ВОСПОМИНАНИЯ СЛЕДОВАТЕЛЯ
Мы знали друг друга давно. Когда я учился в средней школе нашего города, он был преподавателем физкультуры. Старшеклассники звали его Вальком, от его имени Валентин. Нам он нравился мальчишеской простотой и за то, что мог интересно поговорить на любую тему, интересующую юношей. Да и был он не на много старше нас. В нём мы видели не преподавателя, а умудрённого жизненным опытом сверстника.
Прошли годы. Я отслужил в армии, закончил специальную оперативную с юридическим уклоном школу милиции, потом юрфак Одессого университета и стал работать следователем. За моей спиной уже был небольшой опыт следственной работы. На преступников всех мастей насмотрелся вдоволь. В своё время мне пришлось дважды фундаментально изучать и сдавать экзамены по судебной психиатрии.
Практику проходил в областной психиатрической больнице города Одессы. Кстати, там мне довелось увидеть престарелого друга Есенина, который знал наизусть почти все стихотворения великого русского поэта. Сам несчастный тоже был поэтом, но с тяжёлой и неизлечимой формой шизофрении. Но память у него была отменная. Прекрасно читал и свои стихи, и стихи Есенина. Это к слову. А, может быть, и к месту, так как герой моего воспоминания очень увлекался Есениным. Он нам, десятиклассникам, часто читал его стихи в те далёкие годы. Вполне возможно, что именно Валёк научил меня по-настоящему полюбить этого необыкновенно лиричного русского поэта.
И всё-таки не могу не рассказать немного о несчастном друге Есенина. Он с давних лет начинал своё лечение в одной из психушек Москвы. Его лечащим врачом была врач-психиатр, женщина необыкновенной красоты. Её чёрные, блестящие, крупными кольцами лежащие на плечах волосы и большие голубые глаза, обрамлённые длинными густыми ресницами, могли свести с ума любого мужчину. Мы, курсанты оперативной школы милиции, увидели её в бальзаковском возрасте. К этому времени она имела учёную степень. Вела не только практику в одесской областной психиатрической больнице, но и читала лекции в учебных заведениях, в том числе и в нашей школе. У неё же курсанты школы проходили практику.
Действительно, эта женщина была умна, талантлива и чертовски привлекательна. От её голубых глаз исходила какая-то душевная необыкновенная теплота. Как магнит, они какими-то неведомыми силами притягивали к себе. Хотелось смотреть на них, не отрываясь и не расставаясь с их хозяйкой. Так вот, после окончания института она начала работать в Москве, где в психушке познакомилась с одним из своих больных пациентов — престарелым поэтом. Через какое-то время она перевелась в Харьков. Больной психически и любовью к ней, поэт до тех пор устраивал скандалы, пока его ни перевели в психбольницу Харькова.
Потом судьба врача распорядилась так, что она переехала в Одессу. Вслед за ней медики вынуждены были перевести влюблённого поэта в психбольницу Одессы. Только после этого поэт успокоился и продолжил писать неплохие стихи, в основном посвящённые любимой женщине. По просьбе именно этой женщины (просьбы других он никогда не выполнял) поэт читал стихи Есенина, а также свои. Считал, что самое красивое и умное стихотворение — есенинская «Осень»: «отговорила роща золотая берёзовым, весёлым языком»…Когда он читал это стихотворение, время от времени поднимая вверх дряхлые, костлявые руки с жёлтыми высохшими пальцами, он не сводил глаз с лица близко сидящей к нему дорогого человека.. Старческие слёзы текли по его лицу, обезображенному глубокими морщинами . То были слёзы болезненной, но преданной любви. Прошли многие десятилетия, а я до сих пор помню эти слёзы безответной любви.
Мне поручено провести расследование о карманной краже. Карманник задержан и находится в КПЗ. Перед истребованием санкции на арест подозреваемого, иду в это печальное милицейское заведение, чтобы провести первый допрос. С доказательной базой всё нормально. Подозреваемого не придётся «раскалывать» на его противоречивых показаниях, расходящимися с показаниями свидетелей. Откажется давать показания — ещё лучше. Больше останется времени на другую работу, где надо будет хорошо попотеть, чтобы найти улики, изобличающие преступника.
Честно говоря, другой раз идёшь в следственный кабинет и молишь Бога, чтобы преступник вообще отказался давать показания. Но это бывает тогда, когда располагаешь стопроцентными доказательствами. Потому что некоторые преступники, чтоб разжалобить следователя и не быть арестованными до суда, начинают долго и нудно рассказывать о своём необыкновенно тяжёлом детстве, отрочестве, взрослой жизни. Потом о такой же жизни своей жены, и чуть ли не всех близких родственников. Меня при допросах преступников, как человека, изучавшего психиатрию, всегда интересует один и тот же вопрос — что движет преступником на совершение противоправного действия, и что он при этом чувствует, какие испытывает эмоции. Однако эта категория лиц не любит на подобную тему разговаривать, или опять, для того, чтобы вызвать жалость, такого понарассказывают, что сам готов уронить слезу вместе с ушлым рассказчиком.
И вот в кабинет конвоиры заводят злодея, с которым мне придётся встречаться не менее двух месяцев. Мне по спецпроверкам известно, что задержанный неоднократно судим. Передо мной стоит испитый и сильно состарившийся Валёк. Мы сразу же узнаём друг друга, крепко обнимаемся. Ведь столько лет не виделись.
