172-я в боях на Перекопе. Фронтовые письма А.И. Галушкина

«Вопрос об уходе в армию для меня был решен с первых дней войны. Ведь мы с тобой на эту тему не раз беседовали. Да и обстановка складывалась так, что рано или поздно (а последующие события это целиком подтвердили) нам всем придется взять оружие в руки. Речь шла только о том, чтобы лично для себя ускорить откомандирование в армию.

В начале сентября, когда враг подошел уже к Перекопу, я был вызван в военкомат. Вмешательством Григория Теофиловича (нарком Крымского УНКГБ Каранадзе — В.Г.) все было поломано. Тогда я обратился к т. Булатову (секретарь Крымского обкома — В.Г.), и он меня поддержал. 12.9 (правильно 14.9.41— В.Г.) около 12 часов ночи меня вызвали и предложили выехать в артполк, который через 2 час. выступал в прифронтовую полосу.

Все это произошло так быстро, что я даже домой не успел забежать. Так я ни разу с 12.9. дома не был, оставил все, как было. Потом уже Гавриленко кое-что взял для отправки тебе, а кое-что отдал на хранение какому-то родственнику» (в том числе «сервиз Черчилля» — В.Г.). Из письма А. Галушкина (на фото вверху).

Кстати, в недавно обнаруженных тайных записках первого председателя КГБ И.А. Серова, с которым Каранадзе оказался рядом во время керченского разгрома Крымского фронта в апреле-мае 1942 года, он назван «очень толковым и умным человеком» (откровенного и прямолинейного Серова в лжи не заподозришь).

«Наркомпрос т. Гавриленко Г.Б.

Дорогой Гриша! Только сейчас получил возможность черкнуть пару слов. Живу суровой армейской жизнью. Беспокоят домашние дела. Очень прошу: 1. Позвони в НКВД Кича или Чичковскому. Узнай, нет ли у них писем для меня, и перешли мне. 2. Хоть изредка посматривай за моей квартирой. Демисезонное пальто, сапоги и некоторые другие вещи (белье, особенно женское, простыни), находящиеся в шкафах, если сможешь, посылкой отправь Вере. Теплую рубаху перешли мне. Содержимое в бутылке (спирт) возьми себе. Я теперь в городе уже не буду. В ближайшее время — на фронт.

Адрес: Действующая армия, Полевая станция 888. 1 Артполк, Военкому Куликовскому (для Галушкина). В адрес Куликовского потому, что в связи с некоторыми оргмероприятиями точный адрес дать не могу.

Гриша! Очень прошу, наведи порядок в квартире. Сложи все в одной комнате. Напиши, как чувствуют себя семьи. Крепко жму руку. А. Галушкин

Прошу переведи 780 руб. Вере», — пишет он записку наркому просвещения и другу из района сосредоточения дивизии.

К 15 сентября, подойдя к Перекопскому перешейку, 11-я немецкая армия под командованием генерала Э. Манштейна, имея в своем составе 124 тыс. человек, около 2 тыс. орудий и минометов, 150 самолетов-бомбардировщиков, блокировала Крым с севера.

Начинался очередной штурм Перекопа. Первый раз в марте 1918 года германские войска (войска Центральной Рады Украины отличились тоже в борьбе за Крым) в четырехдневных боях прорвали слабую оборону красных и двинулись на Севастополь. Первая немецкая оккупация продолжалась 200 дней. В 1919 году 1-я Заднепровская дивизия П.Е. Дыбенко за 2 дня взяла Перекоп у белых, и советская власть просуществовала 75 дней. Потом еще много раз штурмовали Перекопский вал, то с севера, то с юга, войска красных и белых, пока в 1920 году, преодолев оборону армии Врангеля на Перекопе и Юшуньских позициях за три дня, войска М. В. Фрунзе прорвались на просторы крымских степей. Последним боем Второй Конной армии Ф.К. Миронова с белыми в районе ст. Курман-Кемельчи (сейчас ст. Урожайная в п. Красногвардейское в 70 км севернее Симферополя) завершится Гражданская война в Европейской части России. Одержав победу, Красная Армия позволила белым, без боя и бессмысленных жертв, организованно покинуть крымские порты. Теперь на Перекопе предстояли новые тяжелые и кровопролитные бои. Остается отметить, что оборона немцев в 1944 году выдержит трое суток. И потому 51-я армия в сентябре и октябре 1941 года превосходит другие обороняющиеся войска в условиях необычайно жестоких и кровопролитных боев.

