К 90-ЛЕТИЮ СОБЫТИЙ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
В ноябре 1920 года с приходом Красной Армии в Севастополь формально закончилась Гражданская война. Флота на Юге России не стало…
РИСК И ОШИБКА БЕЛОГО ОРЛА – ЧЕРНОГО БАРОНА
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ ВРАНГЕЛЬ решил рискнуть. Крым, отрезанный от России и юга Украины, не имел серьезных запасов хлеба и угля. Между тем его население, особенно в городах, заметно возросло за счет огромного числа беженцев. Надо было что-то делать – бездействие не определяло никаких перспектив.
В мае 20-го, когда основные силы красных завязли в масштабной и жестокой схватке с белополяками, барон начал наступление в Северной Таврии.
Против него красные смогли выдвинуть 13-ю армию Иеронима Уборевича, главной ударной силой которой был 1-й конный корпус бывшего младшего унтер-офицера Дмитрия Жлобы. В начале июля кавалерийский комкор с образованием авиационного моториста смог вклиниться между 1-м (Кутеповским) и Донским корпусами армии Врангеля. Но Жлоба увлекся, потерял управление частями и угодил в клещи. Разразилась катастрофа: в течение одного дня его корпус был наголову разбит. В Крым потянулись обозы с пленными и трофеями, а сам Жлоба вместе со своим штабом чудом вырвался из пленящего кольца.
ВООДУШЕВЛЕННЫЙ УСПЕХОМ Правитель юга России – Главнокомандующий Русской армией решил поднять донских и кубанских казаков. Врангель высадил на Нижнем Дону десант полковника Назарова. Петр Николаевич полагал, что эти 700 человек смогут стать ядром нового донского восстания. И в этом была ошибка Белого Орла – Черного Барона: казаки не присоединились к десантникам, отряд Назарова погиб до последнего человека.
Успех сопутствовал красным и на Кубани. Здесь в августе был высажен вдесятеро более крупный десант генерал-лейтенанта Сергея Георгиевича Улагая, которому была поставлена задача соединиться с повстанческой «армией возрождения России» генерал-майора Михаила Архиповича Фостикова, находившейся в горах в районе Адлер–Сочи.
Поначалу, правда, десантная операция шла по плану, и Улагай сумел захватить солидный плацдарм (до 80 км по фронту и 90 – в глубину). Но попытки провести мобилизацию среди казаков оказались безрезультатны – кроме нескольких атаманов из отрядов «бело-зеленых», рассчитывавших прежде всего на хорошую добычу, а уж потом – на «спасение России», к нему никто не примкнул. Вспомогательные десанты генерала А.Н. Черепова под Абрау-Дюрсо и генерала П.Г. Харламова у Тамани были разбиты. Фостиков, наступавший на Армавир, тоже потерпел поражение. Остатки войск Улагая ушли в Крым и к 7 сентября полностью оставили кавказский берег Азовского моря.
Одновременно с этим шли упорные бои под Каховкой, но корпуса генералов И.Г. Барбовича и Я.А. Слащева не сумели выполнить поставленную перед ними задачу – ликвидировать красный плацдарм на левом берегу Днепра. Надежды Врангеля, выйдя за Днепр, соединиться с белополяками, рухнули. Тем не менее барон решил лишь изменить направление главного удара, но не отказываться от наступательной тактики. Его войска начали движение на Донбасс, в промышленные районы с расчетом опять-таки вызвать волнения среди станичников…
НО В ЭТОТ МОМЕНТ Польша заключила перемирие с РСФСР. Стало ясно всем: Гражданская война пошла на убыль. Белый Орел остался один, его, правда, поддерживала Франция. Но и ей было понятно: после Советско-польской войны белые в Крыму обречены. Оставалось лишь гадать, когда им придет конец. Но то, что произошло в ноябре 20-го, оказалось полной неожиданностью – разгрома Врангеля не ожидали так скоро. Надеялись, что, по крайней мере, он переживет зиму под защитой укреплений на крымских перешейках.
28 октября 1920 года пять общевойсковых и две конные армии красных в союзе с Нестором Махно навалились на Черного Барона, нанося главный удар со злополучного для него Каховского плацдарма.
