УЧЁНЫЕ ОБСУЖДАЮТ В КИШИНЕВЕ ИТОГИ И ПОСЛЕДСТВИЯ ПРИСОЕДИНЕНИЯ БЕССАРАБИИ К РОССИИ В 1812 ГОДУ
Об этой конференции, которая проходит сейчас в Кишиневе, «КЭ» уже писало. <b>»Присоединение Бессарабии к России в свете многовекового молдо-российско-украинского сотрудничества»</b> — так называется международная конференция, организованная Ассоциацией историков и политологов Pro-Moldova . Председатель Ассоциации <b>Сергей Назария</b> сообщил на пресс-конференции в агентстве «ИНФОТАГ», что «конференция посвящена 200-летию присоединения Бессарабии к России в контексте молдо-российско-украинских отношений». «Ее цель — не конфронтация, а укрепление сотрудничества. Мы хотим быть хоть маленьким элементом того моста, который должен сближать народы, а не разъединять их и против политизации истории», — сказал он.
Исполнительный директор российского Центра политических технологий «ПолитКонтакт» Андрей Медведев выразил обеспокоенность тем, что история превратилась в опасный политический инструмент в битве за современность и будущее общего европейского пространства. «На конференции будут представлены около 50 докладов специалистов девяти стран. Использование истории в качестве инструмента раскола и вражды неоправданно. У наших стран больше объединяющего, чем противоречащего», — сказал он, выразив сожаление тем, что «в конференции не принимают участие оппоненты — те историки, которую используют историю в качестве политического оружия».
Румынский историк Флорин Пинтеску сказал, что «на конференции уже затрагивались деликатные проблемы истории Юго-Восточной Европы XVIII-XX вв. которая была и остается зоной максимальной геополитической турбулентности». Он отметил, что «в XVIII Россия стала фактором стабильности для румынских государств, которые искали помощи у нее, чтобы выйти из-под османского ига». Венгерский историк Габор Диени отметил, что «на конференции представлены разные мнения и взгляды, но все разделяют одинаковые ценности — сотрудничество».
Социлог из Херсона Владимир Коробов отметил, что «наметившийся на конференции диалог продуктивен и полезен». «У юга Украины особый интерес к развитию молдо-украинских отношений. Есть рациональная идея в Одесском большом экономическом макрорегионе, который бы объединил Украинское Причерноморье, Приднестровье, Молдову, так как есть преимущества транзитности, Одесский порт, промышленность Приднестровья», — сказал он. Доктор исторических наук из Болгарии Георге Атанасов сказал, что «Бухарестский мир 1812 г. положил конец сильному анклаву турецкой империи, который тормозил все христианские и православные процессы региона».
— По Бухарестскому мирному договору 16/28 мая 1812 года, Россия получила от побежденной Оттоманской Порты территорию, лежащую между Днестром и Прутом. До русско-турецкой войны 1806-1812 гг. междуречье состояло из нескольких территориальных кусков, имеющих разный политический статус и отличающихся разнообразием этнодемографического ландшафта. Это турецкие райи: Килийская, Измаильская, Аккерманская, Бендерская и Хотинская, которые входили в состав Османской империи, управлялись по ее законам, чиновниками Порты. Здесь «был значителен удельный вес представителей мусульманского турецкого населения» но была высока и «численность групп населения разной этнической принадлежности — молдаван, армян, греков, цыган, евреев, образовавших отдельные сообщества», а также русских старообрядцев и малороссов (украинцев). (Хайдарлы Д. И. 2008: С.384).
Это собственно Бессарабия (до 1812 г. она известна еще как Буджак и Онглос), также являющаяся частью Османской империи. С XVI века заселялась ногайскими татарами, подчинявшиеся вассальному Порте Крымскому хану. Д. И. Хайдарлы отмечает «существенное возрастание численности ногайского населения в Буджаке» в течение «первых двух третей XVIII в.», что явилось следствием политики крымско-татарских и турецких властей» (Хайдарлы Д. И. 2008: с.385),
Это территория «двухчасовой зоны» (юго-запад междуречья), которая де-юре входила в состав Молдавского княжества, но де-факто со второй четверти XVIII была социально-экономическим и демографическим продолжением ногайского Буджака. Поэтому не удивительно, что «на протяжении значительных временных отрезков XVIII в. ногайское население располагалось в пределах южной и северной частей «двухчасовой зоны» — а именно в те периоды, когда степняки практически осуществляли здесь свой контроль». (Хайдарлы Д. И. 2008: с. 385). На этой территории проживали ногайцы, основывая там свои села, а также молдавское население и выходцы из-за Дуная, поселявшиеся здесь с последней трети XVIII в. Подчеркнем, что «к середине XVIII в. турецкие райи и буджакские ногайцы занимали в Пруто-Днестровском междуречье земли площадью в 25495 кв. км или 55,7% его территории». (Хайдарлы Д. И. 2010: с. 58).