Ночью 15 сентября в район сосредоточения 3-й Крымской дивизии, развернутой юго-западнее Симферополя (на месте современной ул. Героев Сталинграда) из города прибыл 1-й артиллерийский полк капитана Н.В. Антонова. Тягачи (трактора) и шестерки лошадей тянули 152 и 122 мм гаубицы М-30, 76 мм дивизионные пушки обр. 1936 г. Одновременно прибывали другие подразделения и боевая техника. №43

Дивизия формировалась преимущественно из призывников Симферополя и Красноперекопского района. Часть ее командиров со знаменем прибыла сюда после тяжёлых оборонительных боев под Могилевом (Белоруссия) на Буйничском поле, где теперь стоит обелиск: «Здесь в суровые дни 1941 года беспримерную стойкость проявили бойцы 388 стрелкового полка 172 стрелковой дивизии и ополченцы гор. Могилева, уничтожив только за один день боев 12 июля 1941 года 39 фашистских танков». Командовал полком С.Ф. Кутепов, ставший прототипом образа комбрига Серпилина в романе Константина Симонова «Живые и мёртвые». Не случайно прах писателя развеян над этим полем. Впереди формирующуюся дивизию ожидало еще одно бескрайнее поле на Ишуньских позициях.

 Прибывающий личный состав продолжали переодевать и вооружать, организовали обучение и боевое сколачивание подразделений. Артиллеристы 2-го дивизиона А. Галушкина с утра до вечера тренировались в оборудовании основных, запасных и ложных позиций, рыли окопы для орудий и личного состава, учились их маскировать, разбирали и чистили орудия. Бесконечно разворачивались на огневой позиции: «Батарея, к бою. По пехоте противника, гранатой, взрыватель осколочный, заряд второй, буссоль 12-20, уровень 30-00, прицел 100, первому орудию один снаряд, огонь!». «Выстрел!» Орудийные расчеты отрабатывали ведение огня с закрытых огневых позиций и прямой наводкой, пулеметчики — отражение налетов вражеской авиации. Свои трактора имитировали танки противника. Тренировались на ночных стрельбах, ведя огонь до 6 км.

Военком 2-го артдивизиона 1-го артполка А. Галушкин инструктировал политруков батарей, проводил политинформации, беседы и собрания с коммунистами, организовывал соцсоревнование между орудийными расчетами, учился сам и учил других, готовил солдат к боевым действиям, внушал им уверенность в успехе. За боеспособность подразделения он отвечал наравне с командиром дивизиона Давидом Прокофьевичем Бабичем. Агитаторы устраивали читки газеты 51-й армии «Сын Отечества», организованной с помощью редакции газеты «Красный Крым» при Политотделе армии, выпускались Боевые листки. Газета помогала обучать наводчиков и замковых, заряжающих и установщиков советами лучших артиллеристов («Сноровка наводчика», «За десять секунд»), а фотографии Леонида Яблонского всегда с удовольствием рассматривали бойцы, как раньше и все крымчане. Регулярно печатались военные стихотворения и страницы дневника Ильи Сельвинского.

«Народ у меня хороший. Симферопольский. Живем дружною семьей. О семьях стараемся не говорить (чтобы очевидно отвыкнуть быстрее, вырабатывается неписанный закон). Горим желанием скорее сразиться с врагом… Пушки у нас хорошие. Стреляют здорово».

Политработников собирал назначенный Военным Советом 51-й армии бывший секретарь Симферопольского горкома партии комиссар дивизии в звании батальонного комиссара Г.П. Кувшинников). Многие знали друг друга по довоенной партийной работе. Военкомом 1-го артполка был назначен Василий Васильевич Куликовский, бывший декан географического факультета и директор пединститута, хорошо знакомый Александру Ивановичу по работе в лекторской группе горкома (позднее в Севастополе Ф. Д. Меньшиков его заберет в обком заместителем заведующего отделом агитации и пропаганды). Они обменивались мнениями по сложившейся обстановке, отрабатывали формы и методы работы с личным составом и шли к людям.

Пока не были вооружены полки, личный состав дивизии строил противотанковый ров вокруг города, а затем выполнял задачу по противодесантной обороне района Симферополя.

Вскоре дивизия получила наименование 172-й стрелковой (моторизованной). Соответственно полкам и другим частям были присвоены новые номера. В сущности, дивизии народного ополчения предстояло сражаться с кадровыми, накопившими боевой опыт соединениями противника.

Приказ о срочном выдвижении 172-й дивизии из района сосредоточенияв район боевых действий поступил 23 сентября. Предусмотрительный полковник И.Г. Торопцев, прошедший обучение в Академии Генштаба, вместе со своим штабом сделал оценку обстановки и расчет на 150 км марша в условиях отсутствия железнодорожных составов (день, ночь, скорость движения пешим порядком, артиллерия – на конной и механической тяге, действия авиации противника) и решил направить 383-й стрелковый полк с частью 340-го артполка (бывший 1 ап), а также передовую группу штаба во главе с начальником штаба дивизии майором И.А. Жуковиным по дороге на Айбары (ныне Войково), Армянск (Именно по этой дороге через Перекопский вал и Армянск когда-то следовали в Крым Екатерина Великая, Г.А. Потемкин, А.В. Суворов, М.И. Кутузов, А.С. Пушкин, А.С. Грибоедов, Л.Н. Толстой, все путешествующие и воевавшие, пока не построили в 1875 г. железную дорогу Петербург–Севастополь через Чонгар)/ Он рисковал, но выбора не было, как и ясности с подачей составов и их прикрытием с воздуха во время движения.