В ночь на 8 ноября войска Михаила Васильевича Фрунзе начали форсировать Сиваш. 8–11 ноября были прорваны Перекопская и Ишуньская полосы обороны, запиравшие вход в Крым. Красные прорвались и у Чонгара. Путь к портам Южного побережья полуострова был открыт. Наступил последний акт драмы…
ПЕРВЫМИ забили тревогу французы. 9 ноября на эскадру адмирала Дюмениля, базировавшуюся в Константинополе, поступила телеграмма графа де Мартеля, верховного комиссара Франции при Врангеле, о начале немедленной эвакуации белых. Французские военные корабли во главе с броненосным крейсером «Вальдек-Руссо», а также все свободные торговые суда поспешили к крымскому берегу. Барон попросил у Европы незамедлительной помощи. В тот же день адмирал Дюмениль прибыл с эскадрой в Севастополь.
По донесению французской разведки, «паника немедленно охватила тыл». Сам же Врангель, однако, не терял присутствия духа, хотя его душу и сердце разрывали сомнения: что впереди?
ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ Русской армией отдал директиву: «оторвавшись от противника, идти к портам для погрузки». 1-й и 2-й армейский корпуса направлялись на Евпаторию и Севастополь, конный корпус Барбовича – на Ялту, кубанцы Фостикова – на Феодосию, донцы вместе с Терско-Астраханской бригадой – на Керчь. Тяжести предписывалось оставить, пехоту посадить на повозки, коннице прикрывать отход.
Одновременно с этим Врангель отдал приказ, в котором говорилось:
«Русские люди! Оставшаяся одна в борьбе с насильниками, Русская армия ведет неравный бой, защищая последний клочок русской земли, где существуют право и правда…
По моему приказанию уже приступлено к эвакуации и посадке на суда в портах Крыма всех, кто разделял с армией ее крестный путь, семей военнослужащих, чинов гражданского ведомства с их семьями, и отдельных лиц которым могла бы грозить опасность в случае прихода врага.
Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию…
Дальнейшие наши пути полны неизвестности.
Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны…
Да ниспошлет Господь всем силы и разум одолеть и пережить русское лихолетье».
В выпущенном одновременно правительственном сообщении было сказано:
«Ввиду объявления эвакуации для желающих офицеров, других служащих и их семейств правительство юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают приезжающих из пределов России. Недостаток топлива приведет к большой скученности на пароходах, причем неизбежно длительное пребывание на рейде и в море. Кроме того, совершенно неизвестна судьба отъезжающих, так как ни одна из иностранных держав не дала своего согласия на принятие эвакуированных.
Правительство юга России не имеет никаких средств для оказания какой-либо помощи как в пути, так и в дальнейшем. Всё заставляет правительство советовать всем тем, кому не угрожает непосредственная опасность от насилия – остаться в Крыму».
Приказ Врангеля и сообщение были разосланы по телеграфу для широкого оповещения. За ночь с 9–го на 10 ноября их текст был отпечатан и расклеен на улицах Севастополя.
НАКАНУНЕ командующий Южным фронтом Фрунзе обратился по радио к Врангелю с предложением капитулировать ввиду полной бессмысленности дальнейшего сопротивления. Сложившим оружие гарантировалась амнистия, не желающим оставаться в России представлялась «возможность беспрепятственного въезда за границу при условии отказа под честное слово от дальнейшей борьбы против рабоче-крестьянской России и Советской власти».
Белые не ответили красному командующему, за них это сделал временно командующий французской Средиземноморской эскадрой адмирал Дюмениль. 13 ноября он сообщил Фрунзе: «Приказом Главнокомандующего (Врангеля) все войска Русской армии на юге России и гражданское население, желающее уехать вместе с ними из Крыма, могут уезжать. Только что опубликован и приказ, запрещающий кому бы то разрушать или повреждать любое общественное имущество. Это имущество принадлежит русскому народу. Я дал указание всем судам, находящимся под моей властью, оказать помощь в эвакуации и предлагаю вам дать немедленный приказ вашим войскам, чтобы они не мешали вооруженной силой проведению погрузки на суда. Я сам не имею никакого намерения разрушать какое бы то ни было русское заведение, однако информирую вас, что, если хотя бы один из моих кораблей подвергнется нападению, я оставляю за собой право использовать репрессивные меры и подвергнуть бомбардировке либо Севастополь, либо другой населенный пункт на Черном море».
БУДУЩИЕ ЭМИГРАНТЫ оказались неготовыми к быстрым сборам и отъезду. Решение о нем принималось в последние часы и минуты. По словам французов, «в Севастополе, где еще 10 ноября танцевали, население не казалось обеспокоенным». В сущности, решение о дальнейшей жизни и судьбе многими было принято в последний момент. Тем не менее оставление Крыма происходило организованно и спокойно.
