Эйфория прошла — тепло осталось

ГОВОРИМ С ЧИНОВНИКОМ ИЗ ТЮМЕНИ

Вот так бывает: выполняет человек просто свою работу — а ты его слушаешь и понимаешь, что тебе хочется с ним познакомиться поближе. То ли слова какие в резонанс с твоими мыслями попадают, то ли перспективы какие-то разворачиваются, о которых ты лишь смутно подозревал… В общем, выступал на сцене в Дагомысе, где проходил журналистский фестиваль «Вся Россия», <b>Александр Новопашин</b>, «всего лишь» директор департамента информационной политики Тюменской области, а мне показалось (показалось ли?), что слова его выходят далеко за рамки этого северного региона и очень даже созвучны проблемам Крыма.

Российское поле для СМИ — Крым сейчас приходит в правовое поле России, и многое для нас еще непонятно. Например, объединение проблем связи и СМИ в одном ведомстве. Скажите, а ваш департамент занимается только информационной политикой?

— Смотрите, есть несколько функций, связанных с обеспечением работы информационной политики: это взаимодействие со СМИ, с типографиями, работа по телефонизации сельских населенных пунктов, аналитическое обеспечение, проведение соцопросов среди населения…

— То есть связь тоже есть?

— Конечно!

— Если бы сейчас не я перед вами стояла, а ваш коллега — глава одноименного ведомства из Крыма, за что взяться вы бы ему посоветовали в первую очередь?

— Думаю, самое главное — максимально быстро войти в правовое поле РФ, в частности, побыстрее изучить закон о печати и начать работать в правовом медиапространстве России.

— Медиаюристы говорят, что это самое поле для СМИ буквально удушающее.

— Думаю, они говорят скорее о проблемных точках, которых на самом деле немало, потому что сам основной федеральный закон является одним из наиболее прогрессивных, если сравнить аналогичный не только в Восточной Европе, но и в некоторых европейских странах. В то же время подзаконные акты, которые существуют в РФ, не во всем и не всегда стыкуются с федеральным законом. И ориентироваться в этом правовом пространстве достаточно трудно.

Александр Новопашин»

— Мы знаем, что подзаконные акты становятся над законом — такое мы частенько видели на Украине. А как в России?

— У нас скорее речь идет о вакууме между различными аспектами федерального и регионального законодательства в области масс-медиа. И в этих проблемных точках как раз и заключаются основные коллизии развития медиапространства.

— Мы только начали приглядываться к деятельности Госдумы: в нашей сфере принимается зачастую множество каких-то нелепых, непонятных законов. Они только мне кажутся нелепыми или нам просто преподносят их в каком-то извращенном виде?

— Речь идет об обеспечении информационной безопасности России, потому что сегодня действительно есть проблемы, связанные в первую очередь с интернетом — туда вносится та информация, которая не регулируется федеральным законодательством, ибо интернет если тот или иной портал не зарегистрирован по российскому законодательству, то он может подчиняться только правилам уголовного кодекса. Именно в этом проблема. Я не считаю, что есть какие-то нелепые законы, я с такими не знаком. А то, что наше законодательство должно быть более гибким и активнее реагировать на усложняющееся ситуацию, связанную с ведущейся против России информационной войной, тут, я думаю, огромное поле для деятельности депутатов, и они должны работать более профессионально и оперативно.

Искушение для журналиста — Согласна, Россия должна защищаться — радует, что это понимают. Повторить путь Украины очень легко. Но вместе с водой можно выплеснуть и ребенка. Как разобраться, как понять — надо ли нам беспокоиться за пресловутую свободу слова?

— Беспокоиться нужно всегда. Нужно иметь трезвую голову, и проблема даже не в том, что чиновники зажимают — внутренний редактор сидит у самого журналиста в голове, когда он пишет статью. Допустим, в наших районных газетах — мы говорили журналистам: пожалуйста, пишите на темы, связанные с качеством медобслуживания. У нас ввели листки определения качества; когда человек сходил к врачу, он должен заполнить этот листочек, хорошо ли его обслужили. А зачастую он его заполняет заранее — и тогда у врача к нему другое отношение.

— Да, для регионального журналиста это искушение – если он посмеет покритиковать врача, а завтра ему на прием к этому доктору…

— С одной стороны, нужно менять отношение, а с другой — нужно понимать, что в районе — одна больница, и там работает один узкий специалист, и второй раз он к нему уже не попадет…

— На Украине уже мем сложился — дескать, на Украине сплошная свобода слова, а вот в России ее совсем вытравили. Полицейское государство… Насколько журналисту тяжело работать в России?