Понимая, что выжить в таких боях на этой войне практически невозможно, перед выходом на передовую, готовя жену к самому худшему, Александр Иванович пишет: «Если мне придется погибнуть, сделаю это так, чтобы тебе и детям не пришлось краснеть за меня… 24 сентября. Сегодня выступили на фронт».

 Выдвижение пришлось осуществлять жарким солнечным днем. Трижды подвергались нападению немецких самолетов «на этом чертовом футбольном поле», по словам командира 383-го полка майора П.Д. Ерофеева. Понесли первые потери, но боеспособность сохранили.

 Через Армянск и Айбары на Керчь и Тамань проходила знаменитая телеграфная линия Лондон – Калькутта компании «Индо-Европейский телеграф», построенная фирмой Siemens Brothers, договор с которой был расторгнут 10 лет назад. О борьбе чекистов с английской разведкой Secret Intelligence Service, работавшей в 20-х годах среди обслуживающего персонала крымского участка в период ее концессии, А. Галушкин знал по рассказам сослуживцев Крымского НКГБ. Ему удалось воспользоваться еще работающим телеграфом, чтобы отправить телеграмму жене в Ташкент.

340-й артполк утром 25 сентября находился в селе Айбары Лариндорфского района (ныне с. Войково Первомайского района).До Армянска оставалось около 60 км. Опасаясь новых дневных потерь, в ожидании ночи сделали здесь большой привал.

И. Сельвинский написал в дневнике кверх ногами: «Не хотел обо всем этом писать даже в дневнике. Но, если не писать правды, на кой черт тогда дневник.

Мы выехали с Николаевым (член Военного совета 51-й Отдельной армии, мужественный корпусной комиссар, подавая пример, водил даже роту в атаку — В.Г.) на фронт. Уже выехав за Айбары, увидели поле, заполненное дезертирами. «Ну, война кончена… Кончена война…» Горячится Николаев. С фронта шли в одиночку, парами, гуськом небольшими подразделениями. Драпали целые батареи. Матросы, конечно, с девочками (откуда они здесь?). В 10 км за Айбарами Николаев велел мне сойти с машины и от его имени организовать заградительный отряд… Я сошел. Николаев уехал. Я один против целого поля. Что делать? Но главное — не теряться. Мимо шли пехотинцы. Я их пропустил. Ехали на подводах матросы. Мимо. Батареи, авто. Ладно. Наконец вижу то, что ожидал — конница. Останавливаю эскадрон. «Лейтенант, ко мне». Объявляю о распоряжении Николаева. Ссаживаю всадника, сам сажусь верхом. Организуем цепь и охватываем поле. Всех без исключения, направляю в М. для формирования и возвращения на передний край. Через 6 час. летит машина с зажженными фарами. Это Н. Поле уже чисто».

И выдвигавшиеся части 172-й дивизии уже этого поля дезертиров не встретили.

А на колхозных полях люди продолжали работать как будто не было войны.

Они двигались, вдоль линии телеграфных чугунных столбов, которая в степи служила четким ориентиром для немецких и наших войск от Аскании Нова до Симферополя, навстречу наступавшим с 24 сентября войскам 11-й армии Манштейна. Немцы наносили главный удар вдоль дороги на с.Перекоп и Армянск. Впереди на Перекопском (Турецком, Татарском) валу, ведя тяжелейший бой, уже оборонялась кадровая крымская 156-я дивизия генерала П.В. Черняева. К вечеру 25 сентября Армянск захвачен немцами.

Перекопский ров и вал, вероятно построенные еще в скифские времена, протянулись от Каркинитского залива (точнее, его Перекопского залива) Черного морядо залива Сиваш Азовского моря на 8,5 км. Высота вала от дна рва составляет 18–20 м, ширина – 20 м, а глубина – 10 м. Южные откосы раньше были обложены камнем. Сооблазнительный рубеж вместе с Ишуньскими позициями — место катастроф всех оборонявшихся войск.

Перед валом установлена система минно-взрывных заграждений, прикрываемых линией дотов.«В дотaх сидели, кaк прaвило, комсомольцы, которые воевaли фaнaтично. 25 сентября 1941 годa, после того кaк нaм удaлось продвинуться вперед нa 600-700 метров, в пехоте были выбиты почти все офицеры, и ротaми комaндовaли унтер-офицеры», — воспоминал немецкий сапер.

От Перекопского вала до Армянска всего 3-4 км по голой выжженной солнцем, солончаковой степи. Здесь с 24 по 29 сентября и происходило сражение 11-й армии генерала Манштейна и 51-й армии генерала Кузнецова.

Командующий 51-й армией генерал-полковник Ф.И. Кузнецов создает оперативную группу в составе 271-й, 172-й стрелковых и 42-й кавалерийской дивизий под командованием своего заместителя генерала П.И. Батова с задачей 26 сентября нанести контрудар по прорвавшемуся противнику. Но складывающаяся обстановка вынудила генерала П.И. Батова, не ожидая полного сосредоточения дивизий нанести контрудар силами только трех подошедших полков.

