ВСТРЕЧА
Начавшая с утра падать с хмурого неба снежная крупа продолжала свирепо бить в окно. Её барабанная дробь усиливалась с неожиданно налетающим порывом ветра. От него начинали мелко дрожать в замёрзших окнах стёкла, а в кабинете появляться холодный воздух. Старый электрический маломощный обогреватель не мог в достаточной степени обогреть кабинет. Батареи давно не работали, так как нечем было топить котельные.
В стране наступили времена, когда не всегда было электричество и газа. Городская электросеть с целью экономии улицы и дома на несколько часов отключала от электричества по разработанному графику. Даже УВД города, где Эдгар работал старшим следователем, не стало исключением, что усложняло работу сотрудников милиции. В зимнее время, когда рано темнело, приходилось уходить домой за пару часов до окончания рабочего времени. Дома также могло не оказаться света и в дополнение — ещё воды и газа.
Чувствовалось, что государство лихо мчится в бездонную пропасть. Этому свидетельствовали пустые полки магазинов для продовольственных и промышленных товаров, закрытие предприятий, фабрик и заводов. Те же, кто оставался у работающих почти вхолостую станков, по несколько месяцев не получали заработную плату. В городе появилось много безработных и нищих. Возле хлебного магазина можно было в ношенных шинелях увидеть солдат, выпрашивающих у покупателей кусочек хлеба. Рядом с ними располагались с голодными глазами выброшенные на улицу хозяевами бездомные собаки, надеявшиеся на чужую людскую доброту.
В милиции также происходила задержка с зарплатой. Если выдавали, то частями. Но надо было ещё умудриться на них что-то купить из еды. Абсолютно всё стало дефицитом, чем немедленно воспользовались спекулянты-одиночки и организованные группы. Чтобы отовариваться у них, нужны были большие деньги.
***
Эдгар родился и вырос в небольшом приморском городе, где многие были в родственных отношениях или хорошо знали друг друга по совместной учёбе или работе. Как работник милиции Эдгар не стал исключением. Многие продукты питания доставал через своих знакомых.
Вот и сегодня позвонил Николай, бывший одноклассник, работающий после окончания института рубщиком мяса на Центральном рынке в государственном магазине, и сообщил, что оставил для Эдгара пару кусков хорошего мяса. В такую мерзкую погоду не хотелось покидать на обед спасающий от пронизывающего ветра тёплый кабинет, обойдясь кружкой чая из термоса и прихваченным из дома бутербродом с ливерной колбасой. Когда-то Эдгар считал, что эта колбаса изготовляется специально для домашних питомцев, кошек и собак. Не мог представить, что человек, употребляющий её, получал удовольствие. Теперь поглощал её за милую душу.
Если по какому-то случаю коллеги сбрасывались на бутылку, то лучшей закуской была ливерная колбаса и рыбные консервы в томатном соусе. В основном, в консервах была дешёвая килька. Народ эти консервы с печальным сарказмом окрестил «братской могилой».
Как только наступил обеденный перерыв, Эдгар, тепло одевшись, закутав шею ярким мохеровым шарфом, вышел на улицу, где, как и ожидал, его встретила снежная крупа, неприятно бьющая по лицу, и назойливый пронизывающий ветер, нахально пролезая во все складки одежды. От этого было тоскливо и неуютно. Втянув голову в плечи, прохожие спешили по своим делам, не останавливаясь для разговора при встрече со знакомыми, чтобы не дать холоду добраться до костей. Да и окружающая мрачная обстановка не располагала к беседам.
Центральный рынок представлял собой громадное здание с полукруглой выпуклой стеклянной давно не мытой крышей. Вся торговля происходила в здании, вокруг которого разместилось множество холодных ларьков открытого типа. Некоторые из них занимались продавцами, которым не досталось места в крытом рынке.
Продавцами в основном были женщины всех возрастов, от подростков-девочек до глубоких старух. На прилавках рядом с продуктами можно было увидеть принесенные из дома разнообразные бывшие в употреблении предметы, начиная от безногих оловянных солдатиков и слоников из кости с отломанными хоботами, заканчивая керосиновыми лампами с треснувшими стеклами.