Это, наконец, остальная территория Пруто-Днестровского междуречья, составляющая 20, тыс. кв. км, то есть менее половины его пространства. Молдавское население составляло большинство «в пределах пруто-днестровских цинутов Молдавского княжества, находившихся в центральной и юго-западной частях междуречья», а «цинуты северной части междуречья являлись зоной молдавско-украинского взаимовлияния». (Хайдарлы Д. И. 2008: с. 168).
Этнодемографическая картина в междуречье стала меняться с русско-турецкой войны 1768-1774 гг. Суть изменений сводилась к постепенному сокращению здесь турецкого и ногайского населения. Их место в последней четверти XVIII века быстрыми темпами занимали молдаване из Запрутской Молдавии, чему «способствовала и политика представителей правящих кругов Молдавского княжества» (Хайдарлы Д. И. 2008: с. 382) и выходцы из-за Дуная. (Хайдарлы Д. 2007: с. 480-496).
Численность населения пруто-днестровских цинутов Молдавского княжества, без учета его этнического состава, составляла «в XV в. — около 32 — 33 тыс. человек, в середине XVI в. — свыше 62 тыс. человек, в XVII в. — до 90 тыс. человек, в первой половине XVIII в. — около 125 тыс. человек». (Хайдарлы Д. И. 2010: с.61). Следует отметить, что эти данные выведены на основе расчета по пять человек на двор, а не по переписи населения. К последней четверти XVIII века общая численность населения в этих цинутах исчислена в 144 685 человек. (Дмитриев. 1973: с. 88). В 1812 г. общая численность населения Пруто-Днестровского междуречья оценивалась в 51 121 семью, что составляло примерно 255,6 тыс. человек.
Русско-турецкая война 1806 — 1812 гг. подвела черту под одни демографические процессы. Из Пруто-Днестровья ушли турки, а также ногайцы, одна часть которых встала на сторону Порты и ушла с ее армией на Балканы, а другая часть была выселена Россией в Крым и Приазовье в 1807 г.
Бухарестский договор заложил основу новой этнодемографической политики в Пруто-Днестровском междуречьи, которая окончательно была оформлена в систему в первую треть XIX века. Продолжительность ее складывания во времени была обусловлена как войной России с наполеоновской Францией в 1812-1814 гг., так и необходимостью административного переустройства вновь приобретенной территории и создания условий для ее социально-экономического развития. В 1813 г. междуречье было названо Бессарабской областью, которая до 1828 г. имела автономный статус. С 1814 г. началось заселение края немецкими колонистами. В самом конце 1819 г. был принят Указ Правительствующего Сената об устройстве в Бессарабии «задунайских переселенцев», который заложил правовые основы их социально-экономического развития, а также их этнокультурной и общественной жизни. С 1820-х годов началось создание государственной деревни в Бессарабии. С русско-турецкой войной 1828-1829 гг. связано завершение массовой переселенческой политики Петербурга в Бессарабии, хотя миграция населения сюда с центральных и малороссийских губерний, с Балканского полуострова, но особенно с Дунайских княжеств продолжалась интенсивно вплоть до 60-х гг. XIX в.
С 1812 г. численность населения Бессарабской области составляла: в 1817 г. 491, 6 тыс. человек, в 1823 г. — 550 тыс. человек, в 1835 г. — 705,6 тыс. человек, в 1859 г. — 1038,3 тыс. человек, в 1897 г. — 1935,4 тыс. человек. (Зеленчук. 1979: с. 97-100; Первая. 1905. Т. III: с. 70-73; Хайдарлы Д. И. 2010: с. 64).