В 5.00 26.9.41 «над нами появились вражеские самолеты (в этот день около 800 сaмолето-пролетов противникa — В.Г.). Они начали свою дьявольскую работу, сметая с Перекопского вала все живое. Они атаковали с воздуха Щемиловку, Армянск, Суворово, Кулу (Волошино), как бы прочерчивая те стрелы, по которым развернется наступление главных сил противника. Вступила в дело вся немецкая артиллерия. Два часа длилась артподготовка. В 7.00 на Перекопский вал двинулись танки с многочисленной пехотой. В 10.30 противнику, имевшему силы, в несколько раз превосходившие наши, удалось прорвать левый фланг обороны». П.И. Батов

(А.И. Галушкин в своих письмах о танках не писал. Невелик грех боевого генерала (да и других командиров), если это не совсем так. Потерпев поражение на Перекопе и Керченском полуострове, командарм прошел через сражения в Сталинграде, Курске, Белоруссии, Берлине. Две Золотые звезды Героя за Днепр и Одер. Его должность Начальника штаба войск Варшавского договора говорила о его авторитете. Вопрос о количестве танков в армии Манштейна никак не влияет на упорство и самоотверженность наших солдат и командиров в обороне Перекопа).

383-й полк майора Ерофеева с приданной артиллерией 340 артполка 172-й дивизии и 865-й полк 271-й дивизии с ходу атаковали противника после ночного перехода с рубежа Заливное–Будановка (село Заливное существовало в 2 км южнее современного села Рисового) между побережьем Перекопского залива и железной дорогой в направлении северной окраины Армянска.2-й артдивизион А.И. Галушкина поддерживал огнем наступление полка. С этого рубежа 122 мм гаубицы поражали противника даже без смены огневой позиции от Армянска до Перекопского вала. «Сначала попали под воздушную бомбежку, затем вступили в артиллерийскую и минометную перестрелку». А. Галушкин. Здесь артполк понес первые потери.

Непростым выдался первый бой и для необстрелянного 383-го полка. Пришлось ему отступать, но поддержал его другой полк, и закрепились его подразделения у развалин когда-то мощной крепости на входе в Крым — Ор-Капу (Ор-Капу турецкое, Ферк-Кермен татарское, а Перекоп славянское название крепостиконца XV – начала XVI веков). Здесь Перекопский вал пересекает шоссе Армянск-Чаплинка.

Под огнем артиллерии и бомбовыми ударами авиации противника, полки овладели Армянском. Армянск (б. Армянский Базар) — маленький поселок с одной улицей каменных домов, железнодорожным вокзалом, депо, кирпичным заводом и кладбищем на высотке северо-западной окраины. Бой здесь шел за каждый дом. Гитлеровцы не хотели смириться с потерей Армянска. Они яростно сопротивлялись, отчаянно контратаковали. Кладбище несколько раз захватывали то немцы, то наши.

«Согласованный удар наших частей заставил 46-ю пехотную дивизию противника отойти к отметке 27,0 на Перекопском валу. Бой здесь продолжался до вечера. Немцы бросили сюда части еще двух дивизий — 73-й и 50-й. Тесня наших, они овладели большей частью Армянска, Суворово (тогда Джулга, в 3 км южнее Армянска — В.Г.) и Кулу (Кулла, ныне Волошино, в 3 км западнее Армянска— В.Г.). (Фронт обороны растянулся вдоль дороги и железнодорожной насыпи до самого Армянска — В.Г.) В этот день был тяжело ранен начальник оперативного отделения 172-й дивизии капитан Андреев, а начальник штаба майор Жуковин убит на поле боя прямым попаданием снаряда в его броневик (в районе Щемиловки— у подножья Перекопского вала с крымской стороны, недалеко от крепости Ор-Капу —В.Г.). Они пошли в бой сами, потому что полк был сформирован только месяц назад, не все в нем утряслось: большинство командиров и политработников — из запаса, и бойцы еще не узнали все, что нужно знать на войне. И вот боевое крещение, да еще в таком трудном виде боя, как контратака.

Полк Ерофеева был отведен на линию Будановка, где к этому времени сосредоточил свои танки Баранов.

27 сентября за Перекопский вал в его левой части перевалили три немецкие дивизии — весь 54-й армейский корпус». П.И. Батов

С утра 27 сентября начали действовать главные силы 172-й дивизии под командованием полковника Торопцева — 514-й стрелковый полк подполковника Устинова, 747-й стрелковый полк пограничника подполковника Шашло, а также 5-й танковый полк, которым командовал майор Баранов.

