Из мышеловки вынули бесплатный сыр

Отказ от заместительной терапии обсуждают даже на улицах люди, далекие от медицины и по счастью не имеющие в семье наркозависимых. И не удивительно: наркоманы представляют реальную общественную опасность, а когда поутру видишь в своем подъезде следы их ночного пребывания – окровавленную вату, использованные шприцы, разбитые ампулы, понимаешь, насколько она приблизилась к твоему дому, твоей семье. Об этом мы беседуем с врачом-наркологом Керченского психоневрологического диспансера <b>Еленой Лариной</b>.

— Категорический отказ от заместительной терапии российское здравоохранение объясняет ее огромным вредом для здоровья, но ведь на Украине она подавалась как благо и, насколько известно, подобные программы действуют в других странах мира. Так где же истина: вред для здоровья или общественное благо?

— Аналогичные программы действуют в США и Германии, мне доводилось видеть пациентов из Германии, которые находятся на заместительной терапии. На Украине она была предназначена для лиц, употребляющих наркотики и имеющих в анамнезе сопутствующие заболевания, в основном, конечно, ВИЧ-инфекцию. То есть эта программа препятствует распространению ВИЧ-инфекции, гепатитов В и С, так как пациенты не колются и не передают шприцы для пользования другим лицам — она была разработана и внедрена конкретно для этой категории пациентов. На Украине же она получила более широкое распространение: на программу попали не только ВИЧ-инфицированные и больные гепатитами, но и имеющие длительный стаж употребления наркотиков большими дозами и которым, что уж скрывать, не за что ее покупать.

Не следует забывать, что кроме чисто медицинских целей в заместительной терапии был заложен и антикриминальный подтекст. Ни для кого не секрет, что наркоманы – это социальный бич, а не только семейный страх и ужас. Ради дозы и кайфа они готовы на все: от краж до убийств. Так что заместительная терапия решала одновременно две задачи: медицинскую и социальную.

— Российские наркологи называют метадоновую терапию чудовищным экспериментом над людьми.

— Наркозависимые получали лекарственные препараты, что в России приравнено к сбыту наркотиков, а врач — к распространителю, за что несет уголовную ответственность. Но надо понимать, что все получавшие заместительную терапию соглашались на нее добровольно. Когда наркозависимые просились на эту программу, мы всех предупреждали о последствиях приема синтетического наркотика, в котором содержание непосредственно наркотического вещества много больше, чем в тех смесях их таблеток, мела, уксуса, песка и прочей дряни, что они себе колют. Метадол — чистое наркотическое вещество, от которого зависимость выше, чем от уличного, он в тысячу раз сильнее и потому после приращения его приема будет очень тяжело. Сейчас они обвиняют нас в том, что им было предложено участие в этой программе, но это было делом добровольным.

— Последствия действительно настолько губительные?

— Это сильный наркотик, от которого наступает большая зависимость. «Слезть» с метадола гораздо сложнее, чем с обычного: ломка не тяжелее – она продолжительнее. Если от опия ломка до трех дней, то от искусственного – до трех месяцев. У большинства нарушен сон и «крутит» суставы – этот период длится волнообразно, то очень плохо, то на неделю наступает облегчение.

— Какое чисто медицинское влияние этого препарата на организм?

— Такое же, как у любого другого наркотика: на все органы. Первое преимущество для наркозависимых – они не заражаются ВИЧ-инфекцией и гепатитами, потому что не применяют при употреблении шприцы, через которые посредством передачи от одного к другому подхватывали еще и туберкулез. Мало того, что они кололись одним шприцом, так они для этого сбивались в группы, тесно контактировали между собой. Второе – отсутствие ломки, что позволяло им физически работать и нормально спать и в итоге помогало социальной адаптации.

— Но российские наркологи настаивают, что прием метадола ведет к деградации личности.

— Человек деградирует от приема любого наркотика, включая алкоголь. Люди начинают вести асоциальный образ жизни, опускаются, общаются только с себе подобными, круг жизненных интересов и удовольствий сужается до выпить, ширнуться, украсть, отмазаться от работы. И тут откровенно надо признать, что участие в программе заместительной терапии не улучшило социальной адаптации наркозависимых: пришли к нам в диспансер, получили свою дозу и целый день свободны, как птицы в полете. Работали единицы из семидесяти восьми участников программы метадоновой терапии, которые находились на ней с августа 2008 года.

За это время были случаи, когда они попадали в тюрьму, то есть заместительная терапия не избавляла их от игломании, им было мало таблеток — они не убивали желания ширнуться, им надо было почувствовать, как кайф бежит по вене, чего метадол не давал. Мы их предупреждали о несовместимости приема синтетического и уличного наркотиков, но им мало было отсутствия ломки – кайфа все одно хотелось.

— Были ли за это время люди, которые избавились от наркотической зависимости?

— К сожалению, нет.