А в прошлом между нами было только всё хорошее, которое не забывается. Рассказываем о себе. Валёк от меня ничего не скрывает. Оказывается он с молодости был щипачём — карманником. Среди своей братии считался профессионалом, что, между прочим, не помешало ему несколько раз побывать в лагерях отсидки. Мне сначала не верится, что Валёк вор. Кажется, что это какая-то ошибка, и потому задаю нелепый вопрос: «а как же Есенин?» На что он со своей открытой улыбкой сказал, что зэки очень любят слушать стихи этого поэта и если с душой прочесть, то некоторые могут пустить слезу. А так как Валёк хорошо знал стихи Есенина, то в лагерях он был в почёте. За чтение стихов зэки его угощали, кто чем мог. Валёк утверждал, что и лагерное начальство любило послушать, как он читает стихи. В то время в лагерях для осуждённых художественная самодеятельность не организовывалась
И вот Валёк подошёл к ответу, которого я так ждал. Начал с того, что заявил о своей очень трудной и рискованной работе. Он позавидовал ментам, идущим по следу карманника, который для них является единственной целью. Бедолагу обкладывают со всех сторон. Им не нужно ни на что отвлекаться. Карманник же, должен постоянно видеть, что делается вокруг него, есть ли поблизости менты, следят ли они за ним, есть ли в толпе бдительные граждане, какая вообще царит обстановка, и многое другое, что может сорвать операцию. А самое главное: нельзя при этом потерять из виду свою жертву, и в подходящий момент, который может совсем неожиданно возникнуть, «щипануть» кошелёк и благополучно скрыться. До этого момента, продолжал Валёк, с тебя сойдёт сто потов и столько раз бросит в дрожь мысль о том, что можешь быть пойманным. Вся работа держится на нервах. Постепенно нервная система из-за старости начинает сдавать, отчего происходят промахи. Вот и сейчас по этой причине он сидит передо мной. «Но нет худа без добра, —рассмеялся Валёк. Зато встретил тебя. А так бы ничего не знали друг о друге, может быть, до самой смерти».
Когда я спросил, как говорят блатные, какой тогда смысл рвать жизнь на портянки по своей воле, он сразу ответил любимой зэковской поговоркой: «Трус шампанское не пьёт». И продолжил: «Это своего рода игра в рулетку, от которой не может оторваться игроман. Так и в воровской работе бывает всякое. Иной раз возьмёшь такой кошелёк, что потом можешь не ходить на свою тяжёлую работу неделю, а то и больше. Начинается очень красивая жизнь. Ты себе ни в чём не отказываешь. Самые дорогие продажные девочки выполняют любой твой каприз, и ты нанимаешь их не на какой-то жалкий час, а насколько тебе захочется. Музыканты в кабаках играют только то, что заказываешь ты».
Один раз по его требованию музыканты десять раз подряд играли и пели про Мурку, а присутствующие ему аплодировали. Официанты перед таким клиентом ходят на цирлах (на носках), обязательно встречают на входе, сдувают пылинки с клифта (пиджака), готовы лизать руки за щедрые чаевые.
«Ну, а как ты реагируешь на неудачу», — задал я интересующий меня психологический вопрос. Он ответил, не задумываясь: «Как любой карманник. Представь себе такую картину: в жару или в холод, бывает ты пасёшь свою жертву долго, очень долго. Наконец толстенный кошелёк в руках. Мчишься в какую-нибудь подворотню и отдышавшись, с волнением его открываешь. Он оказывается набитым какими-то бумажками и разного рода квитанциями. В этот момент, честно, вору хочется плакать. Понимаешь, что твоя красивая жизнь с шикарными девочками на сегодня и на неопределённый срок откладывается. Надо будет снова ждать удачи, а ждать чего-то всегда трудно. Могут быть нервы в порядке от такой работы? Такова моя распроклятая жизнь, от которой я уже никогда не откажусь», — дрогнувшим голосом закончил свою исповедь Валёк.
Мне не хотелось проводить расследование в отношении бывшего физрука школы, о чём я ему сказал. Он мои слова принял в штыки. Сказал, что очень на меня обидится, если я передам дело другому следователю: «Ведь у нас с тобой есть о чём поговорить. Не только о дурацких кошельках. Мы не всех знакомых вспомнили, не всё рассказали друг другу. Мне просто будет очень плохо с другим следователем, которому в какой раз должен буду рассказывать, как я украл кошелёк. Ты должен облегчить мою арестантскую участь, хотя бы в этом плане. Я тебе буду очень благодарен». Я согласился. Вообще не совсем комфортно работать следователем в городе, в котором родился и вырос, где многие знают тебя, а ты их. Мне уже приходилось расследовать дела в отношении моих бывших товарищей молодости и соучеников, одноклассников.
На время следственного производства я Валька арестовал, раньше допустимого срока закончил расследование и дело направил в суд, где он получил свои очередные пять лет. Чем закончилась потрёпанная жизнь моего знакомого карманника я не знаю, так как наши дороги больше не пересекались. Но расстались мы с ним, как старые друзья. Что поделаешь? Каждый из нас выбирает свой жизненный путь сам, а он бывает очень коротким, когда невозможно будет начать жизнь сначала. «Ведь жизнь, — как сказал французский писатель Ромен Ролан,— сама по себе такая добродетель, что тот, кто лишён её, если даже наделён всеми прочими добродетелями, никогда не будет настоящим челвеком». Эти слова, видимо, в полной мере относились к довольно умному карманнику Вальку.