5-й танковый полк при поддержке пехоты захватил Волошино и Суворово, отбив контратаку противника. «Вместе с танками северо-западнее Армянска части 172-й закрепились на кладбище и кирпичном заводе. Здесь, в районе между Армянском и Перекопским валом и непосредственно на валу, весь день шли напряженные бои. После 17.30 противник начал контратаку за контратакой на Щемиловку (западнее крепости Ор-Капу, с крымской стороны вала — В.Г.), Армянск, Волошино. Массированные налеты авиации. Против каждой нашей части действовало от 20 до 30 вражеских танков, поддерживавших рывок своей пехоты. Части кавалерийской дивизии Глаголева оттеснили к Армянску, на улицах бой продолжался и ночью. Немцы были снова отброшены. Титов вынужден был отойти от кирпичного завода к Щемиловке». П.И. Батов

«С утра 28 сентября войска оперативной группы снова атаковали противника в районе Щемиловки и севернее Армянска. 5-й танковый полк своими боевыми порядками перевалил за Перекопский вал, перехватил дорогу Чаплинка – Армянск, имея задачей преследовать противника в направлении совхоза «Червоний чабан». Он вел там бой с 30 танками противника, препятствуя переходу вражеских резервов через Перекопский вал. Наши стрелковые части и подразделения захватили часть Перекопского вала к западу от старой крепости, но вынуждены были покинуть его». П.И. Батов

Но к полудню немцы бросили против наших полков свежие резервы. На линии Перекопского вала с новой силой разгорелась ожесточенная борьба. Вал в районе села Перекопа переходил из рук в руки четыре раза.

«В другом бою, где погиб Лифшиц, муж В.Е. Лошкаревой (секретарь парткома швейной фабрики, секретарь Новогородского райкома Симферополя—В.Г.), очень упорном, длившимся с 4 час. утра до 7 час. вечера поле боя 4 раза переходило из рук в руки, когда каждый раз проходишь по тем местам, откуда выбивали немцев, буквально валялись десятки убитых и тяжело раненых (без ног, без рук, которых они не эвакуируют в случае отступления)».

А недосчитались командира его артдивизиона Д.П. Бабича, командира полка капитана Н.В. Антонова, начальника связи полка А.М. Купцова, комвзвода А.К. Кривенко и других, о чем с нескрываемой тревогой, уже выйдя из этого боя, написал карандашом открытку семье, минуя Полевую почту.

Вместе с погибшим командиром перестал существовать и 2-й дивизион. А.И. Галушкин назначается военкомом 3-го артдивизиона. Противник имел явное превосходство в артиллерии, особенно за счет самоходных штурмовых орудий. Поддерживали наступление немцев не менее 20 бaтaрей кaлибром более 100 мм.

Новые атаки противника. Войска оперативной группы (кавалеристы и части 172 сд Торопцева) отходят опять к Армянску. Несколько часов идет бой в районе кирпичного завода и кладбища. Эти пункты переходят из рук в руки. На улицах завязался ночной бой. Армянск немцы захватили в 21.00.

В ночь на 29 сентября поступил приказ отходить на Ишуньские позиции. Именно в этих окопах находился последний рубеж обороны белых, который после взятия Турецкого вала прорвали войска Фрунзе в 1920 году, а на ст. Ишунь стоял штаб Блюхера (В Москве в честь этих боев названа улица Юшуньская).

Оборонительные позиции первого эшелона заняла все та же 156-я стрелковая дивизия генерала П.В. Черняева, которая в течение пяти суток непрерывно сражалась на Перекопском валу и в полках которой теперь сохранились лишь немногие ослабленные подразделения. Другие же части и соединения, участвовавшие в боях на перешейке, в том числе и 172-я дивизия, отводились южнее.

Поэт, корреспондент газеты 51-ой армии Илья Сельвинский в эти дни был где-то рядом с А. Галушкиным, и оба написали — один в Дневнике («Батальон идет в атаку»), а другой в письме об этих боях. А жене Илья Львович напишет: «27-28-29 сентября происходили очень тяжелые бои, в которых имел счастье участвовать. Я подчеркиваю – счастье! Эти три дня обогатили мою душу. То, что я остался и жив и даже цел – почти чудо. Но важно, конечно. Не это, а то, что если бы я больше ничего на войне не переживал, кроме этого, то и тогда я считал бы, что очень многое пережил».

«Вот уже 5 дней нахожусь в серьезных боях… А вообще обстановка такова, что не уверен в завтрашнем дне. Среди своих товарищей уже кое-кого не досчитываемся. Внешне стал неузнаваем, очерствел, огрубел, потерял счет времени. Много впечатлений и опыта». 29.9.1941. А.И. Галушкин

Первое наступление противника на Ишуньские позиции было остановлено. Упорные бои на рубеже и огромные потери, понесенные немцами в предыдущие дни, побудили Манштейна приостановить наступление. На фронте наступило относительное затишье.

По состоянию на 28 сентября в дивизии было девять тысяч человек и 4 артиллерийских батареи: 152 мм гаубиц — 4, 122 мм гаубиц — 4, 76 мм пушек — 7 и 45 мм пушек — 4 на 40 км фронта.