Мы привыкли к тому, что в большинстве случаев, будь то литературные произведения или кинофильмы, последний акт трагедии трактовался в «помпеянской традиции», с физиологическим ужасом толчеи и давки при посадке на суда, с отчаянием оставленных на берегу. На самом деле все было не так, как в «Служили два товарища» с поручиком Брусенцовым – В. Высоцким и в «Беге» А. Алова и В. Наумова.
Дело, конечно, не только в четкой организации и регламентации исхода. Почему красные войска не стали мешать эвакуации белых, сегодня точно и со всей определенностью сказать трудно. Скорее всего, лично Фрунзе просто не хотел больше проливать русскую кровь.
О ТОМ, что в 1917–1920 годах в Крыму и Причерноморье власть менялась неоднократно, общеизвестно. Помните, как в «Зеленом фургоне»: «Что, опять власть переменилась?». А что касается флота, то, пожалуй, это время можно было бы назвать «эпохой флажной чехарды».
На Черноморском флоте в течение трех лет развевались Андреевские, красные, украинские, кайзеровские и иные флаги, причем некоторые поднимались по нескольку раз. Мало кому ведомо, что у белых, стремившихся любыми путями сохранить свой флот, была даже идея о передаче остатков Императорского Черноморского флота… Сербии.
Наверное, мало кто знает и о том, что исход из Крыма был осуществлен под… французскими флагами – именно их трехцветные полотнища были подняты на мачтах боевых кораблей и торговых судов в соответствии с соглашением, заключенным генералом Врангелем, верховным комиссаром Мартелем и адмиралом Дюменилем. Согласно конвенции, подписанной за день до входа частей красных в Севастополь, 13 ноября, Главнокомандующий Русской армией «передает свою армию, флот и своих сторонников под покровительство Франции, предлагая Франции в качестве платы доходы от продажи военного и гражданского флота».
ЭВАКУАЦИЯ происходила из нескольких портов. Солдаты и офицеры врангелевской ар¬мии уходили в приказном порядке, имея «законное право» на место на корабле. Несколько сложнее пришлось гражданским лицам.
10 ноября, в первые часы после ознакомления с сообщением правительства об оставлении Врангелем Крыма, возникло «волнение», которое, однако, вскоре улеглось. Самоуправство, попытки организации беспорядков и грабежей жестоко пресекались.
Наиболее спокойно протекала эвакуация из Евпатории. Здесь на транспорты «Добыча», № 411, № 412, «Ельпидифор», «Скиф» и другие были посажены около 8 тысяч человек. 13 ноября старший морской начальник Евпатории адмирал А. Клыков получил команду следовать со своим отрядом в Константинополь. Предварительно были выведены из строя оставшиеся в Евпатории мелкие суда, а также севший на мель вспомогательный крейсер «Буг». В 14 часов суда взяли курс на Босфор.
Исходя из дислокации частей Русской армии, в Ялте предполагалось к посадке на суда до 10 тысяч человек. Значительные трудности для старшего морского начальника Ялты контр-адмирала Павла Павловича Левицкого вызвало отступление в этот район конного корпуса генерал-лейтенанта И. Барбовича. В связи со строжайшим указанием Врангеля для эвакуации корпуса был предоставлен транспорт «Крым». «Крым» являлся самым большим судном, стоявшим в порту. В общей сложности на него погрузилось около пяти с половиной тысяч человек.
С утра 13 ноября и в течение дня из Ялты ушли пароход «Цесаревич Георгий», итальянский пароход «Корвин», французский «Текла-Булен», пароход «Константин», шхуна «Христи». Последнее судно покинуло Ялту в 13 час. 15 мин. 14 ноября. Всего из города были эвакуированы 13 тысяч человек.
В Феодосии старшим морским начальником до 10 ноября был командир транспорта «Дон» капитан 1 ранга С. Зеленый. Именно на него Врангель возложил задачу подготовки судов к переходу – сделать запасы угля, воды, продовольствия на пятьсот миль плавания. Зеленый эту задачу решил частично. Потому с утра 11 ноября к обязанностям старшего морского начальника Феодосии приступил капитан 1 ранга И. Федяевский.
12 ноября в полдень началась погрузка раненых, семей офицеров, тыловых канцелярий, интендантства и беженцев. Однако в 16 часов 30 минут в Феодосию прибыл командир Кубанского корпуса генерал-лейтенант М. Фостиков, к которому перешла вся власть в городе. Он отменил все ранее принятые решения и приказал всем разместившимся на судах сойти на берег. Высаженные пассажиры расположились табором прямо у пристани.
Свою лепту в нагнетание напряженности внес пожар, случившийся в ночь с 12-го на 13 ноября на артиллерийских складах в нескольких километрах от города. Находящийся на рейде Феодосии американский миноносец открыл огонь по тому месту, где рвались снаряды, приняв пожар за наступление красных.
