Крымское Эхо
Блоги Культура

Без России даже на том свете – тоскливо

Без России даже на том свете – тоскливо

В КРЫМУ ОН ВОГНАЛ ДЮЖИНУ НОЖЕЙ В СПИНУ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Пушкин, Гоголь, Толстой, Тютчев, Чехов, Волошин, Мандельштам, Гумилев, Ахматова, Цветаева, Пастернак, Куприн, Бунин, Шмелев, Булгаков, Маяковский, Симонов, Бондарев, Солженицын, Аксенов, Бродский…

Я недавно перечислял фамилии этих знаменитых русских писателей и поэтов, говоря о том, что именно они, а не Аксенов, не Константинов, не Чалый и даже не Путин навсегда связали Крым с Россией. Фамилия Аверченко – в этом же славном ряду. Мартовские дни – хороший повод с грустью вспомнить о русском «короле смеха». Он родился 27 марта 1880 года в Севастополе, умер 12 марта 1925 года в Праге.

Летом 1920-го здесь, у нас в Крыму, в Симферополе, Аркадий Аверченко вогнал двенадцать ножей в спину Русской революции. Так — «Дюжина ножей в спину революции» — называется сборник рассказов писателя, впервые увидевший свет в симферопольской типографии «Таврического голоса».

Литературные ножи задели за живое самого Ленина, который отреагировал на сочинение Аверченко в статье «Талантливая книжка»:

«В последнем рассказе: «Осколки разбитого вдребезги» изображены в Крыму, в Севастополе бывший сенатор — «был богат, щедр, со связями» — «теперь на артиллерийском складе поденно разгружает и сортирует снаряды», и бывший директор «огромного металлургического завода, считавшегося первым на Выборгской стороне. Теперь он — приказчик комиссионного магазина, и в последнее время приобрел даже некоторую опытность в оценке поношенных дамских капотов и плюшевых детских медведей, приносимых на комиссию».
Оба старичка вспоминают старое, петербургские закаты, улицы, театры, конечно, еду в «Медведе», в «Вене» и в «Малом Ярославце» и т. д. И воспоминания перерываются восклицаниями: «Что мы им сделали? Кому мы мешали?»… «Чем им мешало все это?»… «За что они Россию так?»…
Аркадию Аверченко не понять, за что. Рабочие и крестьяне понимают, видимо, без труда и не нуждаются в пояснениях
».

Неплохо писал Ульянов-Ленин – не отнимешь. Недаром в различных анкетах указывал в качестве профессии то «литератор», то «журналист». Однако вернемся к нашему главному герою.

Аверченко родился и вырос в Севастополе и туда же вернулся в финале российского периода своей жизни.

«Я знаю в этом городе каждый камень, — говорил он Александру Вертинскому. — В детстве я недоумевал, как можно жить в Севастополе, когда существуют Филиппинские острова, южный берег Африки, пограничные города Мексики, мыс Доброй Надежды, реки Оранжевая, Амазонка, Миссисипи и Замбези? Всё мечтал удрать отсюда в Америку… Потом в Питере нет-нет да и вспоминал родину, когда писал детские рассказы. Как только сяду за этакий рассказец, так сразу передо мной возникают Хрустальная бухта, наша Ремесленная канава, мать, отец, сёстры… А теперь я счастлив, что я здесь. Вся моя большая родина – Россия – сжалась до размеров Севастополя. Мог ли я даже подумать, что мой маленький, тихий, скромный город волею судьбы и Божьим попущением станет столицей когда-то огромного Русского государства…»

Писателя и его героев действительно разбили вдребезги.

Через несколько месяцев после затеянной им «литературной поножовщины», 13 ноября 1920 года, Аверченко ушел из Севастополя в Константинополь, в эмиграцию на одном из последних кораблей, навсегда увозивших из Крыма старую Россию.

Заключительные годы своей жизни Аверченко провел в Европе. В Европе, с которой впервые познакомился в счастливом для себя дореволюционном 1911 году. Итогом того знакомства стала блестящая книга путевых заметок «Экспедиция сатириконцев в Западную Европу».

«Промышленность распределяется так: в России — главным образом добывающая, за границей — обрабатывающая. Я до сих пор не могу забыть, как хозяин римского отеля обсчитал меня на 60 лир, добытых в России», — описывал Аверченко свои впечатления.

Его характеристика туристической отрасли Европы и сегодня остается пусть немного однобокой, но точной: «Милая, голодная, веселая, мелко-жульническая и бесконечно-красивая даже в этом жульничестве Италия! Нас обманывали на каждом шагу, но так мелко, так дёшево, что мы только посмеивались».

