ОДИН ГОД ИЗ ЖИЗНИ ФИЛОСОФА
Москва, 31 декабря 1990
В Москве готовились к встрече 1991 года. А до этого столица весь год бурлила. На бесконечных митингах, демонстрациях люди хотели демократии, рынка, свободы, еды. Но в последние дни уходящего года все стихло. Власти перед праздником выбросили внеплановые продукты, дефицит, деликатесы. Фанаты, зеваки, провокаторы, идиоты сошли с трибун и растворились в городской суете. Политика людей больше не интересовала.
Энергия людей переключилась на любимый праздник. С улиц и площадей москвичи и приезжие потянулись в магазины за традиционным праздничным набором. Проведя время в толчее, криках, ссорах, люди выходили из магазинов озлобленные, но довольные покупками. Шампанское, мандарины, коробка конфет, шпроты, ветчина украсят новогодний стол. Усталые, но счастливые они возвращались домой.
Советские люди любят встречать Новый год. Большинство верило, что он будет счастливее пяти лет сумасбродной перестройки. Но, готовясь к любимому празднику, обыватели не догадывались, какое счастье им готовится. Что через несколько часов наступит переломный год в советской истории. Для одних это будет время шальных денег, для других время нищеты и краха идеалов.
Никто не мог подумать, что приходит время, когда человеческая жизнь потеряет ценность. А сам человек медленно, неспеша утратит достоинство. В нем оживут бесы, и он, зверея, на глазах превратится в говорящее существо без родины и совести.
***
Готовился к Новому году и Миров Никифор Николаевич, который встречал его с любимой женщиной. Это был привлекательный 40-летний мужчина, преподаватель философии в МГУ. <…>
…Около десяти вечера мужчины занялись организацией праздника. Они придирчиво рассматривали бутылки спиртного, меблировали холл, рассказывали анекдоты и с оглядкой опрокидывали рюмку-другую. Вторая половина человечества накрывала столы. Было шумно, весело. Предвкушение встречи, как часто бывает, волнует больше, чем само застолье. Женщины торопили, погоняли мужчин, напоминая, что в одиннадцать проводы старого года. Успели.
Около тридцати человек вожделенно уселись вокруг длинного стола и с удовольствием проводили прошедший год. Оставалось последнее в ритуале встречи — торжественное приглашение старейшины этажа профессора Забуркина. Для этого делегировались симпатичные девушки. Они с лаской, бережно сопроводили почтенного философа к праздничному столу, где он держал тронную речь. И каждый раз он придумывал что-то оригинальное, чем и заслужил всеобщее признание.
Получив в одну руку рюмку коньяка, в другую вилку с ломтиком ветчины, он, как самодержец с атрибутами власти, торжественно произнес:
— Философия – это любовь к мудрости, смысл которой в одном: а живем ли мы полноценно, трепетно, с азартом? — Публика зашевелилась. — Мы прожили с вами еще один год, который приближает нас к смерти.
По столам прошел неодобрительный шум.
– Но это не печаль, а радость, — продолжил оратор и сделал паузу.
В холле стихло, обозначился интерес.
— Осознание факта, что каждый год приближает нас к смерти, делает жизнь полней, насыщенной. Поэтому прощаясь с этим годом, я провозглашаю тост: прочь монотонность и рутину в нашей жизни. Да здравствует кураж в мыслях и делах, — закончил старый профессор голосом юного аспиранта, поглядывая на аппетитных спутниц.
Одобрительный гул был ему ответом.
— Миров, за кураж наших дней, — услышал он ласковый шепот Ани.
«Что-то настроение у нее озорное», — пронеслось в его голове.
Все встали, чокались, с азартом выпили. Включили телевизор, чтобы не прозевать поздравление Президента СССР Горбачева. В нескончаемых тостах и смехе неожиданно ударили куранты. Стали целоваться, обниматься. И разные люди своей эпохи на время стали одной семьей. Захмелевшие пары незаметно исчезали, приходили новые, говорили тосты, читали стихи, танцевали, и, как завел в свое время Брежнев, трижды целовались.
Последнее способствовало образованию новых пар, бывало, и романов. Веселье било ключом, народ созревал для уединения.
Через некоторое время холл опустел, хмельные, пьяные, но парами, они растекались по комнатам. Только одинокий профессор, сидя за столом, блаженно улыбался, возможно, кураж крутился в его мыслях и воспоминаниях.
