Крымское Эхо
Знать и помнить

Великий гражданин Симферополя — 2

Великий гражданин Симферополя — 2

КРЫМСКИЕ ШТРИХИ БИОГРАФИИ И.В. КУРЧАТОВА

(Продолжение. Начало здесь) 

Кандидатура И.В. Курчатова на ключевую должность научного руководителя проекта — а требовался организатор науки совершенно другого типа — была рекомендована Сталину его учителем А.Ф. Иоффе и председателем Спецкомитета Л.П. Берией. Не хочется ставить их имена рядом. Но никакой честный историк не может излагать историю по принципу «нравится — не нравится». Наука не имеет права злиться, она ищет истину и правду.

Руководство работой по созданию в СССР атомного оружия было возложено на Л. Берию еще постановлением ГКО о лаборатории И. Курчатова 3 декабря 1944 г.

Роль Берии, из-за неприятия которого П.Л. Капица вышел из проекта на начальной стадии, академики Ю.Б. Харитон и А.М. Петросянц, Е.П.Славский оценили взвешенно и объективно.

Причина конфликта была значительно глубже, чем личная неприязнь. Позиция выдающегося физика выражена в его словах: «Пока еще не настало время в нашей стране для тесного и плодотворного сотрудничества политических сил с учеными». Академик Харитон, говоря о причине отстранения Капицы, сказал прямо: «Задирался много»[1].

Грандиозность государственной задачи и ответственность за судьбу народа для Курчатова, понимавшего природу власти не хуже, была выше амбиций. После беседы в Кремле со Сталиным 25 января 1946 года Игорь Васильевич записал и сохранил в своем сейфе до последнего дня: «…Во взглядах на будущее развитие работ т. Сталин сказал, что не стоит заниматься с мелкими работами, а необходимо вести их широко с русским размахом… Не нужно искать более дешевых путей… нужно вести работу быстро и в грубых основных формах».

Он отметил, что Сталин отчетливо представлял все трудности, связанные с получением наших первых агрегатов, говорил о всемерном использовании Германии, о системе премирования ученых за большие дела, что они должны иметь дачи для отдыха, машины. Курчатов осознал, какими огромными полномочиями и ответственностью он наделен.

Многие совещания проходили в узком составе: Сталин, Берия, Курчатов, Ванников. Политбюро ЦК и члены правительства не были в курсе дел. Многие решения и распоряжения на бумагу не записывались и отдавались устно. Даже в тексте Постановления ГКО конкретные задачи вписывались от руки. За год Сталиным подписано свыше 60 постановлений по атомной тематике.

Каждый элемент созданной конструкции был незаменим. Руководителей ПГУ Ванникова и Александрова Спец комитет осудил за нарушения режима секретности. В Кремле и на Лубянке в отведенной комнате Курчатов изучал документы, полученные из-за рубежа, и составлял вопросы для внешней разведки. «О написании этого письма никому не сообщал. Соображения, изложенные здесь, известны лишь профессору Кикоину и профессору Алиханову», —например, указывал он на секретных материалах. Даже главный конструктор бомбы Харитон мог ознакомиться с отдельными абзацами документов только по личной просьбе Курчатова.

Чтобы не рисковать, по решению высшего руководства бомбу делали по американской схеме, несмотря на собственные наработки. Но знали об этом только четыре человека. Сроки не позволяли промедления, и потому торопили всех без удержу.

С приближением завершающей стадии работ усиливаются меры по охране и оперативно-чекистскому обслуживанию сотрудниками МГБ СССР, ведущих ученых. В марте 1949 года Сталиным подписано соответствующее постановление СМ СССР. Кроме Курчатова, Харитона, Кикоина, Арцимовича добавлялись Алиханов, Семенов, Александров, в 1954 году — Сахаров, Ландау, Бочвар, Блохинцев и др.Принятыми мерами удалось сохранить ведущиеся в СССР работы в тайне до самого момента взрыва. Сообщение об испытании атомной бомбы в СССР ошеломило американское политическое и военное руководство.

Летать самолетами ведущим ученым было запрещено, и в 1948 году для поездок на объекты ПГУ (отпусков у них до 1950 года у них не было) Лаборатории №2 был выделен спецвагон, которым пользовались И.В.Курчатов, И.К. Кикоин, Л.А.Арцимович. Потом такой же вагон в Арзамас-16 был выделен Ю.Б. Харитону. Он был оборудован обычными купе СВ и салоном для совещаний и приема пищи. Вагон прицеплялся последним к скорому поезду. Так, видимо, Игорь Васильевич в 50-х годах и посещал Крым, оставляя вагон в отстое. Об этом могут знать симферопольские железнодорожники.

По дороге на объекты. Конец 1940-х годов

Преемник Курчатова на посту директора Института атомной энергии, впоследствии президент Академии наук СССР А.П. Александров: «Наше великое счастье, что именно Игорю Васильевичу была поручена эта работа. Все другие ученые хорошо решали бы отдельные ее части. Но никогда не решились бы так революционно подойти к задаче в целом».

И далее: «Она коренным образом отличалась от прежних работ по ядерной физике. В ней не могло быть постепенностиНеудачных этапов не могло быть, нужно было каждый сложный этап решать всеми возможными путями, чтобы, в конечном счете, была гарантия положительного решения. Исходя из того, что каждый этап найдет положительное решение, следовало следующий этап развивать еще до того, как решен предыдущий, хотя в этом был большой риск. Этим подходом должны быть пронизаны все работы: и физические, и химические, и геологические, и инженерные, а это было против устоявшихся традиций работы практически всех руководителей».

Никогда в истории страны не было такого случая, когда лучшие научные кадры страны во главе с физиком-экспериментатором стояли во главе столь грандиозного проекта. Они вышли за рамки собственно лабораторных исследований и составляли задания для КБ, НИИ, заводов на разработку опытных и промышленных образцов изделий, организовывали и сами руководили пуском промышленных объектов в эксплуатацию. Кабинет начальника Лаборатории №2 Курчатова стал центром сбора информации и решения всех научных, а зачастую и производственных проблем. Сам он, как и другие сотрудники, работая по 14-16 часов в сутки, жил в Главном здании этажом ниже.

Несравнимая ни с чем ответственность за результаты труда всех участников проекта, за судьбу страны легла на плечи одного человека.