Утром 13 ноября Фостиков объявил, что будет осуществляться сначала погрузка имущества, а потом – войска. Тем временем число беженцев росло. Стало очевидно, что два выделенных для беженцев парохода не смогут забрать всех. В порту началась паника. Пароходы «Генерал Корнилов» и «Аскольд», битком набитые беженцами, были выведены из порта. Оставалось одно: направить собравшихся в порту людей в Керчь. Транспорты «Дон» и «Владимир», предназначенные для посадки фронтовых частей, в целях безопасности были отведены от пристаней и поставлены на рейд – военные доставлялись на суда уже на катерах и шлюпках.
В этот же день в Константинополь ушли переполненные пароходы «Петр Регир», «Аскольд» и «Генерал Корнилов». 14 ноября в 6 часов утра, приняв людей сверх всякой нормы, из Феодосии ушли транспорты «Дон» и «Владимир», имевшие на буксире катер «Доброволец» и канонерскую лодку «Кавказ». В Феодосии остались не погруженными кубанские части общей численностью 4,5 тысячи человек и более 5 тысяч беженцев. Всем им генерал Фостиков дал команду пробираться в Керчь. Всего Феодосию покинули 30 тысяч беженцев.
В МАРТЕ 1920 ГОДА, выступая с пьедестала памятника П.С.Нахимову, генерал П.Н. Врангель произнес: «Исстрадавшиеся, измученные, поредевшие наши ряды нашли убежище в Таврии. Грудь против груди стоим мы против наших родных братьев, обезумевших и потерявших совесть. За нами бездонное море. Исхода нет». Теперь же, через полгода, час исхода пробил. «Где мы пристанем – я не знаю», – говорил барон в своем окружении накануне погрузки.
В ночь на 13 ноября он обосновался в гостинице «Кист» у Графской пристани (ныне – здание технического управления ЧФ РФ). Здесь размещалась оперативная часть штаба Русской армии, а также штаб командира 3-го корпуса генерал-лейтенанта М.Н. Скалона, исполняющего обязанности Таврического губернатора.
Ночь прошла спокойно. Правда, около полуночи начался грабеж американских складов Красного Креста, на которых начался пожар. Однако прибывшая полусотня из конвоя Главнокомандующего быстро восстановила порядок.
С УТРА 13-го начали погрузку прибывшие из Симферополя эшелоны. Раненые грузились на оборудованный под госпитальное судно транспорт «Ялта». Суда, принявшие накануне севастопольские учреждения, перегруженные до последних пределов, выходили в пока еще спокойное море. В бухте продолжали оставаться взятые под охрану транспорты, предназначенные для частей 1-й армии.
К 10 утра фронт проходил около Сарабуза (ныне – пгт Гвардейское), точнее, это был не фронт, а линия разграничения. Отступление белых шло практически без боевого соприкосновения с красными частями.
Около полудня Врангель вышел со своим адъютантом в город. Улицы были почти пусты, большинство магазинов закрыто, изредка встречались запоздалые повозки обозов, спешившие к пристани одинокие прохожие. Барон утверждался в уверенности, что погрузка пройдет благополучно и всех удастся забрать.
Вечером в Севастополь прибыл генерал Кутепов со своим штабом и войсками – он рассчитывал закончить погрузку к десяти утра следующего дня. Для прикрытия ее войскам приказывалось занять примерно линию укреплений периода Крымской войны.
На генерала Скалона, в распоряжение которого передавались Алексеевское, Сергиевское артиллерийское и Донское атаманское училища, было возложено прикрытие Северной стороны от моря до линии железной дороги. От нее до вокзала и дальше к морю выставлялись заставы от частей Кутепова. Командующему флотом контр-адмиралу Михаилу Александровичу Кедрову было приказано закончить всю погрузку к 12 часам 14 ноября, а через час вывести все суда на рейд.
В ДЕСЯТЬ УТРА 14 ноября Врангель и Кедров объехали на катере грузящиеся суда. К тому времени погрузка уже почти закончилась. Позже барон писал: «Больно сжималось сердце, и горячие чувства сострадания, умиления и любви ко всем этим близким сердцу моему людям наполняли душу». С кораблей и пристаней при проходе катера неслось несмолкаемое «ура», будущие эмигранты махали платками и фуражками…
К полудню были сняты последние заставы, юнкера выстроились на площади. Поздоровавшись с юнкерами, поблагодарив их за службу перед отдачей команды на погрузку, Врангель обратился к ним с краткой речью:
– Оставленная всем миром, обескровленная армия, боровшаяся не только за наше русское дело, но и за дело всего мира, оставляет родную землю. Мы идем на чужбину, идем не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, в сознании выполненного до конца долга. Мы вправе требовать помощи от тех, за общее дело которых мы принесли столько жертв, от тех, кто своей свободой и самой жизнью обязан этим жертвам…
Барон надеялся, что «Запад нам поможет», хотя в это, наверное не очень-то и верил.
