Живописные откровения Феофана

(СРЕДНЕВЕКОВАЯ ТАВРИКА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ПРОСТРАНСТВЕ СВЯТОЙ РУСИ)

В историю мирового искусства Феофан Грек (1330-е — ок. 1415) вошел как один из величайших мастеров иконописи и монументальной живописи. Его фресковая роспись церкви Спаса Преображения в Новгороде 1378 г. имела поистине эпохальное значение.

О Феофане, прибывшем на Русь из Византии и потому прозванном Греком, замечательный древнерусский писатель Епифаний Премудрый, автор «Житий» Сергия Радонежского и Стефана Пермского, отзывался как о «преславном мудреце» и «отменном живописце»

Расцвет творчества этого иконописца пришелся на драматическую, судьбоносную для средневекового русского государства эпоху, когда Русь вела ожесточенную борьбу за независимость с ханами Золотой Орды. Возрождалась православная духовность, медленно и трудно преодолевалось тяжелое наследие внутренних нестроений и междоусобиц. Это была эпоха Сергия Радонежского и Дмитрия Донского… Как никогда остро ощущалась потребность в пробуждении духовных сил народа, в его единении на основе высоких духовно-нравственных ценностей и идеалов.

Роспись одного из главных новгородских храмов, коим являлась церковь Спаса Преображения, стала первой работой Феофана Грека на Руси.

Фрески с монументальными изображениями Единого Бога — Троицы, Христа-Судии, Серафимов, ветхозаветных и новозаветных праведников, православных подвижников — пустынника Макария Египетского (Великого), столпников: Давида, Даниила, Симеона Дивногорца, Симеона Столпника, Алипия, а также других святых являются вполне самодостаточными с точки зрения художественной ценности творениями. Вместе с тем, они образуют единый, целостный и гармоничный композиционный ансамбль. Исполненные духовного порыва, драматизма и экспрессии, могучие образы Феофана глубоко индивидуальны. Они лишены внешней умиротворенности, но при этом исполнены суровой простоты и подлинного величия духа. Лики подвижников несут на себе печать титанической духовной борьбы, постижения сокровенных тайн бытия, соприкосновения «мирам иным».

Несомненно, что созданные Феофаном образы основаны на глубоком знании художником обширной агиографической литературы.

Так, в частности, согласно жизнеописаниям святого Симеона Столпника (Старшего) (IV-V вв.), этот подвижник поставил столб, который был твердо укреплен и имел на вершине площадку для стояния и сидения. На этой площадке Симеон совершал непрестанные молитвы, произносил проповеди и вел беседы. Его подвиги казались современникам невероятными. Он клал около 2000 поклонов, а в праздники стоял на площадке от заката до восхода Солнца с простертыми руками (примечательно, что Феофан Грек изобразил Симеона именно в таком молитвенном положении). По одним данным, Симеон Столпник подвизался в этом подвиге свыше 40 лет, по другим — восемьдесят лет и стяжал многочисленные духовные дары [2].

Другой изображенный живописцем столпник — Алипий провел на своем столпе 53 (!) года. Сняв легкий навес, добровольный мученик мужественно переносил стужу и зной, дождь и град, снег и мороз. Последние 14 лет своей праведной жизни св. Алипий уже не мог стоять, так как ноги его были поражены тяжкой болезнью, и лежал на своем столпе на одном боку, не позволяя переворачивать себя. Св. Алипий так угодил Богу, что еще при жизни его озарял небесный свет. Многие верующие видели, как над головой преподобного являлся огненный столп, достигавший облаков и озарявший все место окрест его [3].

Преподобный Симеон Дивногорец, в отличие от первого Симеона (Столпника) называемый младшим, совершал свои удивительные подвиги на Дивной горе, в окрестностях Антиохии.

Этот перечень можно продолжать и далее…

Вообще, феномен столпничества, которое, безусловно, относится к величайшим и наиболее многотрудным монашеским подвигам, занимает совершенно исключительное место в живописи Феофана. Представляется, что это обусловлено его глубоко аскетическим мироощущением, непрестанным горением духа, жаждой преображения (показательно в этом смысле само название расписанного им новгородского храма). По нашему убеждению, столпничество осмысляется Феофаном как зримый образ восхождения человека к Богу.

