Но она сказала, как отрезала. Думаю, что тогда Ира влюбилась. Но я не стала ее расспрашивать, если захочет — сама расскажет. Я думаю, что Ира была умнее и глубже меня, так как многое понимала без слов. Это редчайшее качество.
Однажды я взяла Иру в балетную школу на урок классического танца. На удивление, строгая учительница, Надежда Николаевна Виноградова, разрешила Ире посмотреть урок. В тот день я занималась с вдохновением.
Холодильник у нас дома появился гораздо позже телевизора. Холодильник в пятидесятые шестидесятые годы — это роскошь. И в семидесятые годы холодильников в свободной продаже не было. А были по предварительной записи или по знакомству, или за взятку продавцу или товароведу, или заведующему складом, куда обязательно поступала вся продукция, прежде чем она появится в магазине.
Как не вспомнить великого, неповторимого Аркадия Райкина! Был такой гениальный артист в советское время, способный одной-двумя фразами разоблачить всю гнилую систему советской торговли! Его бесстрашные меткие слова и фразы били всегда в самое «яблочко». Ни разу этот гениальный человек не опустился в своей сатире до банального хамства или бестактности…
В восьмидесятые годы дело обстояло не лучше. Рассказывала мне прима Харьковского оперного театра, как она народная артистка, имея деньги, не могла приобрести этот злосчастный новый холодильник. Сколько унижения ей пришлось пережить: тащиться за десятки километров от Харькова, на пресловутый склад, подмигивать, называя пароль, как на явке с разведчиком. Да еще и записку передавать нужному человеку, пряча от других, от другого нужного человека. Целый детектив!
Вторая серия — доставка холодильника домой.
Старшее поколение меня поймет и вспомнит собственные приключения в погоне за благами цивилизации. Кому сегодня двадцать, думаю, нет. И, слава Богу!
Для покупки чего-нибудь крупного, вроде холодильника, нужна крупная сумма денег. Она была не у всех. Поэтому оформляли вещь в кредит. На работе брали справку о зарплате и в магазине, без всяких банков, оформляли кредит. На шесть или двенадцать месяцев. Иногда на два года, если покупали мебель. Банк был в стране один, государственный, и назывался он «Сберегательный». Позже, появился еще один, «Стройбанк».
Ежемесячно из твоей зарплаты отчислялась в магазин энная сумма денег. И на руки ты получал зарплату уже с вычтенной суммой.
Мой брат, Юрий, старше меня на шесть лет. Он всегда был философом. С юных лет стремился постичь истину, задумывался над истоками мироздания, о смысле жизни, в его голове всегда зрели грандиозные планы. Юрка испытывал на живучесть не только собственные коленки и зад, но и велосипед, а затем, переделав его, мопед. В свой шестнадцатый день рождения он, по двадцатиградусному морозу, затемно, пешком, отправился покупать мотоцикл. Магазин находился на ХТЗ (тракторный завод). В то время от нас прямого транспортного сообщения на ХТЗ не было. Это километров пятнадцать. И именно 15 февраля должны были поступить в продажу мотоциклы.
К этому дню брат готовился заранее, долго собирая деньги для покупки железного коня. Из зарплаты откладывал определенную сумму. Никогда не забуду его счастливое лицо, когда он въехал во двор на собственном мотоцикле!
Юра никогда не обещал того, чего потом не сможет сделать. Но и скупым никогда не был. Я знаю, в моем Юрке живет внутри мушкетер, готовый поделиться последним, ради друга.
В младшем возрасте, как и все мальчишки, он во дворе играл в «войнушку», а меня не брал, и я отчаянно ревела от обиды. Потом они играли в мушкетеров. Юра занимался в секции фехтования. У нас дома появились настоящие рапиры. Когда дома никого не было, я тоже перед зеркалом пыталась изображать с рапирой в руках героиню Дюма, пока не грохнула чашку со стола.
Он очень любил животных. Однажды принес раненого вороненка, с поломанным крылом. Птица жила у нас, пока не стала снова летать. Зимой Юра ходил к речке Немышле. Ловил силками снегирей и синиц, приносил их домой и птицы жили у нас. А один чижик жил у нас два года, летал по комнате, садился на плечо, ел с рук и однажды летом вылетел в окно. Сколько было переживаний!
Потом Юра завел рыбок в аквариуме. Чистил и мыл аквариум, разводил и пересаживал их по разным банкам.
Однажды, мы с братом решили избавиться от ненавистной манной каши, которую мама иногда заставляла нас есть. Наш сосед Василий недавно возвратился из Индии. Он шел домой, одетый в новую шляпу и пальто. После заграничной командировки соседа повысили в должности, он скоро получит новую квартиру. Но сегодня я и Юра испортили ему не только настроение. На велюровую шляпу Василия, важно шагавшего под нашим окном, вылетела порция горячей манной каши! Нам, конечно, попало от матери. Мы даже совершили стремительный забег вокруг стола, убегая от нее. Но нас достала только материнская ругань. Когда мама ругалась, ее глаза все равно оставались добрыми, и нам было нестрашно.
Когда я училась в четвертом классе, мы с классом пошли на экскурсию, на завод «Серп и молот». Экскурсовод повествовала нам, пионерам, про передовое производство и про скорую победу коммунизма, а я впилась глазами в тяжеленные могучие станки 1882 года выпуска. Их привезли из Лондона. В голове моей зрели подозрения: как можно построить лучшую жизнь, если работать на старых английских станках? Больше умного экскурсовода я не слушала. Смотрела, как молодая девушка работает на одном из этих станков…
С тех самых пор я не верила в коммунистические сказки. Придя домой, стала задавать родителям вопросы и громко возмущаться увиденным. На что мне строго ответили, что полностью разделяют мою точку зрения, но просят прикусить свой язык и помалкивать…