Бронзовый Нахимов, возвышавшийся над площадью, стал молчаливым свидетелем последнего акта Гражданской войны.
ЗАСТАВЫ ПОГРУЗИЛИСЬ. В 2 часа 40 минут пополудни от Графской пристани отвалил катер Правителя Юга России. Над крейсером «Генерал Корнилов» взвился флаг Главнокомандующего Русской армией, корабль снялся с якоря. Все, что мало-мальски держалось на воде, оставляло берега Крыма.
На рейде Стрелецкой «Генерал Корнилов» стал на якорь – до 02.30. Врангель следил за погрузкой последних судов с причалов Стрелецкой бухты и выходом всех кораблей и судов в открытое море. Затем крейсер пошел в Ялту – барон хотел лично убедиться в том, что эвакуация там завершена.
ПОГРУЗКА в Ялте уже закончилась. Тоннажа оказалось достаточно, и все желающие были погружены. Врангель вместе с начальником штаба флота капитаном 1 ранга Машуковым съехал на берег и обошел суда. В городе было полное спокойствие, улицы почти пусты. Приход красных в Ялту ожидался не ранее, чем на следующий день.
В два часа дня «Генерал Корнилов» вместе с французским крейсером «Вальдек-Руссо» в сопровождении миноносца пошел к Феодосии. Узнав о том, что здесь эвакуация прошла менее удачно, Врангель выразил сомнения относительно распорядительности генерала Фостикова, внесшего нервозность в этот процесс. Отдав необходимые распоряжения, барон вернулся на крейсер, чтобы больше не ступать на русскую землю – для Петра Николаевича Врангеля обратный путь был заказан. Россия для него закончилась…
16 НОЯБРЯ было почти по–весеннему теплым. После недавних ранних морозов вновь наступила «золотая осень» – на солнце было даже жарко. В Феодосийском заливе море было, как зеркало, отражая прозрачное голубое небо. Стаи белоснежных чаек кружились в воздухе. Розовой дымкой был окутан берег.
В два часа дня «Вальдек-Руссо» снялся с якоря, произведя салют в 21 залп – последний салют русскому флагу в русских водах. «Генерал Корнилов» отвечал. А после получения радио от ушедшего накануне в Керчь Машукова о том, что «посадка закончена, взяты все до последнего солдата», можно было сниматься с якорей и русскому крейсеру.
«Огромная тяжесть свалилась с души. Невольно на несколько мгновений мысль оторвалась от горестного настоящего, неизвестного будущего. Господь помог исполнить долг. Да благословит он наш путь в Константинополь, – так описывал через три года свои чувства бывший Правитель Юга России. – Спустилась ночь. В темном небе ярко блистали звезды, искрилось море. Тускнели и умирали одиночные огни родного берега. Вот потух последний… Прощай, Родина!».
ВРАНГЕЛЬ считал, что эвакуация из Крыма прошла в «образцовом порядке». Правда, были и потери, хотя без них, как это бывает при проведении столь масштабных операций, обойтись невозможно. Канонерскую лодку «Кавказ» пришлось затопить из-за трудностей, возникших при ее буксировке. А караван, вышедший из Керчи, попал в семибалльный шторм. Силой стихии на дно был отправлен эскадренный миноносец «Живой» – все находившиеся на его борту 260 человек погибли. Всего же из Евпатории, Севастополя, Ялты, Феодосии и Керчи врангелевцы увели около 150 кораблей и судов, в том числе 1 дредноут, 1 старый броненосец, 2 крейсера, 10 эсминцев, 4 подводные лодки, 12 тральщиков, 119 транспортов и вспомогательных судов (сравните, читатель, это число с нынешним составом флота. – Авт.). На них было вывезено в Константинополь 145.693 человека (не считая судовых команд), из которых 116.758 было военных и 28.935 гражданских лиц.
17 ноября разбитая армия начала выгружаться в Турции. В своем обращении к Врангелю, выпущенном в этот же день, французский адмирал Дюмениль отметил мужество команд русских кораблей, проявленное при переходе. По–своему его отметил и Врангель – приказом главнокомандующего контр-адмирал М. Кедров, командовавший Черноморским флотом, был «за особые отличия по службе» произведен в вице-адмиралы.
