или О ТОМ, КАК ОТДЕЛЬНЫЕ КРЫМСКИЕ ИСТОРИКИ ПЫТАЮТСЯ СООРУДИТЬ СЕБЕ НАУЧНУЮ КАРЬЕРУ ИЗ НИЧЕГО
Виктор ПАВЛЕНКО
Говорят, современная наука измельчала. Все больше соглашательства, попыток выдать желаемое за действительное, обернуть неприглядные факты в красивые обложки. В первую очередь это касается гуманитарного цикла дисциплин, конкретно и сильнее всего бьет по истории. Причина проста: сколько людей — столько и мнений. К мнению же профессионалов прислушиваются в наше время редко. Да и среди самих коллег-историков редко найдешь идиллические отношения. Конкуренция — штука острая, а амбиции иногда теряют объективность и необходимые основания.
Скромный опыт сопоставления научных изысканий одного молодого крымского исследователя, случайно нами проведенный, позволил сделать вывод об определенном ноу-хау в современной исторической науке. Ноу-хау, позволяющем штурмовать ученые высоты одну за другой. Ноу-хау, по-видимому, заразном и для некоторых других горе-старателей.
Проводя сбор материалов по истории Крымской АССР 20-30-х годов прошлого века в библиотеках автономии, нам пришлось удостовериться, что опубликованных статей, монографий, собственно публикаций архивных материалов явно недостаточно. И что тема истории Крыма в противоречивую и, скажем прямо, тревожную эпоху все еще ждет своего компетентного и объективного исследователя. Однако в последние два десятилетия белых пятен стало значительно меньше. Это объясняется крушением советской партийно-идеологической системы, а вместе с ней — открытием архивных фондов для исследователей и спецхранов библиотек для читателей. И интерес историков уже воплотился в ряд значительных работ (Р. И. Хаяли, Б. В. Змерзлого, Н. В. Яблоновской, В. Н. Пащени, Р. Н. Белоглазова и других), которые приоткрыли завесу над проблемой развития политического, экономического, культурного, духовного потенциала первого крымского государственного образования.
Итак, что, собственно, привлекло наше скромное журналистское внимание? Уже несколько лет среди историков отдельной темой исследования является история изучения Крыма в различных направлениях, проводившихся рядом научных и государственных структур, в том числе в 20-30-е годы ХХ в. Среди них можно назвать и Центральные государственные реставрационные мастерские, и Всесоюзную научную ассоциацию востоковедения, и Главное управление научными и научно-художественными учреждениями Наркомата просвещения РСФСР, в состав которого входил специальный Музейный отдел. Работа этих ведомств в 20-х годах ХХ столетия позволила спасти целый ряд крымских памятников от полного разрушения, а своевременное возобновление исследований этих памятников стало началом возрождения крымской археологии, этнографических и общеисторических исследований. Статьи, сборники документов по данным темам занимают уже отдельную полку в научных библиотеках. И, как удалось нам выяснить, в них тоже можно найти массу интересного.
Работая с литературой, мы не могли пройти мимо трудов кандидата исторических наук, доцента кафедры истории Крымского инженерно-педагогического университета Улькеры Мусаевой. Обратим внимание именно на произведения Улькеры Мусаевой — позже мы объясним, почему в этом случае важно обращать внимание именно на это имя и фамилию.
Итак, молодой исследователь защитила в 2004 году диссертацию на тему (название подаем на языке оригинала): «Iсторико-етнографiчне вивчення народiв Криму в 20-х — на початку 30-х рр. ХХ столiття»; с авторефератом диссертации каждый может ознакомиться на сайте Национальной библиотеки Украины имени В. И. Вернадского (www.nbuv.gov.ua), забив имя автора или название работы в поисковике на сайте библиотеки.
Ознакомившись с этим произведением, мы видим историографическое исследование вклада ряда ученых и организаций в изучение прошлого, быта и культуры народов Крыма в соответствующий период. Отметим сразу, исследование проведено на достаточно высоком уровне, с привлечением широкой базы источников, с обоснованными выводами, с достаточно внушительным списком печатных работа автора, выполненных ею исключительно единолично. В диссертации последовательно освещены роль и вклад в развитие крымской этнографии таких учреждений, как Таврическое общество истории, археологии и этнографии (ТОИАиЭ), Крымский научно-исследовательский институт; определены заслуги музейщиков Симферополя, Ялты, Бахчисарая и Евпатории в формировании археологических коллекций и популяризации культуры и быта народов Крыма.