Кроме Курчатова, в атомной программе принимали участие выпускники Крымского университета им. Фрунзе. Заместителем главного конструктора атомной бомбы Ю.Б. Харитона был Кирилл Иванович Щелкин, потом ему доверили научное руководство ядерным центромв Челябинске-70 (Снежинск). Академик АМН СССР Г.М. Франк работал над радиационной безопасностью в том числе на «Маяке», будущий Нобелевский лауреат И.М. Франк занимался теорией ядерного реактора, изучая процессы, вызванные распадом ядер урана.

УченикА.А. Иоффе академик АН УССР лауреат Сталинской премии СССР (1948) директор Украинского физико-технического института К. Д. Синельников вел исследования в области термоядерного синтеза в Харькове. Под руководством начальника секции Лаборатории №2 лауреата Ленинской и Сталинской премий радиохимика Бориса Курчатова (учился в Крымском университете) был получен лабораторный и реакторный плутоний. Научное сотрудничество братьев Курчатовых продолжалось всю жизнь.

Своего университетского однокашника Николая Правдюка Курчатов разыскал, услышав по радио указ о награждении орденами работников танковой промышленности среди которых было названо имя Николя Федотовича Правдюка. Срочно нашли адрес и отправили приветственную телеграмму.

Научные кадры по всем направлениям расставлял Курчатов. Он и пригласил Правдюка в свою лабораторию. Ему поручалась научно-техническая разработка при проектировании и сооружении горно-металлургических предприятий у А.П. Завенягина, а потом— важнейшая задача —производство сверхчистого графита в лаборатории и на заводе в Электростали.

Активное участие на начальной стадии проекта принимал бывший профессор Крымского университета А.Ф. Иоффе, а на этапе создания водородной бомбы выдвинулся И.Е. Тамм. Причины неучастия Я.И.Френкеля в атомном проекте неизвестны, хотя им написана в соавторстве важная фундаментальная работа по теории деления ядра. Распоряжение о создании Лаборатории №2 АН СССР («Курчатовского института») подписал 12 апреля 1943 года бывший ректор Крымского университета вице-президент АН СССР А.А. Байков, хотя на самом деле она подчинялась Совету Народных Комиссаров и М.Г. Первухину.

В начале 1946 года начальник Лаборатории И.В.Курчатов определил главные цели. Своим заместителям он поручил: И.К. Кикоину научное руководство исследованиями и созданием диффузного завода для получения высокообогащенного урана-235 (комбинат № 813Свердловск-44, Верх-Нейвинск, ныне Новоуральск), а Л.А.Арцимовичу — создание промышленного объекта с этой же задачей, но с помощью электромагнитных установок (завод №814 Свердловск-45, рядом с Нижней Турой, ныне город Лесной). В КБ-11 (Арзамас-16, ныне Саров) научное руководство проектами конструкции бомбы осуществляли Ю.Б. Харитон и его заместитель К.И. Щелкин.[2]

Сам Курчатов после пуска первого в Европе опытного реактора Ф-1 в своей лаборатории сосредоточился на промышленном производстве плутония на уран-графитовом реакторе (комбинат №817 «Маяк» в Челябинске-40, ныне город Озерск)[3], проведении исследований и измерений для бомбы, на вопросах радиохимии, связанными с плутонием. Поэтому с осени 1947-го Курчатовна протяжении двух с лишним лет месяцами не выезжал с комбината «Маяк», контролируя монтаж, пуско-наладочные работы и лично управляя запуском реактора «А» («Аннушка»), ликвидацией первых аварий, пока здесь не был изготовлен заряд для первой бомбы.

В Атомный проект было вовлечено более ста организаций по поиску и разработке урановых руд, проектных и конструкторских институтов, заводов, комбинатов и строительных организаций[4]. Среди них есть и крымский Багеровский полигон,[5] участвовавший в отработке конструкции бомбы с весны 1949 года. Здесь силами трех авиационных полков отрабатывался сброс бомбы РДС-1 в виде точной копии, проверялись радиовзрыватели и конструкторские расчеты бомбы, проходили испытания самолеты-носителиТу-4, Ту-16, Ил-28 и Су-7Б, использовавшиеся на Семипалатинском полигоне, а Ту-16, Ту-95 и ЗМ — на полигоне Новая Земля.

Таблица с выставки «70 лет атомной отрасли»

Важная роль принадлежала НКВД-МВД. На него были возложены задачи по ведению разведывательной работы за рубежом, обеспечению секретности всего проекта, поиску и вывозу из Германии немецких ученых и оборудования, охране закрытых городов и предприятий, обеспечению перевозки специальных грузов, ведению строительных работ силами сотен тысяч заключенных. По всей стране искали геологи месторождения урана, которые сыграют свою роль позднее, а в 1945 проблему смогли решить только благодарявывозу300 т. окиси урана и его соединений из Германии и дополнительно из Восточной Европы.

Инициативу по вывозу урана и тяжелой воды и направление группы научных работников Лаборатории во главе с В.А. Махневым для опроса ученых Германии5 мая 1945 года представил руководству Курчатов.

Заместитель наркома внутренних дел по строительству, бывший директор Магнитогорского и Норильского комбинатов горный инженер-металлург генерал-лейтенант А.П. Завенягин (многие руководители ПГУ имели генеральские звания) курировал работы по атомной промышленности. Он возглавлял также 9-е Управление НКВД-ПГУ (по урану), в состав которого входил НИИ-9 спецметаллов, где получен первый металлический уран по собственной технологии. Завенягин отвечал за геологоразведочные работы и поиск урана в СССР, Германии и Восточной Европе, создание горно-химических и горно-обогатительных комбинатов, институтов А и Г (Сухуми), возглавлявшихся видными немецкими учеными…

Начало завода 817. Первый промышленный реактор и радиохимический завод комбината «Маяк» начали строить на Урале, в 14 км от города Кыштым, в 100 км к северу от Челябинска, поскольку объект должен быть недосягаем для противника. Для работы промышленного атомного реактора требовалось огромное количество воды, много электроэнергии и магистральная железная дорога. Место для строительства комбината в тайге и болотах выбрал и обосновал А.П. Завенягин.

Путь к городу и объекту шел по грунтовой дороге и «лежневке» по окраине леса, встречал приезжавших офицерский пост и ряды колючей проволоки, деревянные дома среди лесов, болот и озер. Но уже с начала 1948 года инженерно-технических работников и рабочих возили на объект «коломбины» (ЗИЛыс металлическим фургоном) по бетонке.

