Начало здесь
Вернувшись из командировки, Эдгар позвонил Тине, поинтересовавшись её успехами в личной жизни и на работе. По голосу Тины было понятно, что она обрадовалась звонку, и не скрывая этого, призналась, что соскучилась по своему любимому защитнику её непорочности. Очень просила Эдгара прийти к ней после работы, чтобы отметить её первую зарплату медицинской сестры, в чём есть его личная заслуга.
Эдгар пожаловался на ворох накопившейся работы, который надо срочно разгребать, чтобы он не превратился в нарастающий снежный ком. Если зайдёт, то в позднее время, ненадолго, так как устал с дороги и очень хочет спать.
***
На его короткий звонок дверь немедленно открылась, и Эдгар увидел перед собой с радостными смеющимися глазами Тину в лёгком цветастом халатике, не доходящем до круглых колен с бронзовым загаром, с расстёгнутой верхней пуговицей.
Тина поднялась на носки, легко чмокнула Эдгара в щеку с короткой щетинкой, взяла за руку и завела в комнату, посадив на широкую тахту, накрытую старинным, с потёртостями, пледом в чёрно-красную клетку. К тахте был придвинут небольшой низкий столик с двумя горящими свечами, освещавшими красиво оформленные бутерброды с сыровяленой колбасой и ноздреватым сыром, бутылки с коньяком и сладким шампанским. На сверкающей хрусталём розетке лежали тонко нарезанные кружочки лимона, щедро посыпанные сахаром, отчего они оказались плавающими в густом соке.
Тина села напротив Эдгара на пуфик, положив на него подушечку под цвет пледа. Раскрыв «дипломат», Эдгар вынул из него большую красивую баночку импортного кофе и в ярких обёртках две плитки шоколада, приобретённых им у спекулянтов, вертевшихся возле полупустых продовольственных магазинов главного города области.
«Думал с тобой выпить кофе, чтобы разогнать сон, — проговорил Эдгар, выкладывая на стол дефицитный гостинец, — а придётся пьянствовать, чтобы заснуть крепко и неожиданно». «Я бы это только приветствовала, так как давно не видела, как спят настоящие мужчины», — весело проговорила Тина и, не давая опомниться Эдгару, взяла открытую бутылку коньяка, осторожно наполнив высокие с ручной гравировкой хрустальные рюмки.
Когда они чокнулись, пожелав друг другу всего самого наилучшего в жизни, рюмки издали приглушённый мелодичный звон, прозвучавших в притихшей комнате.
Оба за разговорами не заметили, как закончился коньяк. Вкусные, сытные бутерброды задерживали опьянение. Решили открыть шампанское, чтобы выпить по бокалу играющего пузырьками вина, закусывая его сладкокислым лимоном.
Эдгар видел перед собой раскрасневшееся и помолодевшее лицо не перестающей улыбаться Тины, всё больше похожей на десятиклассницу его юности, только что вышедшей из моря. Он невольно переводил взгляд с симпатичной ямочки на подбородке Тины на открывающуюся из-за предательски распахивающегося халатика грудь и на манящие для поцелуя соблазнительные колени.
Эдгару казалось, что он вдыхает запах молодого женского тела, который заставлял сильнее биться сердце и навевать мысли, от которых его бросало в жар. Чтобы не выдать своего состояния, Эдгар судорожно пил приготовленный Тиной кофе, не чувствуя, как обжигает рот. Он не помнил, как поставил на стол чашку с остатком кофе, и тут же усталость и спиртное неожиданно сморили его, и у него закрылись глаза. Но сквозь дрему он слышал, как Тина отодвигает журнальный столик.
Раздавшийся скрип рассохшегося паркета под осторожными шагами Тины взбодрил его, и он открыл глаза. То, что увидел, ему показалось чудесным сном. Но это была явь. Перед ним стояла Тина, заложив руки за спину и сбросив халатик… Видя, что Эдгар открыл глаза, Тина, мелко перебирая стройными ногами, стала приближаться к растерявшемуся Эдгару.
Он подскочил на ноги, обнял дрожащую Тину и, успокаивая себя и её, стал нежно гладить по спине, целуя пахнувшие ромашкой волосы, всеми силами сдерживая своё волнение. Как можно спокойнее настойчиво сказал: «Если мы сейчас с тобой совершим глупость, мы потеряем друг друга вместе с воспоминанием о нашей молодости, а я бы не хотел этого».