Есть место и для столичных ученых — представлены очерки деятельности Г. А. Бонч-Осмоловского, И. М. Бороздина, Б. А. Куфтина, А. Н. Самойловича и других маститых ученых из Москвы и Ленинграда. Свою диссертацию У. Мусаева подкрепила изданием в 2004-м авторской монографии «Подвижники крымской этнографии, 1921-1941: историографические очерки» (что, кстати, большая редкость именно в год защиты диссертации), где материал исследования представлен в виде дюжины очерков, в целом выполненных так же добросовестно и, если можно так выразиться, исчерпывающим образом. Казалось бы, что же удивительного?
В принципе, есть среди ученых не совсем корректная, но общепринятая особенность: пока пишется диссертация, статьи публикуются то там, то там — и возможны какие-то повторы и совпадения. Ну, это допустимо. Однако в случае с У. Мусаевой мы откровенно удивились количеству таких повторений. Особенно когда они видны, что называется, на поверхности. Причем, когда «двойники» появляются спустя несколько лет (!) после защиты собственно оригинального труда.
Например, в диссертации и монографии 2004 г. У. Мусаевой представлен очерк жизни и деятельности выдающегося исследователя культуры, памятников и искусства крымскотатарского народа У. А. Боданинского (1877-1938) [Мусаева У. К. Подвижники крымской этнографии, 1921-1941: историографические очерки.- Симферополь, 2004.- C. 27-50.]. Однако основные положения очерка повторены (дословно!) в статье «У. А. Боданинский — организатор этнографической деятельности Государственного дворца-музея тюрко-татарской культуры в 20-30-е гг. ХХ в.», опубликованной в 2009 г. в сборнике «Других Зарембiвських читань» [Асанова У. К. У. А. Боданинский — организатор этнографической деятельности Государственного дворца-музея тюрко-татарской культуры в 20-30-е гг. ХХ в. // Другi Зарембiвськi читання: «Украiнське пам`яткознавство: Сучаснi проблеми та тенденцii».- Киiв, 2009.- С. 7-19.], в свою очередь эта сокращенная версия еще раз дословно (!) появляется на страницах журнала «Таврические студии» в 2011 году (с последним вариантом может ознакомиться каждый, пройдя по ссылке на сайт Национальной библиотеки имени В. И. Вернадского http://www.nbuv.gov.ua/e-journals/tavst/2011_1/index.htm).
Данные факты, как говорится, заиграют совсем в ином свете, если учесть, что сама автор постоянно указывает на единственную задачу своих публикаций: «на основе архивных документов, которые впервые вводятся в научный оборот, вернуть из забвения имя выдающегося этнографа той эпохи — У. А. Боданинского». Позвольте, так и хочется возразить автору — Вы это уже сделали — в 2004-м году! Стоит ли говорить, что в аннотациях к данным статьям приводится и совсем уж возмутительная формулировка «на основе неизвестного ранее корпуса архивных документов«. Да нет, извольте, давно известного корпуса архивных документов! Кроме того, странной (если не сказать жестче) выглядит публикация дословных отрывков из очерков об У. А. Боданинском 2004 года написания в сборниках материалов конференций «Актуальнi питання iсторii науки i технiки» за 2008 [Мусаева У. К. У. А. Боданинский — директор Государственного дворца-музея тюрко-татарской культуры в Бахчисарае (1920-1930 гг.) // Матерiали 6-i Всеукраiнськоi науковоi конференцii «Актуальнi питання iсторii науки i технiки».- Полтава, 2008.- С. 138-140.] и 2010 [Асанова У. К. Деятельность Государственного дворца-музея тюрко-татарской культуры (1917-1922 гг.) // Матерiали 9-i Всеукраiнськоi науковоi конференцii «Актуальнi питання iсторii науки i технiки».- Киiв, 2010.- С. 140-143.] годы соответственно. Собственно, в полный рост встает вопрос: а какую новизну несут в себе эти материалы, что действительно нового может узнать из них, например, студент-историк, собирающий материал для курсовой работы? И какой пример научной этики подается в этом случае?
Но, как говорится, чем дальше мы рыли в фонде библиотеки, тем большие сюрпризы мы находили в творчестве У. Мусаевой. И здесь сделаем еще одну остановку. По причинам объективного характера, с 2008 года научные труды исследователя выходят под другой фамилией — У. Асанова. Но смысл и основной принцип дублирования старых заготовок остается прежним. Тут снова-таки можно поставить жирный знак вопроса. Смена фамилии — дело личное, но в науке не совсем принятое. Именно потому, что под определенной фамилией уже опубликованы исследования, именно потому, что коллеги знают, что «Иванова — это Иванова», а вот если вместо «Ивановой», появится «Петрова» — то к этому ж еще надо будет привыкнуть… Ну, да ладно, возможно, У. Асанова решила выбрать в науке непростой путь?