Строительством всего объекта руководил сам начальник ПГУ Б.Л. Ванников (министр!) и его заместитель А.П. Завенягин. С прокладкой через лес железнодорожной ветки он поставил себе вагон, где в холоде жили вместе с Курчатовым, пока не построили им коттеджи.

Строительство вел[6] мощный Челябметаллургстрой НКВД СССР, десять военно-строительных батальонов до тысяче человек каждый (в том числе освобожденные из немецкого плена и не выслужившие сроков военной службы, подлежавшие призыву из числа угнанных в Германию). Стройбаты строительной техники не имели. Военнопленные выполняли план на 60-70%. Объем строительства был очень большой, и было привлечено от 30 до 70 тыс. заключенных нескольких лагерей и три полка военно-строительных частей МВД. В число заключенных входили рабочие колонны немцев-трудармейцев и военнопленные. Уровень смертности был высокий.

Станция Кыштым за год приняла 346 тыс. т. грузов со всей страны. Из Баку, Свердловска, Башкирии, Новосибирска, Ташкента, Куйбышева, Харькова, Николаева, Гусь-Хрустального, Ставрополя шли грузы — от станков, оборудования, топлива до сковородок и посуды. На стройку начали поступать землеройные механизмов, компрессоры с отбойными молотками, бурильные машины для взрывных работ, грузовые мотодрезины.

Почерк ленинградского проектного института ГСП-11 чувствуется в десяти закрытых городах. Когда все завершится, то сотни тысяч образованных и квалифицированных жителей получат ту — образцовую для России — среду обитания, где спокойный стиль неоклассицизма города сольется с высокотехнологичными производством и природой— лесом, озерами, сопками. За это Лаврентий Берия услышит обвинения на июльском Пленуме ЦК. Ни один современный бизнес-проект, кроме усадебных поселков, не сумел представить ничего подобного, даже предложив гражданам бесплатное приобретение дальневосточных пустующих земель.

Челябинск-40 — один из них. Бригады проектировщиков работали на местах, выдавая рабочие чертежи в ходе строительства, и потому приходилось часто переделывать. Железнодорожную ветку строили вообще без проекта. На короткое расстояние грунт перемещался на одноколесных тачках. На большие расстояния — из выемки в насыпь — ручными вагонетками по переносным узкоколейным путям. Ни одного экскаватора или бульдозера на трассе не было. На стройплощадке работало около 1000 лошадей.

Ввиду особой срочности ЛЭП был введен десятичасовой рабочий день. Для стимулирования работников здесь израсходовали на поощрение строителей 150 литров спирта, 200 килограммов табака и 500 килограммов мясных и рыбных консервов.

Но твердо шли к намеченной цели.

Кыштым – город демидовских уральских заводов Петровской эпохи. Игорь Васильевич разыскал увлекательную трилогию Е. Федорова «Каменный пояс», события в которой происходили в этих местах. Обсуждал с Мариной Дмитриевной (она иногда приезжала, а все лето 1951 года —перед проведением испытаний изделия РДС-2 в сентябре — прошло здесь), какой ценой доставались пушки российской армии Петра и создавалась атомная бомба в разрушенной голодной стране. Труд согнанных крепостных крестьян на рудниках и заводах мало изменился в начале строительства Атомграда— кирка, лопата, тачки, вагонетки, лошади.

На котловане под реактор «А» глубиной54 м., диаметром внизу 80 м., вверху 110 м. Зимой работало по пятьсот землекопов в смену, а летом — три тысячи человек в две смены. Взрывали скальные породы, боролись с затоплением водой. Закладкой урана в реактор руководил лично Курчатов.

Весь 1948 год непосредственно на объекте находились Курчатов, Завенягин, Славский. Они наравне с работниками реакторного завода «А» и радиохимического завода «Б» получали опасные дозы облучения. За 1949 год почти треть работавших на заводе получила свыше 3-х годовых норм. Своими руками Игорь Васильевич перепроверял мощно облученные урановые блочки реактора, пока случайно дозиметристы не обнаружили смертельно запредельную радиацию. Курчатов был строго предупрежден председателем Спецкомитетаза игнорирование правил радиационной безопасности.

Не случайно оказалась коротка жизнь многих самоотверженных руководителей атомного проекта: И.В. Курчатов — 57 лет, К.И. Щелкин —57 лет, министры среднего машиностроения подверглись переоблучению и прожили: Б.Л. Ванников — 65 лет, В.А. Малышев – 55 лет, А.П. Завенягин — 55лет. Именно про таких людей говорят, что они сгорели на работе. Не сверкают до сих пор звезды Героя крымчанина Щелкина из-за «человеческого фактора».

Вечером 7 июня 1948 года И.В. Курчатов взял на себя функции главного оператора пульта управления реактором «А» (в нем заложено 100 тонн— весь накопленный в стране уран!), как это было в декабре 1946 года на экспериментальном реакторе Ф-1. Еще будут «козлы», остановки, но плутоний начал нарабатываться.

22 декабря 1948 года состоялся пуск завода «Б» для радиохимического выделения плутония, содержащегося в ОЯТ реактора «А». Курчатов, Харитон и специалисты КБ-11 контролирует ход работ практически ежедневно. В августе 1949 года на химико-металлургическом заводе «В», предназначенном для изготовления заряда, были прессованы и выточены на станке под прямым наблюдением А.П. Завенягина (риск и напряжение были колоссальными!) полусферы из металлического плутония и отправлены в Арзамас-16 на сборку изделия РДС-1— первой атомной бомбы.

Накануне выезда из Москвы на Семипалатинский полигон Игорь Васильевич приехал в Новодевичий монастырь и долго стоял в храме, вглядываясь в образ Пресвятой Богородицы Одигитрии (Наставницы)— Смоленской Богоматери.

«В ожидании испытания все мы были страшно взволнованы. Особенно переживал Игорь Васильевич. Это было заметно: он выглядел бледным, осунувшимся, очень нервничал, хоть и старался не показать виду. Помню, уезжая на испытания, пришел попрощаться с нами, принес коньяк. «Выпейте за наше общее дело, за удачу», — а сам, как натянутая стрела» (Е.П. Славский, министр среднего машиностроения). Курчатов был не просто научным руководителем испытания, он отвечал за все, что было сделано за эти годы.