Потерявшая большую часть 5-го танкового и 383-го стрелкового полков, она была переформирована и пополнена за счет местного населения и других крымских дивизий до полного состава. Одна рота, собранная перед боями, почти целиком состояла из рабочих маленького перекопского бромзавода. Командовал ею бывший директор завода капитан Логинов, а политруком роты был учитель местной школы Ветров из Воинки (все же рота влилась в Севастополе в 514 полк как заградотряд завода «Бром» из Воинки, по свидетельству П.Е. Солонцова).

«Дорогие и милые мои друзья Вера и дети! Наконец-то я получил возможность написать Вам письмо. Пишу с передовых позиций. В бой вступили после ночного пешего перехода. Боевое крещение получил с того, что попал под бомбежку 9 самолетов, и с этого дня не обходилось без того, чтобы не бомбили нас. Особенно трудно пришлось один раз, когда нас с пикирования фашистские стервятники стали забрасывать бомбами и обстреливать из пулеметов. Кругом все изрыли, но обошлось хорошо, если не считать, что пулями траву покосило, в которой я лежал, да ранило одного бойца. А вообще, стервятники плохие летчики. Бросают бомб много и беспорядочно. Все больше рассчитано на моральное воздействие. Наши летчики и артиллеристы бьют куда метче и наносят больше урона, чем они нам (25 и 26 сентября морская авиация — бомбардировщики ДБ-2 и легкие гидробомбардировщики МБР-2 наносили удары по немецким позициям на Перекопе, двенадцать пикирующих бомбардировщиков Пе-2 под прикрытием двадцати новых истребителей ЛаГГ-3 — по Турецкому валу и другим местам, совершив из степных Фрайдорфских аэродромов 53 самолета-вылета. В это время чувствовалось превосходство нашей авиации— В.Г.). Были под артиллерийским и минометным обстрелом. В общем, ко всему привыкаешь и чувствуешь себя спокойно, не так как в первый раз. Боевая жизнь вырабатывает подсознательные движения, направленные к самосохранению. В бою осваиваешься быстрее, чем во время учения. Маскировка применительно к местности… Чувствую себя неплохо. Работы, конечно, много. Надо за всем смотреть, ибо тут зачем не досмотришь — будет стоить лишней крови и жизни. Поэтому ответственность ощущаешь ежечасно. Спать приходится мало, особенно ночью, т.к. ночь для нас верный союзник. Питание хорошее, но нерегулярное. В бою режим не соблюдаешь. Получил паек — масло, консервы, печенье, папиросы и вино — это кроме обеда, ужина и завтрака. Но не всегда всем этим пользуемся. В этом полку находится много симферопольцев. Чувствуешь себя в одной семье. Военком у нас т. Куликовский — б. директор Пединститута. В общем, народу знакомых много и поэтому жертвы среди них как-то особенно больно переживаешь, но, повторяю, ко всему привыкаешь. Погода стоит в основном неплохая, но по ночам уже холодно, и, если ночуем на земле (а не в земле), то делается чувствительно. Если бы встретила — не узнала меня. Обвешан снаряжением и вооружением. Тяжеловато в нем. Лицо обветрилось, почернело от ветра. 3.10.41»

Маскировали они свои орудия, например, в скирдах сена, которых на поле было великое множество. При налете «Юнкерсов» и «Хенкелей» прекращали огонь, и немецкие летчики не понимали, куда бросать свои 20 и 50 кг бомбы.

 «Сегодня у нас день спокойный, но к вечеру усиливается артиллерийская канонада. Сейчас наши летчики полностью господствуют в воздухе, и фашистские стервятники второй день боятся на нас налетать (накануне немецкие позиции и тылы бомбили 86 МБР-2, потом еще пять групп бомбaрдировщиков — В.Г.). За эти дни несколько раз наблюдал воздушные бои, участвовало по 30–40 самолетов. Потрясающее зрелище, требующее крепких нервов. Грохот и шум моторов, треск пулеметов, взрывы бомб — все перемешалось. В это время лежишь, буквально уткнувшись носом в землю, и боишься пошевельнуться. На днях на мой дивизион налетело 9 стервятников. Вокруг меня из пулеметов срезало всю траву и ранило одного бойца. Сбросили штук 50 бомб, и все без толку. Зато 2 дня наши летчики дают им жару. Столбы дыма, огня и земли поднимаются вверх там, где находятся враги.

Сейчас уже полностью привык к боевым условиям. На это потребовалось 2–3 дня. И, если судьба вновь сведет, есть, о чем поговорить. Много смешного и трагического. За эти дни мы убедились, что враг труслив и коварен. Несмотря ни на что, победа будет за нами. Это мнение всех нас». 3.10.1941.

 «С 10.Х я назначен зам. начальника политотдела 172 стр. дивизии». А. Галушкин

4 октября стало известно, что приказом НКВД от 28 сентября ему присвоено звание старшего лейтенанта госбезопасности (два прямоугольника на петлицах). Представление было направлено давно, но приказ запоздал. Во время работы в войсках сотрудники имели звание политработников, носили соответствующую форму и знаки различия. И батальонный комиссар Галушкин назначается заместителем начальника политотдела дивизии. Теперь во всех происходящих событиях он участвует, находясь в политотделе дивизии, штабе и окопах полковых позиций.