Что же мы увидели при дальнейших поисках? Да все то же. Если в 2004-м был написан очерк о Полине Яковлевне Чепуриной — старательнице Евпаторийского краеведческого музея и в контексте ее биографии — о самом музее [Мусаева У. К. Подвижники крымской этнографии, 1921-1941: историографические очерки.- Симферополь, 2004.- C. 139-169.], то значит, все публикации на эту тему под разными заголовками будут повторять очерк 2004-го года (а такие публикации были предприняты в 2005 [Мусаева У. Полина Яковлевна Чепурина — исследователь этнографии народов Крыма (1920-1930 гг.) // Тюркские народы в истории Беларуси: Материалы IX Международной научно-практической конференции.- Минск, 2005.- С. 210-226.] и 2006 [Мусаева У. К. З iсторii сходознавчих дослiджень у Кримський АРСР: Полiна Якiвна Чепурiна (1920-1930 рр.) // Новi дослiдження пам’яток козацькоi доби в Украiнi: Збiрка наукових статей.- Киiв, 2006.- Вип. 15.- С. 288-297.] годах). Если вспоминается имя Бориса Алексеевича Куфтина, то снова те же повторы, причем предпринятые одновременно с публикацией полного очерка в 2004-м [Мусаева У. К. Подвижники крымской этнографии, 1921-1941: историографические очерки.- Симферополь, 2004.- C. 99-110; Мусаева У. К. Б. А. Куфтин в этнографических исследованиях Крыма в 1920-е годы // Киiвська старовина.- 2004.- N 3.- С. 155-160; Мусаева У. К. К истории этнографических исследований в Крыму в 20-е годы ХХ века: Б. А. Куфтин // Археологiя та етнологiя Схiдноi Европи: Матерiали i дослiдження.- Донецьк, 2004.- Т. 4.- С. 79-81.].
Стоит ли говорить, что такая же участь постигла Илью Николаевича Бороздина — (три!!! публикации в течение 2010 года [Мусаева У. К. Подвижники крымской этнографии, 1921-1941: историографические очерки.- Симферополь, 2004.- C. 71-84; Асанова У. К. Илья Николаевич Бороздин в исследованиях этнографии и культуры крымских татар в 20-е годы ХХ века // Ученые записки Крымского инженерно-педагогического ун-та.- Симферополь, 2010.- Вып. 26.- С. 25-28; Асанова У. Кримознавча дiяльнiсть Iллi Миколайовича Бороздiна (1883-1959 гг.) у Всесоюзнiй науковiй асоцiацii сходознавства // Новi дослiдження пам`яток Козацькоi доби в Украiнi: Збiрник наукових праць.- Киiв, 2010.- Вип. 19.- С. 499-506; Асанова У. Этнографические исследования этносов Крыма Всесоюзной научной ассоциации востоковедения (1920-1930 гг.): Историографический аспект // Откровения древнего Солхата.- Харьков, 2010.- С. 138-148.]), Восточный музей в Ялте и Якуба Меметовича Якуб-Кемаля (2006 [Мусаева У. К. Восточный музей в Ялте и этнографическое изучение крымских татар: Историографический аспект // Ученые записки Крымского инженерно-педагогического ун-та.- Симферополь, 2006.- Вып. 8.- С. 121-127.] и 2007 [Мусаева У. К. Роль науковцiв Схiдного музею в Ялтi у розвитку iсторико-етнографiчних студiй // Сiверщина в контекстi iсторii Украiни: Збiрник наукових праць.- Суми, 2007.- С. 183-186.] годы), Таврическое общество истории, археологии и этнографии (2005 [Мусаева У. К. Этнографические исследования в Таврическом обществе истории, археологии и этнографии (1923-1931) // Ученые записки Таврического национального ун-та им. В. И. Вернадского. Сер.: История.- Симферополь, 2005.- Т. 15 (57), N 1.- С. 139-145.], 2009 [Асанова У. К. Этнографические исследования Таврического общества истории, археологии и этнографии: Историографический аспект, 1920-1930 гг. // Сiверщина в iсторii Украiни: Збiрник наукових праць.- Киiв; Глухiв, 2009.- С. 18-23.] годы)?
В принципе, весь массив научных трудов У. К. Асановой (Мусаевой), как видим, умещается в рамки ее кандидатской диссертации и одной действительно новаторской монографии 2004 года издания, доступной для изучения в научных библиотеках Крыма. Но сама собою напрашивается и совсем другая мысль. О том, что ученая У. Мусаева есть (пусть и в прошлом), а вот ученой У. Асановой попросту нет!
Более того, любая научная карьера невозможна без наставника, официально именуемого научным руководителем. Разве могла такая «практика» пройти мимо его внимания? Как нам удалось выяснить, профессор ТНУ, доктор исторических наук Андрей Непомнящий, бывший этим самым научным руководителем в свое время, пронаблюдав такую деятельность своей бывшей аспирантки, попросту разорвал с ней всякие отношения. Потому как репутация в науке — вещь самоценная.