29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне 32-метровая башня с бомбой качалась от ветра в пределах одного метра. С опаской вставляли электродетонаторы. Наконец, все спустились вниз по лестнице. Замыкающими были А. П. Завенягин и К. И. Щелкин, который вышел последним и опломбировал вход в башню. Проехали до промежуточного пункта, где под их наблюдением был включен разъём, соединивший аппаратуру на башне с системой контроля и управления командного пункта. Все готово.

Риск был огромным. Все понимали, что надежность многих деталей и узлов можно было проверить только взрывом. На КП Курчатов специальным ключом, который все дни носил на шее, открыл бронированную дверцу главного пульта. По сигналу обратного отсчета из репродуктора нажал кнопку «Пуск».Раздался взрыв невиданной силы…

Обнимались и поздравляли Игоря Васильевича все. Они сознавали цену свершенного. И слова Л.П. Берии «если бы не удалось, беда была бы страшная» Курчатов хорошо понимал. Торжеств по этому поводу не устраивалось, но праздничный стол для руководства и отдельно для ИТР в гостинице накрыли. ИТР в гостинице был. Подписки о неразглашении сведений об испытании отобраны у всех 5896 участников испытаний и работников полигона независимо от занимаемой должности.[7]

Участники проекта считали, что повторить такое невозможно и сегодня, даже имея несопоставимо огромные ресурсы и потенциал. Нельзя воссоздать уникальную систему сквозного управления проектом, учеными, конструкторами, кооперации десятков институтов, предприятий, организаций, порыв и энтузиазм людей, устремленных к одной цели, возможной только в чрезвычайных обстоятельствах при существовавшей тогда системе.

«Я поражаюсь и преклоняюсь перед тем, что было сделано нашими людьми в 1946-1949 годах. Было нелегко и позже. Но этот период по напряжению, героизму, творческому взлету и самоотдаче не поддается описанию. Только сильный духом народ после таких невероятно тяжелых испытаний мог сделать совершенно из ряда вон выходящее: полуголодная и только что вышедшая из опустошительной войны страна за считанные годы разработала и внедрила новейшие технологии, наладила производство урана, сверхчистого графита, плутония, тяжелой воды… Через четыре года после окончания смертельной схватки с фашизмом наша страна ликвидировала монополию США на обладание атомной бомбой». Академик Ю. Б. Харитон,научный руководитель КБ-11 (РФЯЦ-ВНИИЭФ,Арзамас-16—Саров).

Родилась не только бомба. Одновременно заработала целая атомная отрасль.

Работая, как и все, почти без выходных, Игорь Васильевич первый раз с довоенных лет получил отпуск в 1952 году и поехал сразу в Нижнюю Ореанду (был ли у него двухмесячный отпуск в 1949 году после завершения испытаний первой атомной бомбы или месяц в 1950 году, когда ему была предоставлена дача, подтвердить не удалось).

На «своей» тропе весной 1953 года

Санаторий «Нижняя Ореанда», построенный после войны,— место почти ежегодного отдыха и лечения Курчатова. Здесь встречались члены Политбюро, ЦК КПСС, министры, работники аппарата и другие известные всей стране лица, то есть вся элита советского общества.

По лесным и горным тропам шагал Игорь Васильевич без устали десятки километров. По крымским горам не ходят равнодушные. Горы звали его наверх, и он увлекал за собой целые группы отдыхающих из санаториев «Нижняя Ореанда» и «Горный». 7-километровая тропа на гору Ай-Никола была его излюбленным местом прогулок. Наслаждался расположившимися по пути необыкновенными растениями — сосной крымской, грабинником, кизилом, дубами, жасмином, можжевельником и, наконец, живописным 1300-летним земляничником, у которого устраивались привалы.

Оттуда открывался незабываемый панорамный вид на море, горы и поселения— Ялту, Ливадию, Ай-Тодор, Мисхор, Гаспру, Кореиз… По этой тропе он мог шагать даже в тишине лунной ночи под звездным крымским небом— хоть астрономию без телескопа изучай. О походах в горы во время его пребывании в Нижней Ореанде свидетельствует фотография 1952 года на верхней дороге недалеко от известковой печки.

Игорь Васильевич получал удовольствие от подъема на Ай-Петри Кореизской или Алупкинской малохоженой тропой, проходя сквозь несущиеся с гор облака к внезапно открывающимся просторам яйлы. Только настоящие ценители красоты дожидаются утра и, стоя у обрыва Байдаро-Кастропольской стены, с восхищением наблюдают поднимающееся из моря белопламенное солнца, сравнимого с видом шара ядерного взрыва, а потом с сожалением спускаются вниз к Байдарскому перевалу.

Почти ежедневно он совершал пешком или на машине дальние прогулки. Вновь осмотрел все достопримечательности от Алушты до Севастополя. «Его интересовало буквально все. Эта жадность ощущений доминировала над всем. Такими же чувствами он заражал всех окружающих. Но вот проходили две, три недели, и он начинал задумываться о работе. Учащались телефонные звонки в Москву», — вспоминал неотступный офицер личной охраны, числившийся секретарем, Д.С.Переверзев.

А весной, где-то в мае-июне, Игорь Васильевич бродит в Крымских горах с Юрием Ждановым. Дочь университетского друга Ивана Поройкова Ариадна, которую Игорь Васильевич когда-то крестил и относился к ней как к родной, была замужем за выдающимся танцовщиком Юрием Ждановым, партнера Галины Улановой на сцене Большого театра. Они бывали на даче у Игоря Васильевича. Проявивший себя талантливым художником, Жданов подарил Игорю Васильевичу в 1957 году тот самый «Коктебель», что висит на стене дома Курчатовых.

К истории дачи. В Мисхоре ему предоставили бывшую дачу фабриканта и химика Р.Р. Келлера (архитектор Н.П. Краснов, 1907 год). В начале века он, как и соседи, брал участок в аренду до 60 лет по средней цене 35 коп./саж. в год. Распоряжение Совета министров СССР №10516 от 11 июля 1950 года, подписанное заместителем председателя Совета министров СССР Л. Берией, обязало Крымский облисполком (т. Постовалов) передать земельный участок площадью около 0,54 гектара в селении Мисхор Ялтинского района Главгорстрою СССР под строительство дачи для И.В. Курчатова вместе с имеющимися на участке разрушенными строениями.