Сравним четыре цифры народонаселения Пруто-Днестровского междуречья, обусловленные российским фактором:
— за 1774 г. (144 685 чел.), когда очередная русско-турецкая война вызвала сокращение ногайского населения в «двухчасовой зоне» и рост там численности молдаван и задунайских переселенцев;
— 1812 г.(255,6 тысяч чел.), когда междуречье вошло в состав России;
— 1859 г (1038,3 тысяч чел.), предшествующий серии аграрных реформ в Бессарабии, которые влияли и на ее демографическое состояние;
— и 1897 г. (1935,4 тысяч чел.), когда в последний раз в дореволюционной России проводилась перепись населения.
Примерно за 125 лет население в Пруто-Днестровьи увеличилось в 14 раз. За 1812 — 1897 гг. — в 7,5 раза, а за 38 лет второй половины XIX в. — почти в 1,9 раза. О замедлении темпов роста народонаселения Бессарабии во второй половине XIX века можно говорить только в сравнении с темпами его роста за предыдущий период. В то же время, необходимо подчеркнуть, что в первой половине XIX в. механический прирост населения Бессарабии был весьма существенным. В 1824 г. он составил 251 тыс. человек, в то время, как естественный прирост был всего 77 тыс. человек. Всего же с 1812 г. по 1858 г. механический прирост составил 319 тыс. человек. (Кабузан. 1974: с.57). Со второй половины этого столетия механический прирост населения Бессарабии либо прекратился вовсе, либо существенно сократился. Наконец, можно говорить и о том, что экстенсивное социально-экономическое развитие Бессарабии осложняло рост народонаселения прежними темпами. Если в 1812 г. в Пруто-Днестровье были целые незаселенные регионы, то к середине столетия пустующих земель в Бессарабской области практически не осталось.
Рассмотрим состав населения Бессарабии после 1812 г. по этническому составу. Необходимо подчеркнуть, что сделать такой анализ до 1812 года сколько-нибудь удовлетворительно не представляется возможным. Предпринятые исследователями попытки в этом направлении сделаны на базе расчетных данных по центральным, северо-восточным и юго-западным районам Пруто-Днестровского междуречья. Они не охватывают всю территорию междуречья, а по методике исчисления не точны.
В первой трети XIX века здесь сложилась новая полиэтническая мозаика, которая в основных своих чертах сохранилась до 1918 года. Большинство населения междуречья состояло из молдаван, русских, малороссиян (украинцы), евреев, болгар, гагаузов и немцев. Но проживали здесь также цыгане, чехи, поляки, албанцы, греки, сербы, армяне и другие.
Этнодемографическая политика властей России в Пруто-Днестровском междуречьи заключалась в том, чтобы сохранить здесь уже проживавшее дружественное ей православное население и по возможности увеличить его за счет ушедших или переселенных ею турок и ногайцев, которые не вписывались в ее геополитическую стратегию на Балканах. Необходимо было также обжить обширную пустующую территорию, прежде всего в Буджаке, и хозяйственно обустроить и экономически освоить плодородные земли Бессарабской области.
Если проанализировать все аспекты этой политики и беспристрастно ее оценить, то нельзя не отметить наличие в ней двух важных составляющих.
Во-первых, эта политика была направлена на то, чтобы посредством миграции молдаван из-за Прута нарастить этнический их потенциал в те регионы междуречья, где они традиционно обитали со второй половины XIV века, и поселять их там, где прежде проживали турки (в райях) и ногайцы (в Буджаке и в «двухчасовой зоне»). То есть, Петербург продолжал политику заселения Пруто-Днестровья молдаванами, проводимую Яссами в цинутах с молдавским населением и в «двухчасовой зоне» с последней четверти XVIII века и до русско-турецкой войны 1806-1812 года. Он не усматривал в этой политике потенциальную угрозу своим геополитическим интересам в юго-восточной Европе. Вместе с тем, необходимо отметить, что эта проблема в научном плане не разработана, что и подпитывает русофобствующих политиков, историков и политологов XX и XXI столетий в Бухаресте и Кишиневе.