Подняв валявшийся на полу халатик, Эдгар заботливо стал его надевать на заплакавшую девочку, мечту его молодости. Тина, мягко оттолкнув от себя обеими руками Эдгара, сквозь слёзы тихо прошептала: «Эдик, милый, скажи правду, может быть, я не так хороша..?» «Глупенькая, ты не можешь представить, какая ты прелесть. Я уверен, что на твоей улице обязательно будет праздник, и ты не забудешь меня пригласить на свадьбу», — со вздохом сказал Эдгар, без страсти расцеловав на прощанье розовые, красиво очерченные губы Тины.
***
С того памятного вечера у обоих остался осадок, временами напоминавший о себе, будоража мысли, подсказывая другие варианты их действий, отчего становилось тоскливо на душе. Тина перестала приходить к Эдгару в кабинет, боясь своим приходом осложнить отношения. Но они постоянно поддерживали связь по телефону, коротко сообщая друг другу о своём житье-бытье, стараясь не касаться серьёзных тем, связанных с личной жизнью.
Эдгар часто ловил себя на мысли, что с приходом вечера начинал чувствовать, как скучает о Тине, о её губах и ямочке на подбородке. Ругал себя, что тогда, решившись поцеловать Тину в губы, не коснулся этой манящей к себе ямочке. Может быть, тогда спокойнее бы себя чувствовал.
***
На дворе стояла очередная крымская зима с её непредсказуемым, постоянно меняющимся характером. С неба постоянно сыпал мягкий пушистый снег, неожиданно сменяемый снежной колючей крупой, подгоняемой ветром, прилетавшим с неспокойно потемневшего моря. На земле тающий снег создавал большие грязные лужи, которые обойти было невозможно. Потому приходилось идти, не разбирая дороги, слушая, как под ногами хлюпает грязь. В такую погоду не хотелось покидать тёплый кров. В обед Эдгар обошёлся чашкой крепкого чая, заедаемого найденными в столе сладкими сухариками.
К концу рабочего дня позвонил Адриан, попросив Эдгара срочно подойти к нему для серьёзного разговора. «Андрюша, дорогой, а нельзя ли нашу встречу отложить на завтра? Так не хочется в темноте шлёпать по мерзким лужам, которые нагло проникают в любую обувь, заставляя мёрзнуть ноги». «Это касается твоей родственницы, племянницы, снова пристрастившейся к алкоголю», — недовольно буркнул Адриан и бросил трубку.
«Господи, чёрт бы её побрал. Она ж недавно закодировалась. Видимо, сорвалась», — размышлял Эдгар, надевая утеплённую куртку с большим меховым воротником и тёплую вязаную шапочку, заменившую шапку, оставленную сушиться у остывающего электрокамина.
Приближаясь к «Конному двору», Эдгар, подгоняемый бьющей в лицо снежной крупой, невольно мысленно вернулся к той давности, когда стояла такая же погода, а он шёл с Тиной, держа её под руку, направляясь в бурлящий пьяной жизнью бар. «Жаль, что не сообразил встретиться с Тиной под предлогом отметить годовщину нашей встречи. Надо завтра же вернуться к этому вопросу», — твёрдо решил Эдгар и потянул на себя подкову, заменяющую дверную ручку.
***
В баре, как всегда, было шумно от голосов гуляющих и перекрывающей их современной, бу́хающей ударными инструментами, музыкой. Несколько пар на небольшом пятачке для танцев бойко перебирали ногами, танцуя каждый сам по себе, забыв о партнёре. Недалеко от двери за сдвинутыми столами сидели братки с прилипшими к губам сигаретами, по-зэковски жестикулируя руками, пытаясь перекричать друг друга.
Сопровождавшие их разудалые девицы со сбитыми набок импортными париками своим вызывающе-манящем хихиканьем заставляли «любимых мальчиков» не забывать об их присутствии. «Братва празднует удачно собранную дневную дань с продавцов рынка, включая бабушек, торгующих разной мелочёвкой», — отметил про себя Эдгар, не отвечая на их кивки головами в знак приветствия.
Болта среди них не было. Пройдёт несколько лет, когда в далёком от города поле, в заброшенном колодце будет обнаружено несколько заваленных камнями трупов мужчин, среди которых окажется труп Болта. В те лихие годы человеческая жизнь ничего не стоила, что отлично понимали члены преступных группировок и поэтому при первой возможностью заливали свой страх спиртными напитками и ночными похождениями с девицами лёгкого поведения, которых стали красиво называть «ночными бабочками», а чаще – «тёлками».
Встретивший у дверей Эдгара Адриан, помогший ему раздеться, весело хлопнул о его подставленную ладонь своей ладонью, приобнял за плечо и повёл в глубину бара, на ходу вслух посылая Динку, свою жену Диану, снова пристрастившуюся к спиртному, к чёртовой матери. «Вызывая тебя по телефону, я выполнил настоятельную просьбу женщины-симпатяги», — успел произнести неунывающий Андрей, подводя Эдгара к столику, за которым, как ему показалось в первое мгновенье, сидели две Тины, только одна от другой отличалась молодостью.