***
Первый день Нового года у советских людей, как правило, поголовно пьяный. Узаконенное похмелье вносит особый колорит бесшабашности в поведение мужчин. После короткого сна к 12 часам в холле снова был накрыт нехитрый стол с остатками салатов и бутылок недопитого спиртного. Человек пятнадцать, повинуясь своей природе, с азартом продолжали чокаться, пить, рассказывать свежие интимные истории, холостые — тайно договариваться об обмене парами. И только глубокой ночью этаж стих после экстаза встречи любимого праздника.
Но в комнате Мирова до рассвета горел свет. Провозглашенный почтенным профессором кураж был тому немалой причиной.
На следующий день наша пара гуляла по новому Арбату. Со стороны они смотрелись, о таких говорят, «хорошая пара». Он был среднего роста, худощав, подвижный в теле, которое хранило следы занятия спортом. Глаза карие, внимательные, лоб высокий, нос тонкий, прямой. Отстраненный взгляд, тонкие брови, темные волосы, которые закрывали уши и слегка спадали на плечи, формировали поэтичный овал лица. В целом его интеллигентная внешность была удачной, без броской красоты, но запоминающейся. И хотя фигурой он не бросался в глаза, но легко мог охмурить женщину, что и делал в молодости во времена безделья или свалившегося веселья.
В противовес ему у Ани был не просто броский облик, у нее была завораживающая стать — редкое сочетание гармоничной фигуры, сильного тела и богатства внутреннего мира. Стать придает женщине особое величие, обаяние и неприступность. Не каждый мужчина посмеет флиртовать с такой женщиной. Они знают себе цену, что позволяет
им безошибочно оценивать кандидатов на знакомство. Жесткие, серые глаза женщины говорили о строгости нрава. Но чувственные губы, небольшие ушки, широковатый нос придавали лицу добродушие и женственность. Эта раздвоенность вносила особый колорит в ее внешность. На таких хочется смотреть.
Аня и Миров любили гулять по Арбату. Просторный проспект, величественные здания, праздные люди, обилие кафе и магазинов создавали настроение. Но в этот день настроение у них было ниже среднего. Вялые походки говорили, что оба хотели в постель, но — в свою, без партнера, чтобы побыть наедине.
Длительное веселье с неизменными дозами спиртного забирает энергию и требует уединения. Молодые люди зашли в «Ивушку», любимое их кафе, сели у окна. Он закал сухое болгарское вино, овощной салат, люля-кебаб, «Боржоми» и мороженое. Аня выглядела уставшей. То ли они перекуражили, то ли недокуражили, пойди, разберись. Два Н это не волновало. Взаимное молчание его устраивало, он вынашивал новые планы и не решался их озвучить.
А молчание женщины он считал зрелостью ума, который они обретают, как и первые морщины, в районе 30 годов. Пара молча выпила по бокалу вина, закусила салатом. В кафе было шумно, большинство посетителей, не в пример им, были веселы. Молчание затягивалось. Налив еще вина, Миров медленно выпил, чувствуя, как возвращаются силы, он решился. Набрав воздуха, выпрямившись, орлом посмотрел на подругу и с оптимизмом произнес:
— Знаешь, я хочу переехать к родителям, в город Судак.
Аня не сразу сообразила, что ей сказали. Последние несколько часов она была в серьезном раздумье. Перед встречей Нового года она практически приняла решение о замужестве. Ей стукнуло 30 лет, это был предельный возраст для рождения детей. Миров хороший кандидат в мужья, успешный, через год защищал докторскую, был старше на 10 лет.
Она помнила совет отца: «Дочь моя, перестань крутить романы со студенческой шантрапой. Я говорю тебе как медик, разница в возрасте между мужчиной и женщиной должна соответствовать цифре 10, можно плюс или минус пять. Именно эти цифры обеспечивают и физическую, и душевную гармонию на протяжении всей жизни».
Но сегодня в Ане что-то дрогнуло. «Неужели независимость и карьера дороже?», — повис в воздухе не простой ее вопрос.
Заявление друга о переезде встревожило.
— Ты с ума сошел, а как же моя диссертация? Ты же обещал ее написать.