Не скроем, нас не покидала мысль: в чем же смысл таких вот «новых» публикаций из раза в раз повторяющих давно написанное — и главное, уже опубликованное? Ведь научная цель, казалось бы, достигнута: есть звание, есть определенный имидж среди коллег. Наши сомнения и недоумения развеяла еще одна группа статей У. Асановой, появившаяся в совсем недавнее время. В них публикуются новые документы о становлении музейного дела в Крыму в 20-х годах прошлого столетия, а автор названа уже докторантом кафедры истории Украины Одесского национального университета имени И. И. Мечникова.
И вот тут все встает на свои места! Оказывается, наша героиня решила не останавливаться на достигнутом когда-то — и продолжить свою научную карьеру, получив в будущем степень доктора исторических наук. Как говорится, это желание говорит само за себя. И заставляет очень крепко задуматься. Потому как решением Высшей аттестационной комиссии Украины при написании докторской диссертации докторанту ЗАПРЕЩЕНО даже использовать материалы своей кандидатской диссертации! Это факт. И его У. Асанова либо не хочет в упор замечать, либо надеется, что никто ничего не заметит и не поймет? Ведь все названные нами выше перепечатки публиковались именно с целью засчитывания их как публикации по теме докторского исследования. Да и, учитывая вышеприведенные факты, как-то не по себе становится от возможного появления подобных докторов наук.
И, конечно же, обратимся к этим новым статьям. Они опубликованы в изданиях разного уровня — от журнала «Краезнавство» [Асанова У. Створення нових експозицiй у кримських музеях (перша половина 20-х рр. ХХ столiття) // Краезнавство.- 2011.- N 2.- С. 199-207.] до сборника материалов международной конференции одного из крымских вузов. Быть может, здесь мы действительно найдем новый материал для будущей докторской диссертации? Да, он есть — это группа документов Государственного архива Российской Федерации (г. Москва), посвященная теме музейного строительства в Крыму в 20-е гг. прошлого века. Но принцип работы остается прежним: снова мы имеем дело с перепечатыванием одного и того же материала с незначительными изменениями. Так, например, собственно обзорная статья, представляющая массив архивных документов уже успела украсить собой страницы «Ученых записок ТНУ имени В. И. Вернадского» (смотрим ссылку http://science.crimea.edu/zapiski/2010/history/uch_23_1h/index.html), так и сборник материалов международной конференции «Культура в системе гуманитарного знания», прошедшей в Симферополе в декабре 2010 г. [Асанова У. К. Музейное дело в Крыму в 1920-е годы: новые источники // Материалы I Всеукраинской научно-практической конференции «Культура в системе гуманитарного знания».- Симферополь, 2010.- С. 175-186.] Причем в последнем случае наблюдается полное отсутствие каких-либо ссылок на собственно представляемые и вводимые в научный оборот архивные документы.
Однако, учитывая наличие презентации группы вполне конкретных документов главного архивохранилища России, мы не поленились, и выяснили, хранятся ли подобные документы в нем? Мы набрали телефон читального зала архива в Москве и переговорили с заведующей читальным залом Ниной Владимировной Плис. Она подтвердила, что документы по истории крымских музеев действительно частично хранятся в Госархиве РФ, в фонде Главнауки. Когда мы назвали ряд архивных ссылок, она сказала, что да, номера фондов и описей вполне реальны. Однако когда мы поинтересовались, работала ли когда-то в читальном зале архива У. Асанова, в ответ мы услышали молчание, а после — удивление. Такой исследовательницы в стенах архива зафиксировано не было, собственно, не осталось следов ее пребывания и в соответствующей картотеке, которая заводится на всех исследователей и которую любезно просмотрела по нашей просьбе сотрудница архива.
Мы, конечно, попытались сменить параметры запроса и спросили на всякий случай про Мусаеву, но в ответ услышали то же: таких в нашем архиве никогда не бывало! Кажется, все окончательно встало на свои места?
Ну, а теперь подведем итоги. И зададим ряд вопросов, на которые, быть может, найдутся ответы. Следит ли кафедра истории Украины Одесского национального университета имени И. И. Мечникова за вот такой деятельностью своих докторантов? Заслушиваются ли отчеты У. Асановой (Мусаевой)? Проводится ли обсуждение материалов этой ДОКТОРСКОЙ диссертации? Есть ли у «исследовательницы» научный консультант (обязательно доктор наук в ранге профессора!) и как он относится к таким вот поворотам научной карьеры? И вообще — а КАК будет проходить защита подобных «трудов»? И чего тогда нам всем пенять на плохие учебники истории для наших детей и внуков, если их пишут вот такие «ученые»? Не так ли?