ОБСТАНОВКА на берегах Босфора была в то время непростой. В Турции набирало силу национально–освободительное движение под руководством Мустафы Кемаля (Ататюрка). Чтобы «подстраховаться», французы предложили развернуть лагеря для военных и беженцев, куда и направлялись массы прибывших из Крыма. Союзники обратились за помощью к англичанам, но те в снабжении продовольствием и медикаментами отказали, разрешив «неофициально» использовать свою пустующую военно-морскую базу на острове Лемнос.
Высадившиеся на побережье Турции и частично Югославии войска Врангеля и гражданские беженцы оказались в полной зависимости от французского правительства, которое сочло себя свободным от всех политических обязательств перед главнокомандующим Русской армией. Как во¬енные, так и гражданские лица получили одинаковый статус бе¬женцев. Идея о переброске армии на другие театры военных дей¬ствий или использовании ее для охраны Черноморских проливов союзниками была отвергнута.
Несмотря на позицию, занятую французами, Врангель провел совещание старших армейских начальников. Обсуждался вопрос о продолжении борьбы с Советской Россией. В связи с этим сохранение войск приобретало особое значение. В течение ноября–января после переформирования остатки войск были сведены в три корпуса. На Галлиполийском полуострове расположился 1-й армейский корпус под командованием генерала А. Кутепова (около 25 тыс. человек). На острове Лемнос был расквартирован Кубанский корпус генерала М. Фостикова (16 тыс. человек). В районе Чаталджи, в 50 км к западу от Константинополя, расположился Донской корпус генерала Ф. Абрамова (до 20 тыс. человек). Кроме того, 20 тыс. беженцев должна была принять Сербия, 8 тыс. – Болгария и Румыния. Сам Петр Николаевич Врангель обосновался в русском посольстве в Константинополе.
В ТРУДНЕЙШИХ УСЛОВИЯХ Галлиполи, Чаталджи и Лемноса Врангель и его соратники принимали все меры к тому, чтобы сохранить армию как боеспособную единицу. Для многих беженцев армия приобретала ореол спасительницы – именно здесь сохранялся порядок, именно она давала кусок хлеба.
Тяготы изгнания стали ощущаться быстро – средств к существованию у большинства эмигрантов не было. «Жизнь русской, не обеспеченной материально массы полна лишений и издевательств со стороны союзников и греков, – вспоминал капитан Б. Войнаховский, вернувшийся в Россию в октябре 1921 года. – Помимо крайне трудного положения из-за недостатка работы, еще и эксплуатация со стороны греков или просто бойкот… Жить пришлось впроголодь. Лучшее положение только у шоферов – есть спрос. Много русских занимаются продажей газет и других лоточных товаров. Большая конкуренция. Женский труд – рестораны и гувернантки«. Люди быстро спивались, опускались на дно, женщины шли на панель. Солдаты и офицеры вскоре разочаровались «в идее и возможности дальнейшей самостоятельной борьбы».
Предотвращение разложения, разрушения воинского порядка, стремления вернуться в Россию достигалось драконовскими методами, вплоть до расстрелов. У Кутепова в Галлиполи был создан специальный батальон, куда направлялись все недовольные и подозреваемые в симпатиях к большевикам. Здесь они подвергались моральному и физическому унижению, отправлялись на грязные и тяжелые физические работы. В 1-м армейском корпусе военно-полевому суду были преданы 75 человек, более 150 осуждены корпусным судом. Расстрелами карались мародерство и дезертирство, в случае ссор между офицерами суд чести назначал между ними дуэли на винтовках. В назидание всем в лагере была выложена большими камнями надпись: «Только смерть может избавить тебя от выполнения долга». За «подстрекательство к распылению армии» был расстрелян полковник П. Щеглов – в частной беседе он заявил, что «Красную Армию нужно рассматривать как учреждение государственное». Кутеп-пашу боялись все, но оградить армию от разложения было практически невозможно – на тяжелейшие условия накладывалось отсутствие перспектив, а также довольно активная большевистская пропаганда, деятельность коминтерновской и военной разведки красных.
СЛОЖНОСТИ с размещением, базированием и содержанием кораблей бывшего Черноморского флота в Босфоре, а также стремление французов заполучить русские корабли в качестве платы за обеспечение эвакуации и содержание армии привели к перебазированию флота в Бизерту, французскую военно-морскую базу в Тунисе.