Даже члены Политбюро не имели в Крыму персональных дач, а пользовались государственными. Этот дар правительства он заслужил по праву. Оценив исключительно важную роль Игоря Василевича в выполнении специального задания, ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда, его наградили Сталинской премией, выделили ЗИС-110 и дали все, что было можно. Аналогов подобной оценки успехов ученого советская история не знала.

Уговорить К.И. Щелкина приехать на крымскую дачу Курчатову не удалось. Обычно, по словам брата жены Бориса Васильевича Курчатова К.Н. Мухина[8], на ней жил (Кирилл) Синельников и племянница Марины Дмитриевны (Джилли) с мужем. Потом ей пользовался Борис Васильевич с супругой. К.Н. Мухин описал дачу летом 1958 года так: «Большой двухэтажный дом с верандами на первом этаже и балконами с видом на море на втором (фото Курчатова 1953 года, моющего веранду к приезду Марины Дмитриевны —В.Г.), полуподвальное помещение, где жила семья сторожа. Первый этаж состоял из очень большой комнаты (бывшая биллиардная старого хозяина дачи), комнаты поменьше с расписным потолком и камином (гостиная) и маленькой комнаты (в которой был телефон), а также кухни с электрической и газовыми плитами и просторного холла с лестницами, ведущими на второй этаж и в подвал.

На втором этаже находился кабинет И.В. и спальня, а также ванная комната с дровяной колонкой для подогрева воды. Дом стоял в центре большого сада с цветником, бамбуками, олеандрами, магнолиями, кипарисами и величественными ливанскими кедрами. В отдельной части сада росли фруктовые деревья и кусты винограда, среди которых выделялся один дом поменьше (одноэтажный, состоящий из четырех комнат).

По слухам, в нем в свое время отдыхал Б.Л. Ванников. Из достопримечательностей основного сада отмечу живописную металлическую беседку с видом на море и винтовую лестницу с выходом на дорогу, а также лестничный спуск к «персональному пляжу». Этот «пляж» с громадным камнем-бубликом, полузатопленным около берега выглядел очень живописно, но купаться там было невозможно из-за крупных острых камней в воде и полного отсутствия песка на берегу».

Говорят, что ливанский кедр Игорь Васильевич посадил сам. В настоящее время дача выкуплена у наследников Бориса Васильевича Курчатовским институтом для отдыха своих сотрудников.

5 июня 1953 года Курчатов подал заявку в Ялтинское БТИ на инвентаризацию своего участка в Мисхоре, а счет №147 от 11 июля оплатил по почте, так как находился уже в Москве в связи с Пленумом ЦК. В «Правде» сообщение о нем опубликовано 10 июля.

Легендарный Спецкомитет и Первое Главное Управление ликвидированы были немедленно на том самом заседании с пистолетами 26 июня 1953 года, на котором Берия был арестован[9]. Перед выходом из кабинета он поставил свою последнюю подпись на Постановлении Совета Министров, которым определялся порядок испытания первой термоядерной бомбы —«слойки Сахарова» РДС-6с.

Продолжать их миссию предстояло Министерству среднего машиностроения во главе с В.А. Малышевым, поддержавшим Хрущева на лицемерном июльском Пленуме ЦК. Рассказывают, что когда Н.С. Хрущев предложил И.Б. Курчатову осудить на Пленуме Берию за то, что он мешал созданию атомного оружия, Игорь Васильевич честно сказал: «Если бы не Берия, то у нас не было бы ядерного оружия». Игоря Васильевича на Пленуме не было. В новом министерстве он останется председателем научно-технического совета.

После возвращения из Крыма Игорь Васильевич занят завершением работ по созданию первой термоядерной бомбы и подготовкой ее к испытанию, которое состоялось 12 августа 1953 года на Семипалатинском полигоне и началом работ по первому в мире атомному ледоколу «Ленин».Курчатов назначался научным руководителем по ядерно-физическим вопросам, а по созданию ледокола — его друг и соратник А.П. Александров.

1953 год вобрал в себя смерть Сталина и Берии, ликвидацию Спецкомитета и как его итог — термоядерный взрыв 12 августа. После взрыва этой бомбы потрясенный Курчатов выдавит другу и соратнику А.П. Александрову: «Анатолиус! Это было такое чудовищное зрелище! Нельзя допустить, чтобы это оружие начали применять».

Создание этого оружия стало переломным моментом современной истории и с 1953 года сделало третью мировую войну невозможной —либо сохранение равновесия, либо взаимоуничтожение. Начиная с XX съезда (февраль 1956 г.), взят разумный курс на мирное сосуществование систем с разным общественным строем. Таково оказалось влияние великого атомного проекта СССР на судьбы человечества.

27 июня 1954 года Курчатов в Обнинске своими руками запускает в эксплуатацию первую в мире АЭС. Станция строилась по постановлению Совета министров СССР от 16 мая 1949 года, подписанному Сталиным. Снова И.В. Курчатов — научный руководитель работ. За ней последуют Воронежская, Белоярская и многие другие. План ГОЭЛРО, начатый в первые годы советской власти, получил атомное продолжение. Сегодня 10 АЭС производят 18,6% электроэнергии России, а в европейской части страны— 30%, и остаются самыми перспективными источниками развития. Крымская АЭС рядом со Щелкино могла стать продолжением серии атомных станций, но теперь обеспечивать его электроэнергией будет Ростовская АЭС.

Впоследствии в Обнинске прошли обучение экипажи первой атомной подводной лодки «Ленинский комсомол». Разработку лодки с атомным двигателем Курчатов предложил А.П. Александрову, оставив за собой общее руководство научно-исследовательскими работами и проектированием. Трудно создаваемая субмарина была передана в эксплуатацию флоту в начале 1959 года и положила начало созданию 62-х стратегических подводных лодок. Создались условия для ведения переговоров с американцами.

Завершив работы в Обнинске, Игорь Васильевич едет в Крым. По пути в Нижнюю Ореанду он вместе с Мариной Дмитриевной посетил свою симферопольскую гимназию и встретился с Владимиром Ивановичем Курчатовым, по его приглашению. Приятель детских лет стал доктором наук и работал сотрудником Крымского филиала Академии наук. Вместе вспоминали детские и юношеские годы в Симферополе. Сохранилась фотография Игоря Васильевича на улице Карла Маркса у здания гимназии в 1954 году.