Часто в этих ларьках Эдгар видел посиневших от холода своих бывших учителей. Они стояли, укутавшись несколькими шерстяными платками, безуспешно пряча от холода руки в рукавах видавших виды зимних пальто с подкладкой на ватине. Становилось не по себе, видя, как продавцы смотрят на каждого прохожего, надеясь в нём увидеть покупателя, решившего приобрести у них какую-нибудь нелепую безделушку.
Эдгар низко опускал голову, ускоряя шаг, чтобы не встретиться с глазами человека, который учил его уму-разуму и рассказывал, как единственная страна в мире семимильными шагами успешно идёт к коммунизму, где все будут работать по способностям, а получать по труду. Эдгару не хотелось ставить в неловкое положение себя и бывших поборников великих коммунистических идей, которыми постоянно они, к месту и не к месту, пичкали своих питомцев, пионеров и комсомольцев.
***
У Николая кончился рабочий день, и потому в подсобном помещении он со своими друзьями по рынку, с шутками и прибаутками, прикладывались к бутылке, заедая спиртное наскоро сваренными кусочками ароматного мяса, щедро сдобренного пахучими специями.
Эдгар поблагодарил за приглашение разделить с весёлой компанией трапезу, но за стол не стал садиться, чтобы не соблазниться выпивкой и явиться на работу после обеда с водочным запахом. Николай вручил большой пакет с оставленным для Эдгара мясом. Взяв за него деньги, небрежно бросив их в раскрытый сейф.
«А это твоей жене небольшой презент в виде хороших косточек для борща, — проговорил Николай, протягивая Эдгару солидный пакет. — Денег не надо. Будешь молотить борщ, будешь вспоминать меня и почаще заходить в гости. Где бы ещё, как не на рынке, могли встретиться неудавшийся физик и состоявшийся следователь».
Николай, прощаясь, крепко пожал Эдгару руку, приглашая обращаться к нему в любое время, без стеснения, так как при нынешней жизни скромность украшает только дурака.
***
Эдгар решил идти домой, выйдя к давно не чищенной речке, одетой в разваливающийся бетон, проходящей в паре десятков метров от забора, окружающего рынок. Вдоль забора тянулись многочисленные открытые ларьки, которые из-за наступивших заморозков редко использовались продавцами. Глядя на обледенелые стенки небольших сооружений из тонкой жести, Эдгар не представлял, какое время человек мог простоять на одном месте в ларьке, продуваемом со всех сторон злым ветром.
С этой стороны рынка прохожих было мало, потому из двух десятков ларьков было занято только два, стоящих по краям ряда. На что могли надеяться находящиеся в них женщины с выложенными на прилавке разными безделушками, запорошенными снегом, заменившего крупу, трудно было вообразить.
Эдгар, поровнявшись с последним ларьком, увидел на прилавке старый будильник с неработающей секундной стрелкой, разных размеров салфеточки ручной вязки, разнокалиберные столовые ножи, вилки и старинные ложки с трудом проглядываемыми полустёртыми когда-то выгравированными вензелями.
На продавщице поверх зимнего пальто с облезлым лисьем воротником был наброшен вдвое сложенный плед. По синему лицу моложавой женщины, без намёка на макияж, было понятно, что она страдает от холода, стараясь гордой осанкой не выдать своего состояния.
Эдгар давно хотел купить в кабинет будильник, чтобы курить не сигарету за сигаретой, а по установленному на нём времени. Чтобы не встречаться с печальным взглядом симпатичной продавщицы, Эдгар, не поднимая головы, шагнул к прилавку и предательски дрогнувшим голосом, стараясь говорить с юмором, спросил: «Сколько стоит ваш раритетный будильник, изготовленный заводом, который в 1917 году был успешно экспроприирован революционными большевиками?»
Ответ продавщицы: «Сколько тебе, Эдди, не будет жаль. Меня устроит любая сумма», — заставил Эдгара поднять голову и всмотреться в её зеленоватые глаза с густыми ресницами, на которых на мгновение застывали упавшие снежинки, быстро тающие, чтобы уступить место другим.
(Продолжение следует)