При внимательном рассмотрении обнаруживалось ещё одно отличие: у старшей был вздёрнутый носик, а у младшей — прямой, с чувственными ноздрями. Эдгар поздоровался после того, как услышал вопрос Тины: «Что, дорогой Эдди, не можешь понять, кого когда-то в море держал на своих богатырских плечах?» И продолжила: «Так то была я, а это моя доченька, Жанночка, с папиным носиком, который я называла добрым топориком».
Девушка, оказавшаяся на полголовы выше Тины, выждав окончание маминой речи, встала из-за стола, подошла к Эдгару, протянув для пожатия руку: «Я очень рада с вами познакомиться, так как от мамы слышала много хорошего о вас. Руку мне целовать не надо. В знак нашего знакомства можете по-отцовски поцеловать сюда, — аккуратным пальчиком ткнув себя в щёку, показала девчушка, — или сюда», — ткнув в другую.
Не стесняясь, по-детски похвасталась тем, что «придурки пацаны», признаваясь в любви, норовят поцеловать не в губы или щёчку, а в ямочку на подбородке. «В таком случае, можешь и меня считать придурком, так как я на их месте поступил бы так же», — ответил Эдгар, пожав руку Жанны и слегка приобняв ее за плечи. Услышав такой неожиданный ответ, первой рассмеялась Жанна, показывая ровные белоснежные зубы, а за ней и Тина. Усмехнулся от своей шутки и Эдгар, провожая Жанну на её место.
Выпивая мелкими глотками шампанское с большими перерывами между ними, Тина с гордостью сообщила, что дочь, окончившая школу с золотой медалью, успешно поступила в медицинский институт Москвы. А через пару месяцев сумела перевестись в медицинский институт, расположенный в главном городе области, что даёт возможность им чаще встречаться. Осталось осуществить серьёзную мечту: уговорить родителей Юлиана, взяв с собой урну с прахом сына, вернуться на его родину, где он стал первоклассным лётчиком.
Не нужно было бы ломать голову, как побывать на Камчатке, чтобы погладить урну с прахом первого и последнего мужчины в её жизни. «Мамочка, — надув и вытянув алые губки, заговорила Жанна, — ты ещё молодая и самая красивая женщина. Думаю, папа на том свете был бы доволен, если б ты нашла достойного мужчину. А я была бы рада, что кончилось твоё одиночество».
***
Был поздний вечер, когда громко хлопнула входная дверь бара, и на пороге появился коллега Эдгара, заместитель начальника милицейского серьёзного отдела Генрих Германович, который был на пять лет старше Эдгара, что не мешало их дружеским отношениям. Он был с сыном Даниилом, на голову выше папаши. Таких ребят называют акселератами. Парень заканчивал городское медицинское училище.
Оба были мужиками-трудягами с рабочими мозолями на ладонях. Обоим приходилось много работать, ведя домашнее хозяйство в частном доме, расположенном в посёлке, в нескольких километрах от города. Надо было следить за огородом, фруктовым садом и за имеющейся хрюкающей и мычащей живностью. Пришлось и Даниилу научиться доить смирную, постоянно что-то жующую корову, которую мама ласково называла Кларочкой, массажируя вымя, наполненное молоком.
Два года назад неожиданно заболела неизлечимой болезнью и быстро скончалась жена Геры. Большую помощь по дому оказывали его престарелые родители. Но по мужской обстановке в доме чувствовалось, что во всём не хватало женского глаза.
Генрих, чтобы забыться об невосполнимой утрате жены, с которой в школе сидел за одной партой, большую часть времени проводил на работе, а по ночам работал по домашнему хозяйству, совершенно не думая о женщинах, хотя в посёлке многие из них хотела бы выйти за него замуж, любуясь его крепкими широкими плечами, доброй улыбкой и, как небо, голубыми глазами, в которых однажды зародилась тоска, упорно не хотевшая покидать его.
Поняв, что Герман однолюб, претендентки на его руку и ставшее холодным сердце перестали на него обращать внимание и посылать многообещающие взгляды, которые на него не действовали никаким образом.
***
Герман с Даниилом по дороге на автобусную остановку зашли к своему знакомому Андрею, чтобы взять буханку хлеба, так как хлебные магазины были закрыты.
С разрешения Тины и Жанны Эдгар пригласил своего коллегу с сыном к столу, которые с удовольствием приняли предложение. Так как впереди было воскресенье, можно было немного расслабиться и отдохнуть в приятной компании от постоянно наваливающихся забот. Когда перезнакомились, не забыв по традиции сказать, что знакомство было очень приятным, и выпив за здоровье всех присутствующих, стали говорить о крымской зиме, которая давно жителям полуострова не дарила снег, чтобы дети могли покататься на санках.