Или вот еще:

«Рим в отношении поборов — самый корыстолюбивый город. Там за все берут лиру: пойдете ли вы в Колизей, захотите ли взглянуть на картинную галерею, на памятник или даже на собственные часы.
В Ватикане с нас брали просто за Ватикан (лира!), за картинную галерею Ватикана (лира!), за левую сторону галереи (лира!), за правую (тоже!), за Сикстинскую капеллу (лира!) и еще за какой-то закоулочек, где стоит подсвечник — ту же лиру.
Немудрено, что самый захудалый папский кардинал имеет возможность носить бархатную шапку.
Все это сделано на наши лиры
».

Перед путешествием его участники дали слово не читать русских газет, не вспоминать о России и не пить русской водки, но сдержать его, увы, не смогли.

В Париже один из путешественников был пойман на месте преступления – за чтением в кафе на бульваре Мишель обрывка русской газеты. Другой остановился послушать русскую речь случайного прохожего – она звучала для него как музыка. Наконец, самому Аверченко, увидевшему на небе нашу русскую добродушную луну, захотелось, как собаке, положить лапы на подоконник, вытянуть кверху голову и завыть от тоски!

Тогда, в 1911-м, Аверченко с друзьями вернулись в Россию. В 1920-м писатель покинул ее навсегда. Герой написанного в 1921 году рассказа Аверченко «Русский в европах» угощает на одном из европейских курортов компанию иностранцев.

« — Душа у меня горит! Вина!! Эй, кельнер, камерьере, шестерка — как тебя там?! Волоки вина побольше! Всех угощаю!! Поймете ли вы тоску души моей?! Сумеете ли заглянуть в бездну хаотической первозданной души славянской. Всем давай бокалы. Эх-ма! «Умру, похоро-о-нят, как не жил на свете»…
Сгущались темно-синие сумерки.
Русский, страшный, растрепанный, держа в одной руке бутылку Поммери-сек, а кулаком другой руки грозя заграничному небу, говорил:
— Сочувствуете, говорите? А мне чихать на ваше такое заграничное сочувствие!! Вы думаете, вы мне все, все, сколько вас есть, — мало крови стоили, мало моей жизни отняли? Ты, немецкая морда, ты мне кого из Циммервальда прислал? (Намек на Ленина – Авт.) Разве так воюют? А ты, лягушатник, там… «Мои ами, да мои ами, бон да бон», а сам взял да большевикам Крым и Одессу отдал. Разве это боновое дело? Разве это фратерните? Разве я могу забыть? А тебе разве я забуду, как ты своих носатых китайских чертей прислал — наш Кремль поганить, нашу дор… доррогую Россию губить, а? А венгерец… тоже и ты хорош: тебе бы мышеловками торговать да венгерку плясать, а ты в социалистические революции полез, Бела Кунов, черт их подери, на престолы сажать… а? Ох, горько мне с вами, ох, тошнехонько… Пить со мной мое вино вы можете сколько угодно, но понять мою душеньку?! Горит внутри, братцы! Закопал я свою молодость, свою радость в землю сырую… «Умру-у, похоронят, как не-е жил на свете!»…
И долго еще в опустевшем курзале, когда все постепенно, на цыпочках, разошлись, — долго еще разносились стоны и рыдания полупьяного одинокого человека, непонятного, униженного в своем настоящем трезвом виде и еще более непонятного в пьяном… И долго лежал он так, неразгаданная мятущаяся душа, лежал, положив голову на ослабевшие руки, пока не подошел метрдотель:
— Господин… Тут счет.
— Что? Пожалуйста! Русский человек за всех должен платить! Получите сполна».

Аркадий Аверченко умер в Праге 12 марта 1925 года и покоится на тамошнем Ольшанском кладбище, однако завещал перезахоронить свой прах в России. Логичнее всего это было бы сделать в родном городе писателя – Севастополе.

Без России даже на том свете – тоскливо!

Пока завещание Аверченко остается невыполненным.

Вам понравился этот пост?

Нажмите на звезду, чтобы оценить!

Средняя оценка 5 / 5. Людей оценило: 1

Никто пока не оценил этот пост! Будьте первым, кто сделает это.

Смотрите также

Кто бы мог подумать: ЛГБТ расколет Евросоюз?

Крымские кукольники привезли диплом с «Шомбай–fest–2016»

Юлия СОЛОД

Косплееры: костюмы а ля аэропорт

.

Оставить комментарий