— Вы сегодня можете выбрать то или иное СМИ в соответствии со своими политическими и нравственными ориентирами и не ломать свою душу, не ломать себя — пожалуйста!

— А если это одна-единственная районная газета?

— У нас в этом случае есть своя система сдержек и противовесов. Районные газеты по сути являются областными — их учредителем является областная власть. Таким образом мы снижаем уровень давления глав районных администраций на районную газету.

— То есть газетам платит область?

— Да, дотации поступают из областного бюджета.

— И районки не зависят от местного начальства?!

— Ну, нельзя быть в районе независимым. От рубля из района — да, независимы. А косвенная зависимость все равно есть: если ты хорошо живешь с районной властью, у тебя есть возможность пользоваться договорами с теми или иными предприятиями в регионе. Мы в Тюменской области вообще стараемся так выстраивать отношения, чтобы у нас не доходило до столкновений и коллизий. Возникает проблема — мы садимся и начинаем эту проблему обсуждать и находить решение. И главное — не затягивать ее. Потому что когда возникает конфликт, чаще всего виноваты обе стороны. Если мы так не сделаем, у нас возникнут проблемы «маленьких майданов»…

В Тюмени нет беженцев, не желающих работать — Вы на сцене говорили о беженцах, которых приняла ваша область…

— Да, мы приняли и обустроили четыре тысячи. Это только те, кто прошел регистрацию.

— Вы сказали, что у вас нет беженцев, которые не хотят работать. Почему так получилось — что, к вам ехали какие-то особенные граждане Украины?

— Потому что губернатор области изначально поставил задачу, что все приезжающие должны работать. Если человек не хочет, нужно с ним поработать индивидуально. Допустим, к нам приехал шахтер, а у нас нет шахт. Он не хочет менять специальность — значит, мы должны помочь ему уехать в шахтерский район. Если у него специальность, связанная с нефтедобычей, значит, он должен поехать на север.

Те, кто нашел себе работу на юге Тюменской области, — трактористы, механизаторы, работающие на малых и средних предприятиях, они остаются, оседают в тех краях. Кто не нашел работу по специальности и не хочет переучиваться, уезжают в другие регионы — мы им в этом помогаем. Но формировать иждивенчество мы не будем — у нас ведь тоже есть социально-незащищенное население. Люди смотрят и говорят: вот, они только приехали, а им уже все дали, а мы тут все время живем, но не получаем то, что получили они.

У нас в некоторых деревнях есть заброшенные дома. Не используется даже как дача. Мы помогли их отремонтировать, подготовиться к зиме, залатать, подкрасить, переложить печку. И самое главное, мы стараемся строить отношения по линии не власть — и переехавший с Украины, а человек — человек. Это когда сосед помогает — у него старый холодильничек в сарайке стоит, он приносит и отдает…

— А приехавшие не возмущаются, случайно: мол, почему принес старый, а не новый?

— Единицы говорят…

— Случайно, из Крыма у вас нет беженцев?

— Нет. Хотя… Весной приезжали, но быстро уехали. Дело в том, что у области сложился имидж богатой территории — поэтому к нам едут за заработком. Кроме того, есть много людей, которые приезжают к родственникам. Это самые беспроблемные приезжие — когда у них родственники в Сургуте, Нижневартовске, они приезжают, живут у них, пока не найдут себе работу, жилье, пока не обустроятся.

Становимся сильными — в том числе и благодаря Крыму — Последний вопрос: в России уже прошла радость возвращения Крыма домой? Как сегодня в глубинке звучит тема Крыма?

— Эйфория прошла — тепло осталось. Люди не воспринимают возвращение полуострова как ярмо, дополнительную нагрузку — нет, очень тепло, «наконец это случилось».

— Знаю, что в России всегда относились к Крыму с теплом. Лично я жду, что вся эта история с Крымом, Украиной заставит всех россиян задуматься, что делать, заставит почувствовать россиян россиянами.

— Это уже случилось!

— Это случилось из-за Крыма или раньше?

— Сначала из-за Крыма, потому что то, как Крым вернулся в Россию, говорит о том, что на самом деле связи, которые есть у крымчан и россиян, ни на миг не прерывались. И они, эти связи, — самое главное. Общее ощущение единства, это очень важно. Внешняя угроза наступила потом.

— Нет того ощущения, что эта внешняя угроза из-за Крыма случилась? Эти санкции, ограничения…

— Мы хорошо понимаем, что на самом деле Украина — это повод.

— Это вы, чиновник, понимаете или это люди так говорят?

— Конечно, люди! Мы все понимаем, что сильная Россия не нужна тем, кто сегодня правит миром. Но мы становимся сильными, в том числе и благодаря Крыму.