— Фактически смысл этой программы состоял не столько в избавлении от наркотической зависимости, сколько в улучшении криминальной обстановки?

— Выходит, что да.

— Получается, отказ от метадоновой терапии, условно говоря, шлет привет обывателю – бойся. Если за почти шесть лет никто из наркозависимых не избавился от пагубной страсти, получая препарат, то сейчас они выпущены на вольные хлеба его добычи и представляют реальную опасность для общества.

— Они и добывают. Криминальная опасность вернулась. Я понимаю, что наркозависимым сейчас очень тяжело, физическое состояние многих ужасно. Но ведь, с другой стороны, никто не хочет избавиться от этой зависимости и уйти от наркотиков. Российское здравоохранение предлагает сейчас им блестящий шанс – реабилитационные центры, где бывшим участникам программы заместительной терапии можно пройти деинтоксикацию и курс лечения бесплатно. Бесплатного лечения нет и в России – это исключение из правил государственного здравоохранения.

Но мало кто хочет, они отчего-то решили, что все эти центры имеют религиозную направленность, хотя им сто раз было объяснено, что это чисто медицинские учреждения, где пациенты получают специализированное медикаментозное лечение, где работают наркологи, психологи, психотерапевты, а не церковные батюшки. Из всех наркозависимых Керчи согласились пройти лечение в Санкт-Петербурге, Краснодаре, Ставрополе и Симферополе шестеро и еще четверо готовятся к поездке в реабилитационные центры России, но большого желания ехать у них нет, они не хотят бороться за себя.

Первый и основной этап избавления от наркотической зависимости — собственное желание и вера в свои силы. Но у них, как правило, не хватает силы воли, веры в себя, потому что все остальные – врач, психолог, родные – это только помощники. Но они не мыслят своей жизни без наркотиков – вот в чем беда. Все они имеют большой, свыше десяти лет, стаж употребления наркотиков, некоторые имеют в анамнезе гепатиты, ВИЧ-инфекцию и для них заместительная терапия действительно показана, чтобы остановить распространение этих страшных заболеваний. Всем остальным по большому счету участие в этой программе элементарно облегчило добывание наркотика.

— 20 мая ее закрыли, а куда подались ее участники?

— Мы всем предложили стационар – наш и крымский наркодиспансеры, психиатрические больницы со специализированными отделениями, причем опять же абсолютно бесплатное десятидневное лечение для снятия ломки, абстинентного синдрома – и все 78 участников программы прошли этот курс. Затем им было предложено лечение в реабилитационных центрах России или амбулаторное лечение на месте.

Некоторые прошли курс в местных диспансерах дважды, в Симферополе и Керчи, причем лечение и питание, несмотря на повторный курс, тоже бесплатны. А потом опять же на выбор – реабилитация в российских центрах. Но отказы один за одним: у кого-то мама больна и нуждается в уходе, кто-то боится потерять работу, хотя при таком состоянии ни о какой физической нагрузке речь не идет – надо прежде нормализовать физическое и психологическое состояние.

— Может быть, я пессимист, но у меня нет ни капли уверенности в том, что эти люди избавятся от наркозависимости. Напротив, будут после завершения программы заместительной терапии представлять социальную угрозу обществу. Прежде всего, для своих родных, поэтому все эти «отмазки» вроде маминого здоровья выглядят смешно и глупо.

— Да, родители шесть лет жили гораздо спокойнее, они были довольны программой заместительной терапии и начали забывать пережитой ужас. Сейчас в семьи возвращается прежний кошмар. Наркоманам плохо, они требуют денег на дозу, воруют. Самое страшное, что маковая соломка – самый распространенный вид уличного наркотика – стал вытесняться героином, который стоит много дороже.

— На улицах вновь появилось много разбросанных вблизи аптек лекарственных упаковок из-под кодеина – это заметили сидящие во дворах бабашки.

— Да, кодеин – один из наркосодеражащих препаратов, помимо прямо назначения как противокашлевое лекарственное средство, обладает слабым наркотическим эффектом. Но аптечная наркомания была до заместительной программы, во время нее и будет после. Одна надежда, что продажа наркосодержащих препаратов в аптечной сети будет осуществляется исключительно по рецептам. Мы очень надеемся, что скоро в аптеках доступность будет перекрыта уголовной ответственностью за безрецептурный отпуск наркосодержащих лекарств. Одно плохо, у нас в Керчи нет ни одной государственной аптеки, имеющей лицензию на продажу наркотических препаратов. Такие аптеки находятся под неусыпным вниманием правоохранителей, поэтому любой желающий их приобрести даже по рецепту проверятся.

Если Украина пошла, можно так выразиться, по пути наименьшего сопротивления пагубной страсти к наркотикам и согласилась принять программу заместительной терапии в качестве гуманитарной помощи, то в России на нее не польстились и вступили в борьбу за жизнь этих людей, помогая им в разветвленной сети реабилитационных центров.