Молодые люди, воспользовавшись занятостью взрослых разговорами, не покидали танцевальный пятачок.
Как только уставшие ребята от танцев вернулись к столу, чтобы выпить щекотавшую горло минеральную воду, Генрих предложил всей компанией поехать к ним домой, где они с сыном для шашлыков замариновали громадную кастрюлю баранины. Также хотелось похвастаться различными закатками фруктов, овощей и ягод, которые летом, до глубокой ночи, закатывали в банки и баночки различных размеров.
Услышав о шашлыках, Жанна, подпрыгивая, как маленький ребёнок, и звонко хлопая в ладоши, стала на распев выкрикивать: «Ура! Едем все на шашлыки, со шкур барашек сошьём мы башлыки!» Эдгар, поблагодарив друга за приглашение, отказался ехать, сославшись, что его давно дома ждёт жена. Зато он уговорил Тину не отказать просьбе добрых людей, давно не видевших в своём доме красивых женщин. По просьбе Эдгара повеселевшую компанию повёз в посёлок на своём видавшим виды автомобиле Андрей.
***
С Генрихом Эдгар встретился в понедельник. Друга было не узнать. У него распрямилась спина и появилась добрая улыбка. Он долго жал руку Эдгара, благодаря за прекрасное знакомство. Как отдохнули у него гости, Эдгар не стал расспрашивать, считая такой вопрос нетактичным.
После работы к нему забежала сияющая Тина. Она коротко рассказала, как её с дочкой приняли гостеприимные хозяева. «Представляешь, похвасталась Тина, — они нам с Жанночкой устроили русскую баню, в которой до этого мы никогда не были». Наклонившись к сидящему Эдгару, Тина чмокнула в щеку, быстро проговорила «спасибо», взмахнула варежкой цвета её широкого шарфа и исчезла.
Когда Эдгар подошёл к окну, он увидел выходящую из милицейского двора Тину, а рядом с ней провожающего её Генриха. От увиденного почему-то закололо сердце. Эдгар с силой захлопнул форточку, залпом выпил давно остывший кофе, сел за стол, нервно закурил, глубоко втягивая дым сигареты, и не мигая уставился в окно, защищённое мощной решёткой, за которым начинался зимний вечер, украшенный хлопьями снега, посыпавшегося с чистого неба, на котором скоро должны будут появиться первые звёзды.
Когда Эдгар звонил Тине домой, аппарат молчал. Она же до него дозванивалась постоянно, радостным голосом сообщая, что у неё всё хорошо, как и у дочки, успешно продолжающей грызть гранит медицинской науки.
***
Эдгара по областной разнарядке неожиданно послали на курсы усовершенствования в Омскую Высшую школу милиции. Оттуда он по междугородке звонил только жене, чтобы узнать о её здоровье и успехах дочери, обучающейся на биофаке Одесского университета.
Через месяц Эдгар приступил к исполнению обязанностей начальника следственного отдела. Вечером второго дня его новой должности, когда он изучал принимаемые дела, оставшиеся от бывшего начальника, ушедшего на пенсию, медленно, без стука, отворилась дверь, и в кабинет вошли сияющие Генрих с Тиной. Эдгар встал им навстречу, распахнув руки для объятия. Тина, не обращая внимания на присутствие Генриха, обхватила шею Эдгара, прижалась к груди и заплакала.
«Эдик, я была уверена, что сейчас нет, кроме тебя, хороших мужчин. А ты доказал, что есть, познакомив меня с Генрихом. Я себя вновь почувствовала счастливой женщиной, которой больше ничего не надо. И сейчас я плачу от счастья, что у меня есть заботливый и внимательный муж и его добрый друг, которого мы просим быть свидетелем на нашем бракосочетании».
Для торжества Тина не стала наряжаться в невесту. На заказ было пошито удлинённое белое платье, подчёркивающее талию невесты, не требующей корсета. В платье был предусмотрен спереди большой разрез, позволяющий Тине при ходьбе демонстрировать стройные ножки.
Когда в зале Дома бракосочетания началась торжественная часть, Тина стояла, прижавшись к постоянно улыбающемуся Генриху, не сводя с него счастливых глаз. Стоящие рядом с Эдгаром Даниил и Жанна с интересом наблюдали за всем происходящим в ярко освещённом зале.
…Жанна обратила внимание на изменившееся побледневшее лицо Эдгара и какое-то внутреннее переживание. Она не могла знать, что Эдгар навсегда прощался с возвратившейся на короткое время молодостью.