21 ноября 1921 года флот был реорганизован в русскую эскадру. Почти сразу же 113 кораблей и судов были реквизированы или куплены Францией, Англией, Грецией и Турцией. А 8 декабря эскадра четырьмя отрядами под командованием вице-адмирала М. Кедрова вышла в Мраморное море. Общее руководство перебазированием осуществлялось с французского крейсера «Эдгар Кине». Сам переход проходил в сложных условиях – не хватало угля, воды для котлов, не баловала и погода. Однако в конце декабря эскадра прибыла в Бизерту, чтобы остаться здесь на многолетнюю, а для большинства кораблей и на последнюю стоянку.
Задача французских властей сводилась к обеспечению минимума расходов на содержание эскадры и в то же время сохранению военных кораблей в боеготовом состоянии, их дальнейшей консервации.
Условия жизни, созданные для русских в Тунисе, мало чем отличались от константинопольских. Лишь через месяц после прибытия в Африку экипажам разрешили сообщение с берегом. Приказом вице-адмирала Даррье порядок их схода в город был строго регламентирован. Постепенно полнейшее бесправие, безработица и скудный паек стали постоянными спутниками для 5.300 русских, обосновавшихся в Тунисе. Врангель вскоре понял, что остатки русского флота так и сгинут на чужбине, потому попытался перевести хотя бы часть кораблей в Варну. Однако безрезультатно.
В Бизерте оказались 33 корабля и судна. В течение 1921–1924 годов французы постепенно завладели их основной частью – наиболее «молодыми» и ходовыми из них.
Незавидной была судьба и у русской колонии. Хотя русские моряки всячески стремились сохранить уклад жизни и службы, наладить свой быт, сделать это было нелегко. Беженцы, устроившиеся на работу и получившие паспорт, навсегда исключались из списков лиц, находящихся на иждивении французского правительства. В случае если человек терял работу, возвратиться в лагерь беженцев он уже не мог. Постепенно колония стала уменьшаться – русские рассеивались по всему миру. А 29 октября 1924 года, после признания Советской России Францией, на русских кораблях был спущен Андреевский флаг – эскадра перестала существовать.
УЖЕ К НАЧАЛУ 1921 ГОДА французское правительство начало предпринимать решительные меры, имевшие конечной целью избавление от «русской обузы» –врангелевцев. Помимо ограничения или полного прекращения финансовой и иной помощи, французы, начиная с февраля 1921 года, осуществляли ряд мероприятий, направленных на отправление в Советскую Россию желающих вернуться на Родину.
Несмотря на сильное сопротивление Врангеля и его окружения, французам удалось сформировать первую группу реэмигрантов, в основном из казаков с острова Лемнос, в количестве 3.500 человек. Эти люди, причем без согласования с советскими властями, были отправлены в Новороссийск на пароходе «Решид–паша» под охраной французских канонерок. Вопреки запугиваниям белого командования, по оценке современников, прибывших встретили не так уж плохо, хотя, как известно, на этот счет сегодня существует множество инсинуаций и домыслов.
Между Врангелем и союзниками окончательно пробежала «черная кошка» – действия французов вызвали с его стороны бурную реакцию. В дальнейшем на этой почве происходили различного рода конфликты. Однако для Парижа побуждение русских беженцев к возвращению на Родину становится одним из направлений внешней политики.
Идея возвращения все больше охватывала эмигрантов, особенно солдат и казаков. Возвращению стала содействовать и политика Советского правительства. Еще 29 января 1921 г. в «Правде» была опубликована статья председателя Центрального эвакуационного комитета по делам пленных и беженцев А. Эйдука «Требует разрешения». К сожалению, изложенное в этой, по сути программной статье ничем не подкреплялось с правовой стороны. Потому в этой связи многие вопросы решались местнически, в зависимости от позиции руководства губкомов и органов ВЧК. Однако 3 ноября 1921 г. в честь четырехлетней годовщины Октябрьской революции ВЦИК принял постановление об объявлении амнистии отдельным категориям военнослужащих, находящихся за границей и желающих вернуться на Родину, участвовавших в качестве рядовых в белогвардейских военных формированиях. Им была предоставлена возможность вернуться на общих основаниях с находящимися в европейских странах военнопленными Первой мировой войны. Однако об общей государственной политике в отношении к возвращению и возвращенцам говорить все-таки не приходится: РКП(б), СНК РСФСР и соответствующие отделы ВЧК работали непоследовательно и противоречиво.