Проблемой миграции молдаван из-за Прута в междуречье занимался известный в советское время, а ныне забытый молдавский историк М. П. Мунтян. (Мунтян М. П. 1970: с. 70-71). Работая в государственном архиве МССР в 70-80-е годы прошлого столетия по выявлению источников по своей теме, я перелистал не один десяток архивных дел с материалами о бежавших в 30-40-х гг. XIX века от помещиков молдаван и валахов из Дунайских княжеств в Бессарабию и их принятии и устройстве здесь. Среди них встречаются и такие, из которых вытекает, что власти Дунайских княжеств были крайне недовольны тем, что Россия продолжала принимать крестьян-беглецов из-за Прута. Яссы и Бухарест делали дипломатические демарши по этому поводу северной столице России. Таким образом, механическое насыщение Пруто-Днестровского междуречья молдаванами увеличивало их абсолютную численность здесь. Вместе с тем, миграция молдаван после 1812 г. из Запрутской Молдавии в Бессарабскую область, на наш взгляд, приводила к замедлению роста там их численности, что могло иметь негативные последствия для их этнической судьбы во второй половине XIX в.
Но что важно отметить. Как известно, после поражения России в Крымской войне, часть южной Бессарабии в качестве компенсации за Крым была передана по Парижскому мирному договору 1856 г. Молдавскому княжеству. В связи с изменением в 1860 г. Яссами и Бухарестом политики по отношению к населению этой части южной Бессарабии и кровавым подавлением недовольства болгар и гагаузов этой политикой, в ноябре этого года началось их массовое бегство сначала в русскую часть Бессарабии и их переселение в Приазовье. Так вот, этим бегством и переселением в Россию было охвачено и молдавское население. В одной из своих статей, опубликованной в Болгарии, я привожу сведения о переселении тогда в пределы русской части Бессарабии молдаван из Сарацики, Кании, Алботы, Джамбоя, Киета, Кагула, Тамила, Киргана, Садыка, Бугурчака, Чадыра. Они объясняли свое стремление переселиться в Россию тем, что власти Объединенных княжеств лишили их тех прав и привилегий, которые были дарованы им Россией после 1812 г., в частности освобождение от службы в армию. (Грек И. 1993: с.136). Мотивация, конечно же, имеет социальный характер. Но в ней явно присутствует и игнорирование молдаванами припрутья из южного участка Бессарабии своей этнической идентичности, чего нельзя сказать о болгарских, гагаузских, русских и малороссийских беженцах 1860-1861 гг.
Национальный состав населения Бессарабии после 1812 г., в частности молдавская его составляющая, вызывает повышенный, зачастую политически ангажированный интерес. Приведем здесь обобщенные данные, выведенные не на основе расчетной методики, а по данным церковного учета или переписи населения Бессарабской области.
До передачи южного участка Бессарабии Молдавскому княжеству в 1857 г. по данным церковного учета молдаване в области составляли 432 579 человек или 51,40%, украинцы — 179 335 человек (21,32%), болгары (и гагаузы — И. Г.) — 84207 человек (10%), евреи — 61 045 человек (7,25%), русские — 36049 человек (4,28%), немцы — 24049 (2,86%) и другие — 24259 человек (2,89%). (Кабузан. 1974: с. 55).
В переписи населения 1897 г. этнический состав населения Бессарабии выведен на основе родного языка его носителей. Общая их численность в 1млн. 935,3 тысяч по национальному признаку включала 920,9 тыс. молдаван, или 47,6 % от общего количества населения, 379,6 тыс. малороссов (украинцев), или 19,6 %, 228,2 тыс. евреев или 11,8 %, 155, 7 тыс. русских, или 8,0 %, 103,2 тыс. болгар, или 5,3 %, 60,2 тыс. немцев, или 3,1 %, 55,8 тыс. гагаузов, или 2,9 % и 31,7 тыс. человек поляков, цыган и других национальностей или 1,6 %. (Суботина И. А. 2010: с. 107).
Приведем еще две цифры относительно численности молдавского населения Бессарабии. В 1835 г. она составляла 411 тыс. человек, или 58,2 % от общего количества населения области), а в 1897 г. — 920,9 тыс. человек (47,6 %). За 60 лет молдавское население в Бессарабии увеличилось на 511 тыс. человек, более чем в два раза, но при этом его доля в составе всего населения края сократилась на 10,6 %. На основе этого делается вывод о сознательном и целенаправленном изменении Россией бессарабской этнодемографической картины в ущерб молдавскому этносу.
На мой взгляд, такой вывод не вытекает из конкретно-исторической обстановки в Бессарабии и в смежных с ней регионах юго-восточной Европы во второй половине XIX века, которая бы так негативно отразилась здесь на этнодемографических процессах молдаван и привела к их долевому сокращению. Такое сокращение, как представляется, было обусловлено прекращением или сокращением эмиграции молдавского населения из-за Прута в Бессарабию, так как оно было единственным источником его механического прироста в междуречье, и он иссяк.
