МЫ В ГОСТЯХ
К созданию этого материала подтолкнуло внезапно всплывшее в памяти воспоминание одиннадцатилетней давности. Тогда восьмилетняя девчонка в больнице подсела ко мне и начала рассказывать о своей нелегкой жизни, о том, что мать ее в тюрьме, отец неизвестен, старшая сестра пьет безбожно, поэтому она и оказалась в интернате. А еще она сказала, что больше всего в жизни ненавидит три буквы — ЗПР (задержка психического развития), которые ставят на простынях, мебели и вообще всех предметах там, где она теперь живет.
Что такое ЗПР, я знала из шуточных угроз нашей учительницы, которая твердила нам, как только успеваемость начинала падать: «Будете так учиться — переведут вас в ЗПР». Возвращаясь из школы, мы смотрели на детей из этого интерната и не находили на их лицах ни отсталости, ни несчастности. Дети как дети — только одеты беднее. Спустя много лет мне представился случай провести целый день с 5 классом Симферопольской школы-интерната N1.
любят и защищают
Единственное, что напоминает о трех пресловутых буквах ЗПР — это проблемы с речью у некоторых ребят, но говорить, скажем, «билитека» вместо библиотеки, как это получается у маленькой Люды, может любой ребенок. Ни на мебели, ни на простынях я этих трех букв тоже не нахожу. Чуть позже, правда, узнаю, что им по 11, 12 и 13 лет. Но и физически, и психологически они развиты меньше, чем их сверстники — трудное детство дает о себе знать, ведь многих из них горе-родители даже не учили читать и правильно разговаривать. Но и это не беда. С детьми тут занимаются не только учителя и воспитатели, но и логопеды, корректоры, психологи, и благодаря им ярлык ЗПР с большинства детей снимают. Другое дело — болезни. Многим ребятам ставят неутешительные диагнозы, и шансы на выздоровление имеют не все.
«Какие-то умники на нас даже жалуются во все инстанции, что мы детей работать заставляем, — рассказывает Елена Евгеньевна, одна из воспитателей. — Но они должны уметь хотя бы носочки свои постирать! Вот как вы отнесетесь к родителям, которые не учат своего ребенка ничему: ни готовке, ни уборке, ни любому другому труду? А это такие же дети, как и все остальные».
Вы не поверите, но у этих детей есть все! О такой коллекции игрушек любой ребенок может только мечтать. Обитатели интерната хорошо одеты. А когда я увидела, что они кушают, поняла, что жалеть нужно домашних детей. Рыба, молоко, овощи, мясо, фрукты — такое меню позволяют себе далеко не все семьи. Когда под завершение обеда им вынесли по бутерброду с красной икрой, я подумала, что это администрация пытается пустить пыль в глаза. Но детвора уплетала все это с невозмутимым видом, ничуть не удивляясь такой закуске.
5 класс у себя дома»
«Государство предусматривает все, что им только может понадобиться. А ведь есть еще и спонсоры, — рассказывает воспитательница Александра Михайловна, — приезжают сюда с телевидением, речи говорят, подарки дарят. Мы только за — пусть они эти деньги лучше потратят на наших детей. Хотя и балуют их сверх меры. Вот сколько у обычного ребенка подарков на Новый год? Один-два. А эти получают по 13 штук».
Не чувствуют эти дети и недостатка во внимании и развлечениях: что ни неделя, то поход в театр или кино, экскурсии, посещения кружков и лекций, подготовка выступлений. Воспитатели шутят: «Это наши собственные дочери и сыновья брошенные и растут в наше отсутствие, а не эти. Мы же тут перед ними выкладываемся по полной. Всю душу им отдаем». Сейчас каникулы, уроков нет, поэтому за день пятый класс успел позаниматься с учителем рисования, покататься на аттракционах в парке, подготовить выступление к Орловским чтениям, сходить в библиотеку, взять там новые книги и прослушать лекцию об экологии, поиграть во дворе.
У каждого в руках по котенку. Здешняя кошка Мурка имеет прозвище Мать Тереза: сама рожает котят с поразительной регулярностью, да еще и выкармливает детенышей других кошек и собак. Такой вот кошачий интернат. Мурка у ребят в большом почете. Она — мама, и за это ее здесь уважают.
Боюсь заводить этот разговор, но деваться некуда — спрашиваю, хотят ли они, чтоб у них были новые мамы, ведь многих одноклассников забирали в приемные семьи. Один паренек (его родители умерли, когда он уже был в интернате) отвечает, что хочет. Остальные качают головами: «Нет, не хотим». «Почему?» «А мне своих родных хватает», — отвечает Саша, самая взрослая среди восьмерых. И непонятно, нужно ли это ее «хватает» брать в кавычки. Все они начинают рассказывать, перебивая друг друга, о своих семьях. «Представляете, у него дедушку убили кирпичом». «Моя младшая сестренка умерла недавно. Жалко было». «Мама моя меня родила и скоро умерла. Я не помню, как ее зовут. А растила меня бабушка».
Всеми этими ужасами они как бы хвастаются, явно бравируя, а вот о том, что их родственники пьют или сидят в тюрьме, молчат. «Как бы мы тут не угождали им, что бы для них не делали, как бы ни вкладывали всю душу, они все равно стремятся домой, — рассказывает Александра Михайловна. — Придумывают истории о том, как дома хорошо, оправдывают своих непутевых мам, любят их и хранят им верность».
Вечером я прощаюсь с детьми, обещаю прийти еще, но они как будто не верят. Спустя пару дней я распечатываю сделанные мною в интернате фотографии — вот и повод зайти в гости. Знаю, что им понравится, ведь у каждого есть свой фотоальбом, куда они любовно вкладывают все запечатленные моменты своей жизни. Когда подхожу к интернату, они видят меня, бегут навстречу, берут за руки, обнимают. И я понимаю, что я не то искала здесь. Да, они ни в чем не нуждаются, живут полной жизнью, о них заботятся, их любят. Но вот им самим просто некуда девать нерастраченные любовь и доверие к взрослому человеку — чувства, которые оказались ненужными их опустившимся родителям.
На фото вверху: А вы к нам еще придете?»