Памятный знак во дворе дома 3, по ул. Коробчука в Воронцовке

Подземный дот площадью 12,5×6,5 м, где располагался КП 172 сд, выглядел курганом с южной стороны этого дома. Его стены были из каменных блоков, а перекрытие в два наката бревен с бетонной плитой толщиной 0,45 м. Окно обращено в сторону противника

И.А. Ласкин и П.Е. Солонцов. Декабрь 1941 года

Выпускник Академии им. М.В. Фрунзе, энергичный, четкого военного мышления командир дивизии полковник И.А. Ласкин, прошел курсантом с боями по Украине до Перекопа в 1920 году.

В академии он и другие командиры изучали опыт боев Перекопской операции 1920 года. Тогда на Турецком валу и Юшуньских позициях лучшие дивизии Врангеля — Дроздовская, Корниловская и Марковская смогли удержаться три дня, несмотря на превосходство в корабельной, полевой артиллерии и пулеметах. Правда, численность их против 51-й дивизии В.К. Блюхера 6-й армии А.Я. Корка и Латышской дивизии была всего 3 тыс. штыков и сабель. Считавшиеся большими потери у М.В. Фрунзе по итогам операции всего составили 10 тыс. человек. Теперь на Ишуньских рубежах пришлось стоять самому. Боевой дух красноармейцев, по оценке военных авторитетов, был необычайно высок, тогда как у деморализованных белых, признававших, что их ненавидит народ, он был надломлен и паническим. И потому Ласкин понимал и ценил роль своих комиссаров.

Он вступил в должность 6 октября вместо заслуженно освобожденного И.Г. Торопцева и работал дни и ночи напролет, не вылезая из батальонов. Его называли «командиром переднего края». Для рекогносцировки он мог в одиночку подползти к переднему краю противника на расстояние 150 м. Смело и решительно действовало управление его дивизии — штаб и политотдел. В Воронцовке, на КП дивизии в подземном ДОТе, построенном дивизионными инженерами во дворе дома №3 по ул. Коробчука, на струганном столе офицеры наносили на карту комдива обстановку и держали радиосвязь с полками. Потом быстро выдвигались в боевые порядки для сбора информации и доведения приказов. При прорыве противника к НП вместе со всеми отбивали атаки.

Во время боев начальник политотдела Г.А. Шафранский часто выходил сам или направлял своего заместителяна наиболее важные участки обороны дивизии. В штаб и политотдел в Воронцовку А.И. Галушкин прибывал только для докладов о состоянии личного состава частей, для подготовки политдонесений в штаб армии, получал новое задание и снова — на полковые позиции. На войне он продолжал работать.

«Сегодня погода у нас изменилась. Все время моросит мелкий пронизывающий дождик, прохладно… Новая работа требует большой подвижности. Все время, даже ночью, находился в частях, на позициях. На днях был в серьезной переделке, но вышел благополучно… По одной из наших батарей фашисты, пристрелявшись, выпустили огромное количество снарядов, которые рвались в 5–10 метрах от убежища, где я находился. Но результат был как всегда ерундовый. В ответ мы обрушили огонь своей артиллерии, разгромили и буквально подняли на воздух фашистскую батарею и штабную легковую машину. Вообще, таких историй здесь немало. Самое неприятное — авиация. Хотя наша авиация в воздухе преобладает, но все же испытываешь неприятное самочувствие, когда над тобой воют вражеские самолеты (нaчинaя с 12 октября ежедневно по восемь — десять нaлетов до 30-40 самолетов, 13 и 14 октября авиация из-за туманов не действовала — В.Г.). Понемногу привыкаешь и к ним. Нигде, мне кажется, не презираешь смерть, как на войне». 14.10.41

«По должности своей нужно было находиться все время с бойцами, воодушевлять и подбадривать их, бороться с проявлениями паники и трусости. Это очень нелегкое дело. Было очень много трудных и тяжелых моментов. Немало хороших ребят погибло. Некоторые из них на глазах. Как жалко было, когда не всегда имеешь возможность похоронить их. Одно испытываешь удовлетворение, что дрались крепко, как звери, за каждый метр буквально, обильно орошая вражеской кровью. Достаточно сказать, что только под Перекопом и Армянском убито и ранено было у противника около 30 тыс. человек. А под Ишунью были дни, когда уничтожали в день по 900–1000 чел… В этом была главная заслуга нашей артиллерии. Один эпизод. Афанасий (Пчелкин) как-то прислал письмо, в котором он писал, что Лида сошла с ума под впечатлением от зверств немцев. Это письмо так меня расстроило и после того, как я провел соответствующую беседу с бойцами, народ единодушно решил за несчастье наших детей дать хороший залп по замеченным целям противника. Это был очень удачный залп. Через стереотрубу я наблюдал, как буквально на воздух была поднята легковая штабная машина, грузовик, а из окопа, где укрывались немецкие солдаты — комья земли, куски деревьев, человеческие тела (Лида долго болела, но поправилась, сообщил А.А. Пчелкин в 1942 году — В.Г.)». А. Галушкин