Второе посещение И.В. Курчатовым своей гимназии. 1958 год. Снимок во дворе гимназии. Публикуется впервые.
 Из фонда Симферопольской гимназии №1 им. Ушинского

15 августа из Судака он сообщает жене в санаторий Совета министров в Мисхоре, что проехали Феодосию (не был ли он в Багерово, готовя сброс термоядерной бомбы с самолета на очередном испытании?) и Планерское (Коктебель), осмотрели лучшую в Крыму Генуэзскую крепость («от ее стен над морем дух захватывает»), продолжили путь к расположившемуся у моря под горой Сокол Новому свету. Здесь без дегустации шампанских вин голицынского происхождения обойтись невозможно. На ночевку собираются вернуться в Судак. Скала Алчак, по выражению И.Сельвинского, с профилем римского юноши, со лба которого сбрасывали в море расстрелянных офицеров, напоминала о трагических событиях 1918 года, когда Игорь еще учился в симферопольской гимназии.

Было что вспомнить в Феодосии. Конечно, прошел у Гимецентра и домика возле Феодосийского маяка по дороге за Карантинную стену, размышляя о юности и своей «Камилле» — ВереТагеевой, и постоял, любуясь сверху морем. Не забыл, как пешком шагал из Феодосии в Ялту и Симферополь. Он прекрасно разбирался в живописи, любил маринистов и побывал в галерее Айвазовского. В Москве Игорь Васильевич не пропускал выставок отечественных и зарубежных художников, последней из которых была выставка так нравившегося ему Рериха. Можно вспомнить, что его работы экспонировались и в Симферополе вместе с великолепными скульптурами Родена.

В том году его можно было встретить в живописных окрестностях Бахчисарая. Совсем неподалеку знакомая с юности станция Сирень (Сюрень). Жадный к любому познанию, он получал удовольствие от погружения в историю. Бродить в тишине безлюдного пещерного города-крепости Чуфут-Кале незабываемо. Успенский православный монастырь, рожденный на месте древнего греческого, с пещерной церковью в отвесной скале. Древние постройки, невзрачные с виду две кенасы исчезающих на глазах караимов, избитая повозками колея, веками врезавшаяся в скалу, и множество пещер будили воображение. Незабываемая тюрьма с прорубленным окном, над высоким обрывом, где томились боярин В. Б. Шереметьев и князь А. Ромодановский…

Военно-политическое руководство, с поступлением на вооружение совершенно нового средства борьбы и, чтобы не готовить армию к прошлой войне, должно было осознать, можно ли воевать вообще, и какой должна стать армия. Возвратившись из Крыма, Курчатов вместе с Хрущевым и Булганиным выезжает на войсковые учения со взрывом атомной бомбы мощностью 40 кт на Тоцком полигоне Оренбургской области. Они прошли 14 сентября 1954 года под руководством заместителя министра обороны маршала Г.К. Жукова.

К этому времени, начиная с 1951 года, США провели уже пять аналогичных учений. Отдаленные последствия применения атомного оружия на человека в достаточной мере не были понятны. Сам Курчатов с другими руководителями и специалистами во время испытаний на Семипалатинском полигоне выезжал в эпицентр взрыва без промедления. Так было и спустя месяц, когда во время очередного испытания потерпели неудачу — ядерный взрыв не получился. Комиссия Курчатова найти причину не смогла, но наказаний никто не понес.

Итогом проведенных испытаний стало принятое после острых споров и конфликтов решение о сокращении Вооруженных Сил и направлении в экономику 2 140 000 мужчин.

При создании первой термоядерной бомбы РДС-37 (абсолютно оригинальной) весной 1954 года разразился острый конфликт ученых с министром В.А. Малышевым по поводу варианта конструкции водородной бомбы. Он был порожден А.Д. Сахаровым, подавшим в свое время правительству через голову своих начальников ошибочную идею, по которой принято соответствующее постановление.

Курчатову, решительно вступившемуся за новую «третью идею» Сахарова и других, был объявлен строгий партийный выговор. Однако правоту свою разработчики доказали на полигоне 22 ноября 1955 года.«Еще одно такое испытание, как в 1953 и 1955 году, и я уже пойду на пенсию»,— сказал Курчатов. В 1953 году пришлось решать неожиданно возникшую проблему переселения десятков тысяч людей из полосы выпадения радиоактивных осадков, а в 1955 году — отменять испытание уже в полете и сажать самолет с термоядерной бомбой возле Семипалатинска на обледенелую полосу.

За разработку физических принципов и ядерно-физические исследования по созданию изделий РДС-27 и РДС-37 И.В. Курчатову вместе с Ю.Б. Харитоном, А.Д. Сахаровым и Я.Б. Зельдовичем совершенно секретным постановлением Совета министров 7 сентября 1956 года присуждена Ленинская премия. Отцом водородной бомбы он себя не считал, умел признавать талант и радоваться успехам каждого ученого: «А.Д.Сахаров является необычайно одаренным физиком-теоретиком и в то же время замечательным изобретателем. Он достиг крупнейших результатов, поставивших его на первое место в Советском Союзе и во всем мире в важнейшей области физики».1953 год. Про Я.Б. Зельдовича: «Да, Яшка все-таки — гений!». Сахаров с Зельдовичем сказать так друг о друге не могли из-за разногласий в общественно-политических взглядах.

Общественная и депутатская деятельность Курчатова служили во благо науки, не вступая в противостояние. Его выступление в апреле 1956 года в Харуэлле во время визита Н.С. Хрущева на крейсере «Орджоникидзе» в Англию стало мировой научной и политической сенсацией и триумфом Игоря Васильевича. Он понимал преимущества, за счет которых удалось опередить Запад, знал мнение Кирилла Синельникова о Кембридже 1929 года: «У англичан не видно спаянности работающих, нет такого общего настроя и подъема, как в Ленинграде…» «Здесь каждый за себя и для себя… не хватает заинтересованности… живого обмена мнениями, ругни и споров».

Своей позицией Курчатов повернул науку к международному сотрудничеству в области термоядерной энергии, независимому от политических систем государств, что продолжается до сих пор.

После напряженной поездки в Англию16 мая у него случился первый инсульт. Но в конце июля с палкой он уже вошел в свой кабинет. Врачи ограничили его рабочее время, и теперь он торопит себя и сотрудников, чтобы успеть сделать все задуманное. Даже лежа на постели, он по телефону контролирует ход работ. Важнейшее направление — регулируемая термоядерная реакция и установка «Огра»для исследования свойств и удержания плазмы.