Здесь представляется возможным высказать гипотезу, что в творчестве Феофана идея столпничества могла быть актуализирована его пребыванием в Крыму, где многие столетия существовала традиция жительства в удаленных от мира горных пещерных монастырях, что было сродни жительству на столпах.

Святитель Лука, Архиепископ Симферопольский и Крымский, так говорил о столпничестве: «Преподобные блаженные столпники были немощны свыше меры, ибо от постоянного стояния ноги их распухали, появлялись на них тяжкие язвы, причинявшие жестокую боль. Они стояли во всякую погоду полураздетые… Это ли не сила Господня, совершающаяся в немощи? Не сила ли Божия привлекала к столпу огромные толпы людей не только из близких мест, но и из мест самых дальних, ибо слава о подвигах столпников разносилась повсюду» [4].

Поэтому отнюдь не случайно, что многовековая история Христианства знает так немного святых, подвизавшихся в столпничестве. Так, известно, что в этом подвиге просияли: Симеон Столпник (IV-V вв.) (память 1 сентября по старому стилю), Даниил (V в.) (память 11 декабря), Иоанн и Симеон Дивногорец (VI в.) (память 24 мая), Давид (+ ок. 540 г.) (память 26 июня), Алипий (VII в.) (память 26 ноября), Феодосий (VIII в.) (память 9 июля), Лука (X в.) (память 11 декабря), Никита Переяславский (XI в.) (память 21 мая), Савва Вишерский (XV в.) (память 1 октября), Серафим Саровский (XVIII-XIX вв.) (память 2 января) и некоторые другие. Согласно толкованиям Богословов, святые столпники являются подлинными столпами Церкви, ее опорой.

В новгородском фресковом ансамбле выдающийся иконописец гениально воплотил и утвердил учение византийских Богословов о божественных энергиях, пронизывающих все сущее и преображающих человека. Каждая композиция Феофана буквально насыщена яркими цветовыми бликами, «движками». Вследствие этого складывается впечатление, что его образы насквозь пронизаны «нетварным светом». Как отмечает Г.И. Вздорнов, «каждое из таких скоплений бликов образует как бы штриховой рисунок, начисто лишенный, однако, суховатой аккуратности и правильности, которые свойственны живописи современников Феофана. Это пастозные, сильные света, которые при восприятии фресок с большого расстояния сливаются в сияющие пятна» [5].

Несомненно, что Феофан Грек опирался не только на византийскую, но также и на древнерусскую иконописную традицию. Н.А. Дмитриева справедливо замечает, что «искусство Новгорода и Пскова было мужественным, простым, великолепным в своей простоте и цельности… Приехав в Новгород, Феофан обратился к изучению уже сложившейся там художественной традиции, он проник в дух фресок Нередицы, Старой Ладоги, Снетогорского монастыря, и его собственные росписи в церкви Спаса на Ильине в известной мере эту традицию развивают, хотя очень по-новому и по-своему» [6].

Манеру письма Феофана Грека следует признать смелой и свободной, поистине открывающей новые горизонты в иконописном искусстве. Изумленные современники отмечали: «Когда он все это изображал или писал, никто не видел, чтобы он когда-либо взирал на образцы, как это делают некоторые наши иконописцы… Он же, казалось, руками пишет роспись, а сам беспрестанно ходит, беседует с приходящими и умом обдумывает высокое и мудрое, чувственными же очами разумными разумную видит доброту» [7]. Отметим, что подобные качества были свойственны и тем великим христианским подвижникам, которых изображал Феофан, глубоко осмысливший каждый образ своей росписи.

В истории мировой культуры трудно найти живописца, которого можно было бы сопоставить с Феофаном Греком по художественной манере, масштабу и энергии творческого порыва, монументальной выразительности образов. Запечатленные им лики выступают, без преувеличения, как некое таинственное откровение, духовно-экстатическое прозрение. Выдающийся художник русского средневековья как бы ставит потрясенного зрителя на порог инобытия, в котором не может быть ничего мирского, суетного, преходящего.