С первого курса она вбила себе в голову, что диссертация дает важный социальный статус, поднимает человека на особую ступень общества. Она считала, что ученая степень создает ореол умного, благополучного человека, перед которым открывались многие двери. В чем-то она была права.
— Моя или твоя диссертация?
— Не хами, понятно, что твоя. Сколько ты их написал.
Это было правдой. Два Н подрабатывал писанием рефератов, дипломов, диссертаций. Трудно прожить в столице на одни казенные харчи.
— Я отдам тебе первую главу своей докторской, — сказал он, чтобы снять возникшее напряжение.
— Оставь себе. Мне нужна экспериментальная часть работы. Кто мне поставит эксперимент в диссере? Или мне описать в нем результаты своих опытов над вами, мужиками?
Когда она злилась, ирония с язвинкой был ее фирменный знак.
— И какой эксперимент ты делала над нами? — спросил он вяло.
Аня ощетинилась и решила дать бой беглецу.
— Бог дал женщине две функции. Одна понятная, это продолжение рода, а вторая завуалированная — сделать из вас, мямлей, Мужчину, чтобы создать приличную семью.
— И что ты из меня лепила, что тебе не нравится во мне? На лице собеседника изобразился интерес.
— В сознании мужчины постоянно должна присутствовать женщина, тогда он теряет самостоятельность.
— Думаю, тебе это удалось, — ответил он искренне.
— Но ты редкий экземпляр, который делает себя сам, и слишком широкий в делах и взглядах. Это мне не нравится.
Миров миролюбиво усмехался. Аня почувствовала, что упускает инициативу, но не дрогнула и резко обозначила свою позицию.
— У женщины в доме должна быть власть, иначе вы мужики по миру пойдете.
— Глубокое наблюдение — а как же любовь, про нее забыла?
— Любовь может быть только в семье.
— Не наоборот ли: сначала любовь, а потом семья?
— Темный ты, Миров, — сказала она снисходительно.
Поумничать с мужчиной была ее стихия.
— Наоборот не получается. Место любви – семья. Только в этом случае растут счастливые дети. А дети – цветы жизни, не так ли? — Закончила она с немалой долей ехидства.
Но Миров был искусен в диалоге, за что заслужил уважение в своих кругах.
— Тогда зачем тебе диссер? Это карьера, а в ней социальные интриги, зависть, подлости. А ты так красиво говорила о предназначении женщины. Что-то диссер не вписывается в твою схему.
Аня ему мысленно аплодировала, он попал в уязвимое место ее жизненной стратегии: «Действительно, социально ориентированная женщина не укладывается в семейную идиллию», — подумала она и с нежностью посмотрела на спутника последних лет жизни. Ей нравилось его умение вести разговор, выступать публично. Он покорил ее тезисами доклада о развитии мышления на одной из конференций. На вечеринке после ее окончания ей запомнились слова из его тоста: «Любовь — это безумие, которое подымает нас на Небеса, превращая ад на земле в райскую жизнь».
Они по воле случая или судьбы сидели рядом. Тогда она спросила: «Сами придумали или вычитали где?». «Это экспромт, который родился у меня, глядя на вас, райская вы женщина, — сказал он, трепетно смотря прямо в глаза». «По-вашему, я Ева?». «Да, перед которой не устоял бы даже Адам», — ответил он с дрожью в голосе, наклонившись к ней.
Она невольно к нему поддалась, и губы их соприкоснулись. Случилось неожиданное…
От редакции:
Вы прочитали отрывок из первой главы первой книги нашего земляка — судакчанина, кандидата педагогических наук Николая Павлова «Один год из жизни философа».
Эта философско-религиозная повесть рассказывает о переломном для страны 1991 годе. В различных сюжетах и диалогах повествуется о любви главных героев Мирова и Ани. Истории их отношений начинается со встречи Нового года. Не сойдясь в вопросах семьи и карьеры, они ссорятся, что заставляет главного героя переосмыслить жизнь. После страданий и размышлений, храня любовь, они мирятся. Но в силу обстоятельств расстаются надолго. Встретившись в новогоднюю ночь, они соединяют разрозненные дорожки в счастливое семейное целое. Повесть состоит из четырех частей, пишется в форме рассказов и рассчитана на читателей, интересующихся интеллектуальным чтением и стремящихся к познанию мира людей.