В феврале 1957 года — второй инсульт, но голова работала безотказно, и через некоторое время он восстановился.

В двух встречах с Хрущевым Курчатов терпел неудачу. Он поддержал письмо трехсот видных советских ученых против лысенковщины «Положение в биологической науке в СССР» от 11 октября 1955 года, где отмечалось, что в стране нет ни одной лаборатория генетики. На московской даче Хрущева после долгого разговора и ссоры по поводу генетиков (а он очень уважал Игоря Васильевича и считал его своим консультантом, по словам Аджубея), Никита Сергеевич пробурчал с досадой: «Борода лезет не в свое дело. Физик, а пришел ходатайствовать за генетиков. Чертовщина какая-то: нам хлеб нужен, а они мух разводят».[10]

Курчатов после этого сказал министру Е.П. Славскому (они дружили семьями): «Давай деньги. Прикажи построить помещение». Курчатовым был создан в институте биологический отдел, и генетиков вырастили тайно. На построенном здании Института молекулярной генетики на площади Курчатова долго стоял лозунг «Слава советской науке» (фото автора 2012 года) — лозунг протеста против утраты управления наукой и невостребованности новым российским обществом фундаментальных разработок.

Еще раз в Крыму. После разговора с А.Д. Сахаровым в сентябре 1958 года с предложениями не возобновлять испытаний ядерного и водородного оружия, доработав почти готовые изделия к принятию на вооружение без испытаний, он прилетел на встречу с Н.С. Хрущевым, отдыхавшим на госдаче №1 в Ливадии (госдача — совсем не Ливадийский дворец, но за бассейн, при снятии с должности, соратники его осудили). Предложений Хрущев не принял, приездом Курчатова остался недоволен и, по словам Сахарова, свое отношение к нему изменил.

Верховенство самоуверенной власти, не считающейся с наукой, к сожалению, привело к ошибочным политическим решениям. Шанс для советско-американских договоренностей был упущен. Но все же Сахаров оказался не прав. Слезы горя на глазах Хрущева его родственники увидели второй раз в жизни, когда он узнал о кончине Курчатова (первый раз — в дни смерти Сталина). Своих впечатлений, подобных встрече со Сталиным 25 января 1946 года, Игорь Васильевич не оставил.

С Мариной Дмитриевной они отдыхают в Ореанде, ездят по окрестностям. Захаживали на свою дачу в Мисхоре (благо, до нее 7-8 км), на которой жил брат Борис Васильевич. По случаю его отъезда в Москву были устроены теплые проводы, после чего все разъехались по санаториям. На даче он встречался с друзьями, родственниками и учеными (А.П. Виноградов в 1958 году), но жил на ней фактически два раза. На теплоходе «Россия» из Ялты и обратно из Новороссийска на теплоходе «Украина» он совершает недельную поездку на Кавказ.

Быстро развивается прорывная атомная отрасль. В 1959 году запущены реакторы в Ташкенте, Тбилиси, готовился к пуску— в Киеве. Спущен на воду и вошел в строй атомный ледокол «Ленин». Он стал флагманом самого мощного ледокольного флота в мире и прослужил 40 лет.

В отпуск он отправился поездом и провел его на даче в Мисхоре и Нижней Ореанде. Не оправившись от болезни купался, ежедневно, меняя маршруты, ходил на большие расстояния по незнакомым местам. Постоянно ездил звонить по «вертушке» в Ялту. С председателем Сибирского отделения АН СССРМ.А. Лаврентьевым (в Арзамасе-16 он работал заместителем Ю.Б. Харитона) от Ялты до Алушты они проехали весь заповедник, погуляли по Алуште и плыли назад на катере, наслаждаясь морем и штормом. Это было его последнее свидание с Крымом.

И.В.Курчатов и М.А. Лаврентьев
на пирсе в Алуште. 1958

 «Хочу жить и умереть соколом», — сказал И.В. Курчатов своему врачу. Так и получилось. Не чувствуя остающихся ему трех недель, он в последнем публичном выступлении перед Верховным Советом СССР подвел итог: «Я счастлив, что родился в России и посвятил свою жизнь атомной науке великой Страны Советов… Свой долг ученые и инженеры-атомщики выполнили… Наш народ может быть спокоен, оборона Родины теперь надежно обеспечена».

4 февраля 1960 года навестил К.И. Щелкина в больнице, которого собирался привлечь к руководству программой по термоядерному синтезу: «Игорь Васильевич оживленно рассказывал о новых проектах по исследованию управляемых термоядерных реакций. Он готовил большой рывок вперед в этой очень актуальной и нечеловечески трудной проблеме». К.И. Щелкин.

Накануне одухотворенно слушал в Консерватории заупокойную мессу Моцарта «Реквием». «Какая это нечеловеческая, неземная музыка!»—произнес он в Барвихе в свои последние минуты. Прошелся в вальсе с женщиной под музыку из радиоприемника и вышел в зимний парк с Юлием Борисовичем Харитоном. Жизнь оборвалась на скамье в беседе с другом.

Он проложил нам путь в будущее и ушел устремленным в великую мечту — дать человечеству управляемую термоядерную энергию. 7 февраля 1960 года.

Четыре великих свершения СССР в ХХ веке — экономический рывок по планам ГОЭЛРО и первых пятилеток, Победа в Великой Отечественной войне, атомный проект, остановивший варварское нападение США на нашу страну, и научно-технический прорыв с выходом Гагарина в космос. Одно из них прямо связано с именем Игоря Васильевича Курчатова. Ни один из ученых-создателей атомного оружия в США и СССР не сыграл такой уникальной роли, которая выпала на его долю.

Любой российский город считал бы великой честью иметь в своей истории такую личность. Его след остался не только в Симферополе, но и в Севастополе, Ялте, Феодосии, Бахчисарае… Любимый Крым, который Курчатовы считали своей малой Родиной, мелкими штрихами сохраняет курчатовские места — старая улица вместе с пешеходным спуском на Петровской скале и видовой площадкой, давно умоляющие о реставрации, Курчатовская тропа над морем, памятная табличка в гимназии, скромный барельеф в ряду выпускниковза оградой нового здания университета — Н. Багров, И. Курчатов, К. Синельников, В.Танаев, И. Франк, К.Щелкин и Д. Щербаков.