История знает немало примеров, когда новое слово в искусстве встречало неприятие, а, подчас, отвержение и даже глумление. Однако Феофану Греку на Руси, ставшей ему второй Родиной, была уготована прямо противоположная судьба. Здесь он был понят, воспринят и поддержан. Переехав в Москву, выходец из Византии оказал колоссальное воздействие на формирование классической русской иконописной школы. Идеалы христианского смирения, простоты и подлинного духовного величия с потрясающей силой воплощены мастером в образе Богоматери из деисусного ряда Благовещенского собора в Кремле, а также в ряде других сохранившихся икон этого величественного храма. Феофан оказал огромное влияние на светлую, гармоничную, возвышенно-умиротворенную, также зримо выходящую за грань обыденности и обыденного восприятия, живопись Андрея Рублева — своего великого ученика и сподвижника.

Представляется глубоко символичным и знаковым, что помимо Византии и Московской Руси, Феофан Грек работал также на пространстве Таврики, а именно в Кафе (Феодосии), откуда, очевидно, и пришел в Новгород.

К сожалению, сегодня мы не можем достоверно атрибутировать ни одну из фресок средневековых крымских храмов как работу Феофана. Еще в 30-е годы XX века экспедиция, возглавляемая известным искусствоведом И. Грабарем, предприняла поиски работ великого живописца. Однако эти поиски не увенчались успехом [8]. Тем не менее, у исследователей имеются определенные основания говорить о влиянии, которое мог оказать Восточный Крым на творчество Феофана Грека. Так, видный крымский археолог и искусствовед О.И. Домбровский, анализируя роспись храма Святого Стефана в Феодосии, которая относится к раннему XIV веку (атрибуция и датировка О.И. Домбровского), писал: «…благодаря скупости колорита, энергичной лепке ликов и тел световыми планами, смелым линиям и мощным формам человеческих фигур, обилию и пластическому разнообразию драпировок в этом рядовом провинциальном памятнике с такой силой ощущается тревожное дыхание эпохи, породившей творчество Феофана Грека» [9]. Аналогичные выводы ученый делает и в отношение росписи храма Иоанна Предтечи в Керчи, также относящейся, по мнению автора, к началу XIV века [10].

Принимая во внимание указанные наблюдения О.И. Домбровского, а также основываясь на изучении географического и исторического контекста творчества Феофана, можно прийти к заключению, что имеющая давние христианские традиции Крымская земля вновь выступила связующим звеном между Византией и средневековым Русским государством и, вполне вероятно, внесла свою лепту в формирование гениального художника, творчество которого имеет мировое значение.

Источники и литература

1. Дмитренко А.Ф., Кузнецова Э.В., Петрова О.Ф., Федорова Н.А. 50 кратких биографий мастеров русского искусства. — Л., 1971. — С. 5.
2. Жития святых, на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского. Кн. Первая. — М., 1904. — С. 17-40; Слово Митрополита Симферопольского и Крымского Лазаря на Новолетие церковное и память св. прп. Симеона Столпника // Таврида Православная. — 2004 (сентябрь). — N 17 (124). — С. 2-3.
3. Жития святых, на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского. — Ноябрь. — К., 2002. — С. 723-731; Щенникова Л. Среди иконописцев отменный живописец // Родина. — 2000. — N 4. — С. 121.
4. Проповеди архиепископа Луки. — Симферополь, 2003. — С. 130-131.
5. Вздорнов Г.И. Фрески Феофана Грека в церкви Спаса Преображения в Новгороде. К 600-летию существования фресок 1378-1978. — М., 1976. — С. 199.
6. Дмитриева Н.А. Краткая история искусств. Выпуск 1. — М., 1986. — С. 185-186.
7. Дмитренко А.Ф. и др. Указ. соч. — С. 7.
8. Корхмазян Э.М. Армянская миниатюра Крыма (XIV-XVII вв.). — Ереван, 1978. — С. 101.
9. Домбровский О.И. Фрески средневекового Крыма. — К., 1966. — С. 68.
10. Там же. — С. 70.