Отметим также, что и политические процессы по созданию нового государства за Прутом также могли повлиять на прекращение эмиграции молдаван в Бессарабию из Запрутской Молдавии, где к концу столетия они были насильственно трансформированы в этнических румын.
Нельзя не учитывать и то, что бегство молдаван в начале 1860-х гг. из молдавского участка южной Бессарабии в Россию, минуя ее часть междуречья, приводило к большей дисперсности их расселения и изменению к 1897 г. динамику их роста в Бессарабскую губернию. Ведь и вынужденная эмиграция болгар и гагаузов из этого участка Бессарабии также привела к тому, что сократилась и их доля в общем составе населения Бессарабии в 1897 г. В связи с этим, необходимо учесть численность молдаван и за пределами Бессарабии. Перепись населения 1897 года показала, что в Подольской губернии проживало 27 тыс. молдаван, а в Херсонской их было более 147 тыс. А всего 174 тыс. или 18,9% от общего количества молдавского населения в России. Если принять во внимание, что в 1859 г. в Молдавском княжестве насчитывалось 1 млн. 207 тыс. христиан, то есть не только молдаван, то выходит, что этнических молдаван в России в 1897 г. было больше, чем за Прутом 38 лет перед этим.
Наконец, в сокращении доли молдавского населения в Бессарабии, сыграл свою роль несколько более быстрый абсолютный рост численности украинского, еврейского и русского населения, что явилось результатом аграрной реформы 1861 г. и соответствующих ее продолжений в Бессарабии в 60-70-х гг. XIX века. В России начали действовать во всех сферах ее жизнедеятельности капиталистические процессы, которые разрушали феодальные устои и традиции, в том числе и привязанность молдаванина, и не только его, к своему клочку земли в отцовской и дедовской деревне в Бессарабии. Этнические принципы традиций в этнопсихологии людей уступали место социально-экономическим и общественно-политическим реалиям, что и зафиксировала их миграция за пределами междуречья.
Итак, после 1812 г. Россия, населяя Бессарабскую область многоязыким людом, сохранила здесь этническое молдавское большинство, увеличив его численность в несколько раз и обеспечив тем самым его присутствие на этнографической карте в юго-восточной Европе.
Во-вторых, важно выяснить, способствовала ли этому языковая ситуация в России. Как известно, ее обвиняют, и не без основания, в проведении русификаторской политики, правда, не выясняя, в чем именно русификация заключалась и к каким результатам она привела.
Многонациональное государство, каковым являлась Россия, должно было решить задачу дать разноязыкому российскому люду один общий язык общения. В границах Российской империи им мог быть только русский язык. Как в Английской империи таким языком мог быть, и был английский, в Австро-Венгерской империи — немецкий, в Османской империи — турецкий.
Русский язык, как язык межнационального общения имел предназначение стать языком-посредником для многонационального населения страны в быту, в торгово-экономической сфере деятельности, в общественно-политической жизни и т. д. Эта цель могла быть достигнута посредством школы с русским языком обучения. Поэтому сама по себе такая школа не является инструментом русификации и ассимиляции
Русификаторство надо усматривать в том, что не изучались родные языки, история и культура народов, населяющих Российскую империю. Да, с интересами не русского населения не считалась сама имперская власть, но она, тем не менее, до 1917 года не смогла изменить его идентификационные маркеры и специфические формы их проявления в общественной и культурной жизни этого населения. Более того, они, эти маркеры, в границах территорий проживания этнических меньшинств не возбранялись, не запрещались и не преследовались. Да это было и невозможно в безграмотной, многоконфессиональной и отличающейся друг от друга этнической историей и этнопсихологией народов Российской империи. Их русификация до 1917 года была противоречивой, непоследовательной и мало эффективной, поскольку рядом с ней существовали элементы и даже целые системы культурно-языкового характера, которые работали на сохранение многообразия этнических идентичностей Российской империи.
В подтверждении сказанного, приведу факты по Бессарабии, чтобы объективно представить этнокультурное многоцветье бессарабской действительности с 1812 по 1917 год. А факты эти многочисленны, хотя не всегда подаются логическому объяснению. Так, с 1813 г. печатались книги на молдавском языке, в том числе буквари, учебники. Официальные документы продолжительное время составлялись на русском и молдавском языках. Известно, что в конце XIX века, в самый неблагоприятный для молдавского языка период истории дореволюционной Бессарабии, гагаузский просветитель М. Чакир издавал учебники, словари, разговорники и книги религиозного содержания на молдавском языке (Стати В. 2009: с. 334-345).