Дело университета, где ставить памятники своим студентам, но Игорь Васильевич учился на Госпитальной, а К.И. Щелкин — на Ленина, д. 17. Не придерешься к алфавиту, но и в скрижали на улице Пушкинской в число 9 самых выдающихся симферопольцев он не вошел, затерявшись в предпоследнем ряду на 52-ом месте.

Среди именитых отдыхающих «Ясной Поляны» в Гаспре поэта Осипа Мандельштама, художников Михаила Нестероваа и Александра Осмеркина, композитора Дмитрия Шостаковича, ученых А.Е. Ферсмана, Г. М. Кржижановского, А. А. Богомольца, А. Ф. Иоффе, О. Ю. Шмидта, В. Л. Комарова и других имен Курчатова и М.Л. Франка нет, а про «Нижнюю Ореанду» — кладезь для исследователей (по примеру списка жильцов Дома на Набережной в Москве) — вообще говорить не приходится.

Первый в современной истории Генеральный план развития города. Нужно приветствовать установление памятника замечательному летчику-испытателю дважды Герою Советского Союза Амет хан Султану, а трижды Героев Отечества Курчатова и Щелкина опять не вспомнили.

Ценнейший документ советской эпохи—
скрижаль в сквере на улице Пушкинской. Фото музея города Симферополя

Исчезли следы домов на улицах Новогородней, Юбилейной, Набережной, где жила семья Курчатовых. Теперь нужны организованные усилия крымских исследователей для восстановления, утраченного и открытия неизвестных фактов пребывания в Крыму его семьи, в том числе через архив Дома-музея Курчатова.

Дом Макурина, видовая площадка и лестница к Салгиру.
До улицы Курчатова направо 200 м. До ул. Ленина, д. 17, где работал профессор М.Л. Франк и учился К.И. Щелкин 600 м.(?)

Звание Почётного гражданина присваивалось до 1917 года по инициативе городской думы как выражение «признательности и благодарности … общества за деятельность на пользу города, а также дань уважения к людям, имеющим особые заслуги перед Отечеством». В Анкетном листе 1938 года, указывая свое сословное происхождение, Игорь Васильевич написал: «потомственный почетный гражданин».

В 1917 году сословий и прежних гражданских чинов не стало, и звание было утрачено. Неплохо бы Симферопольскому горсовету над этим поразмышлять. В список Почетных граждан внесен художник И.К. Айвазовский, а И.В. Курчатову места не нашлось. «Первый среди равных», по выражению А. Иоффе, все время оказывается в ряду неравных. Совсем не курчатовский масштаб.

Тесно стало в центре города от однотипных памятников поэту и художнику, драматургу и композитору, полководцу и правозащитнику… И стоять бы над долиной Салгира на Петровских скалах — на его законном месте — спасителю народа от судьбы Хиросимы, давшему миру атомную электроэнергию, России — атомную науку, промышленность, флот, проложившему путь к управляемой термоядерной энергии, напоминая будущим поколениям о любви к Родине, величии науки и самоотверженном подвиге людей атомного проекта. Не найти в истории города личности с такими заслугами перед народом и Отечеством и более высокого образца для подражания. И пора бы вернуть гражданский ему наш гражданский долг.

Разум говорит о необходимости создания исторического списка Почетных граждан Симферополя и Крыма, свободного от идеологических пристрастий, где имя объединяющего всех героя — Игоря Васильевича Курчатова, потомственного почетного гражданина по происхождению и выдающегося по заслугам перед родиной, займет подобающее место.

Из 16 трижды Героев Социалистического труда СССР — девять участников атомного проекта, и академик Курчатов среди них первый. Неужто не распирает гордость за то, что почти 12 лет ходил по улицам города и родился здесь как ученый, великий гражданин Симферополя Игорь Васильевич Курчатов?

Россияне высказались. По опросу Левада-Центра ко Дню науки 2016 года, они назвали самыми значимыми для российской науки Дмитрия Менделеева, Михаила Ломоносова, Сергея Королева, физика Андрея Сахарова, физиолога Ивана Павлова, Константина Циолковского, физиков Игоря Курчатова и Сергея Капицу, изобретателя радио Александра Попова и снова физика Жореса Алфёрова.


[1] Ю. Смирнов. Курчатов и власть. Вопросы истории естествознания и техники №1, 2003

[2] К.И. Щелкин в 1957г. стал научным руководителем и главным конструктором ВНИИТФ в Челябинске-70 (н. Снежинск) — резервного объекта во время войны с функциями Арзамаса-16. Там же трижды Герою Социалистического трудаустановлен бюст.

[3] Не случайно в 1960 году маршрут самолета Пауэрса пролегал над территорией уральских закрытых городов.

[4]И.В. Курчатов, А.П. Завенягин и Н.И. Павлов в докладе И.В. Сталину25 марта 1951 года сообщают, что в работах ПГУ участвуют 112 только научно-исследовательских учреждений и 2100 научных работников.

[5] Построенный керченскими корабелами уникальный атомный лихтеровоз стал следствием курчатовской работы на флоте по созданию силовых установок атомных ледоколов, подводных лодок. Стоит сегодня на приколе в Мурманске и ждет модернизации.

[6]Новоселов В. Н., Толстиков В. С.Атомный проект: Тайна «сороковки». Уральский рабочий, 1995

 [7] В.Ф. Некрасов. НКВД-МВД и атом. Изд. Кучково поле, 2007г.

[8] Р.В. Кузнецова. Неповторимые черты таланта: Борис Васильевич Курчатов. М. Изд. АТ, 2005

[9] Лаврентий Берия, 1953.Стенограмма июльского пленума ЦК КПСС и др. документы. М. Демократия.1999

[10]А.Н. Аджубей. Те десять лет. М. Советская Россия,1989

Вам понравился этот пост?

Нажмите на звезду, чтобы оценить!

Средняя оценка 5 / 5. Людей оценило: 1

Никто пока не оценил этот пост! Будьте первым, кто сделает это.

Смотрите также

Не англосаксам нас упрекать в разрушении инфраструктуры

Евгений ПОПОВ

В Крыму проходит патриотическая акция Международный сад мира

.

Наши злейшие друзья. Невыученные уроки военной логистики

Оставить комментарий