СУЩЕСТВУЕТ такое число: 123.843. Это – количество разными путями возвратившихся в Россию. Но очевидно, что эта цифра условна, и, наверное, точного числа вернувшихся людей, разбросанных по свету Гражданской войной, установить невозможно. Впрочем, так же, как и точного количества тех, кого развеяло по всем земным континентам. В 1921 году свыше 30 тыс. русских сосредоточились в Югославии, до 35 тыс. – в Болгарии, в Германии их было до 600 тыс., в Польше – 200 тыс. А всего за пределами Советской России оказались около 2 млн русских людей.
К апрелю 1921 года Франция израсходовала на содержание Русской армии свыше 200 млн. франков. Было ясно всем: эти деньги Врангель не вернет. В ноябре–декабре 1921 г. остатки армии были переведены в Болгарию и Югославию. 16 декабря из Турции ушел последний «русский» военный эшелон. Сам Петр Николаевич Врангель осел в Югославии, в г.Сремски-Карловцы. Турция избавилась от «русской головной боли». Можно сказать, что этот момент для многих стал моментом истины – наверное, уже тогда мало кто верил в возможность реванша. Эмиграция вступила в пору ожесточенных распрей, вражды и даже борьбы между различными группировками и партиями, бесконечных споров по поводу «ответственности» за поражение и дебатов о «способах» борьбы с большевиками.
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ ВРАНГЕЛЬ, впрочем, как и многие его сподвижники, единомышленники и бывшие подчиненные, не прекращал свою борьбу с большевиками до самой смерти (к слову, довольно «подозрительной»), до 25 апреля 1928 года. Его похоронили в Брюсселе, куда он, уже будучи председателем Русского общевоинского союза (РОВС был создан на базе Русской армии 1 сентября 1923 г.), переехал в сентябре 1927 года. Через некоторое время его прах перевезли в Белград, – где перезахоронили в русском храме Св. Троицы.
Спустя два года в Париже чекистами был похищен преемник Врангеля – генерал от инфантерии Александр Павлович Кутепов. Случилось это 26 января 1930 года. По пути в Новороссийск на борту советского корабля он скончался «от сердечного приступа». Вскоре РОВС придет в упадок…
В ПОЛУЧАСЕ ЕЗДЫ от Парижа находится небольшой городок Сен-Женевьев-дю-Буа. Расположенное здесь православное русское кладбище стало пристанищем нескольких поколений нашей эмиграции. Ходить по аллеям кладбища, разглядывая надгробные надписи, – все равно, что листать учебник истории, который написала сама жизнь. В нем немало глав, о существовании которых мы до недавнего времени и не подозревали. Большая глава «учебника» посвящена Гражданской войне, напоминая о тех, кто сражался против Советской России. Вокруг памятника, копии святыни Белого движения – Галлиполийского мемориала, разрушенного в 1949 году землетрясением в Турции, покоятся белогвардейцы, почившие во Франции. На Галлиполийском монументе также выбиты и слова, посвященные Врангелю (сам монумент восстановлен в мае 2008 г. у турецкого города Гелиболу).
О Сен-Женевьев-дю-Буа мы в очередной раз услышали во время одного из визитов во Францию президента В. Путина, в ходе которого он счел нужным посетить этот русский некрополь на французской земле. По-моему, этот показательный акт стал, в том числе, свидетельством происходящих метаморфоз в отношении к грандиозной драме – братоубийству эпохи «великой смуты». Что греха таить: до сих пор в нашем обществе определенное отношение к «белым» и «красным». Оно – разное. Причем нынче красных часто мажут черной краской, а белых – золотой. Или наоборот. Многие Врангеля по-прежнему считают Черным Бароном, хотя «недобитки» называли Белым Орлом.
Врангель проиграл свою главную битву. Конечно, он не был кристально чистым Белым Орлом – слишком много крови соотечественников на его совести. Но и видеть в нем только Черного Барона, как представляется, тоже слишком однобоко. Те, кто шел на смерть в рядах Белого движения, в том числе и под Андреевским флагом, были людьми сильными, отважными, с твердыми убеждениями.
Их жизнь и особенно ее финал трагичны. Это – урок истории, тема для размышлений, предупреждение о трагедии междоусобиц. Увы, мы в наши дни, девяносто лет спустя, так и не смогли внять этому уроку, избежать новых трагедий. Возможно они происходят именно потому, что мы мало знаем о том, что было. Потому что до сих пор считаем героев Первой мировой, оказавшихся после Октября по другую сторону баррикад, чужими. Между тем лежащие во французской земле, в Тунисе, на других чужбинных погостах – наши соотечественники. Их объединяют принадлежность к нашему народу, причастность к истории России, ее культуре. Поэтому их имена – как часть истории Отчизны – принадлежат и нам.
Сергей ГОРБАЧЕВ,
член Союза писателей России