В частных школах области, существовавших при сельских церквах и руководимых сельскими священниками, обучение шло на языке, которым владел местный священник и с использованием алфавита, который был ему знаком. А это были «грамота молдавско-церковная и отчасти славянская», «славянская и молдавская грамота», которыми Захарий Чакир был обучен в плоештской школе и ими он обучал детей в Чадыр-Лунгской школе. (Чакир Д. Г. 1999: с. 5-7, 12-14). В колониях «задунайских переселенцев» знали греческий, старославянский или церковно-славянский языки. Во всех школах в немецких колониях Бессарабии обучение велось на родном языке. Таким же национальным колоритом обладали и школы для детей еврейской национальности, в которых обучение велось как на еврите, так и на идише. Функционировали и две армяно-григорианские школы. (Грек И. Ф. 1993: с. 13).
Изучался и молдавский язык. Сначала в сельских школах при церквах, затем в Кишиневской гимназии и в уездных училищах Кишинева, Хотина, Бельц, Сорок. (Грек И. Ф. 1993: с. 12-13). Предпринимались попытки изучать историю болгар и болгарский язык в колониях бессарабских болгар, а также в комратском училище при его основании после Крымской войны (Грек И. Ф. 1993: с.58-62; Челак Е. И. 1993: с. 142-168). В начале XX века начали издаваться книги религиозного содержания на гагаузском языке. С 1905-1907 гг. пришел черед выходу в свет газет и журналов на молдавском, болгарском и других языках. Тогда же по всей Бессарабии выдвигались требования об изучении в школах с нерусским контингентом учащихся родных языков или обучении на родном языке. И, наконец, в 1917 году в ней был осуществлен переход на национальную школу.
Из сказанного видно, что наряду с русификацией в Бессарабии функционировала — параллельно и нарастающими темпами — языковая и культурная практика, обеспечивавшая этническую, культурную и языковую идентичность нерусского населения края. Примечательно, что именно в дореволюционной Бессарабии православные тюркоязычные переселенцы из-за Дуная сформировались как самостоятельная этническая общность, признав себя гагаузами, а родным языком — гагаузский. (Грек И. Ф., Руссев Н. Д. 2011: с.78-84).
Конечно, указанная параллельная система, оберегающая этническую и этнокультурную специфику полиэтнического населения дореволюционной Бессарабии носила стихийный характер и она замыкалась на отдельные этнические группы населения. Но с учетом неразвитости государственной системы образования и сплошной неграмотности населения, а также с повышением общественной активности населения края, она обеспечивала его этническую, этнокультурную и языковую безопасность. В отличие от 1918-1940 гг., когда национальные школы в Бессарабии были переведены на румынский язык обучения, родные языки были изъяты из школьной программы, национально-культурные организации меньшинств запрещались и преследовались. Наконец, им запретили говорить на родных языках. Что же касается молдаван, то с 1918 г. их перекрестили в румын, что и отразила перепись населения 1930 года в Румынии. Все познается в сравнении. То, что было достигнуто в Бессарабии за 100 лет ее вхождения в состав России, было уничтожено за первые 10-15 лет ее оккупации королевской Румынией.
Итак, значение 1812 г. в истории Пруто-Днестровского междуречья и его населения состоит в том, что с его вхождением в состав России произошло:
— административно-территориальное его объединение в Бессарабскую область;
— демографическое его наполнение, обусловившее социально-экономическое развитие Бессарабии;
— естественный рост численности молдаван в Бессарабии, а также значительный их механический рост здесь за счет соплеменников из-за Прута обусловили сохранение в составе России молдаван как самостоятельный этнос на этнографической карте юго-восточной Европы; этнические процессы в Российской империи не были направлены на поглощение русским этносом полиэтнического населения страны;
— языковая политика российского государства в Бессарабию имела своей целью вооружить многонациональный край языком межнационального общения, которым, естественно, был русский язык. Но русский язык, как и русская культура в целом, не исключил из общественной жизни народов Бессарабии их родные языки, традиционную культуру, что в конечном итоге обусловило сохранение здесь их этнической идентичности.