Б. зам. наркома НКВД Крыма генерал А.А. Пчелкин в 1945

И.А. Ласкин рассказывал о своих политработниках:

«Начальник политотдела Г.А. Шафранский любил бойцов, заботился о них, но глубоко презирал нытиков, трусливых и слабодушных людей. Сам же был человеком большой храбрости, часто бывал в самых опасных местах, многократно ходил в атаки, личным примером вдохновлял людей на подвиги… В условиях почти непрерывных боев, бессонных ночей полит­работники не могли, конечно, собирать людей для бесед или собраний, разъясняли обстановку и приказы командования непосредственно в окопах, в боевых поряд­ках, используя для этого малейшую передышку между боями. Они умели сердечно поговорить с бойцом, вникнуть в его душу, поддержать в нем бодрость духа, вселить в человека ненависть к врагу, увлечь его на боевые под­виги, личным примером помогали людям переносить тяготы и опасности суровой фронтовой жизни».

Немецкие листовки «Мы жидам покажем!», «Хватит нам колхозов!», «Немец нам поможет!», «Ничего, скоро кончится жидовско-советская власть» сбрасывались с самолетов и вселяли сомнения в определенную часть солдат. Рассказ дезертира Х. Ибрагимова из 172-й дивизии: «Мы честно сражались с немцами, и мы воевали бы дальше, но чем? Патронов — нет, гранат — нет, снаряд — нет, чем воевать? Комиссар кричит: «В штыки давай!». Какой там «в штыки» ?! Целую версту по степи бежать под пулеметным огнем. Плюнул я тогда, винтовку бросил, пошел домой. Сзади комиссар кричит: «Стой, стрелять буду!». Кинулся он к моей винтовке, навел на меня, хотел выстрелить, да патроны у меня давно закончились, магазин пустой. Ушел я тогда, может, зря, но зато жив остался…». Севастопольский историк А. Неменко. Не случайно пишет А.И. Галушкин что приходилось «бороться с проявлениями паники и трусости. Это очень нелегкое дело. Было очень много трудных и тяжелых моментов».Были случаи перехода к врагу целых групп недавно призванных солдат. Но это только возвеличивает стоявших насмерть и покрывает позором изменников и трусов. А те, кто прошел испытания первых перекопских боев, обретут мужество и уверенность.

Командир 172-й дивизии вынужденно выстроил оборону в один эшелон западнее железной дороги по реке Чатырлык и далее по южному берегу Каркинитского залива на фронте шириной свыше 20 километров. Три дивизиона артполка раздал по стрелковым полкам. В резерве оставил 10 танков. Это была вторая линия в системе оборонительной полосы Ишуньских позиций. Русло реки и заболоченные берега забросали сельхозтехникой и транспортом, и оно служило противотанковым препятствием.

Поле боя октябрьских боев 172-й дивизии. Южное побережье реки Чатырлык. Фото Л.П. Кружко по просьбе автора

Хроника боевых действий октябрьских боев дивизии, по воспоминаниям И.А. Ласкина, Т.К. Коломийца, П.Е.Солонцова и других участников сражения

За двадцать дней затишья немцы серьезно подготовились к решительному наступлению.

«После небольшого перерыва опять горячие денечки. Бьемся за каждый метр нашей земли, поливаем ее фашистской кровью». Открытка, карандаш. Просмотренно военной цензурой. Полевая станция 888. 17.10.41

17 октября в небе большой воздушный бой. Холодной ночью с 17 на 18 октября наши войска крепили оборону. В 5.00 группы вражеских бомбардировщиков одна за другой с больших высот стали наносить бомбовые удары на узком участке в 3–4 км Ишуньских позиций. Началась мощная артподготовка по переднему краю наших войск, в которой принимали участие 150 мм и 210 мм тяжелые гаубицы противника. Через полчаса, с переносом огня на глубину, преодолевая наши инженерные заграждения и минные поля, под прикрытием пулеметов и минометов перешла в наступление вражеская пехота. Впервые примененные немцами реактивные снаряды 150 мм дымовых минометов поставили перед наступавшими дымовую завесу.

На батальон капитана С.Т. Руденко наступало свыше полка пехоты. В течение часа бойцы отразили три атаки пехоты. Однако гитлеровцы обошли батальон с флангов, и к вечеру он оказался в окружении. Капитан Руденко повел красноармейцев на прорыв. Бой продолжался всю ночь, и к рассвету 111 бойцов пробились к своим. В течение непрерывного суточного боя батальон уничтожил более 500 фашистов.

 «Когда стреляют автоматчики, вокруг все шумит… Хотя все это поначалу непривычно, но вскоре привыкаешь и кажется, что идешь под дождем. Нужно привыкать, тем более твоему папочке, такие как он, должны пример подавать другим… Помнишь пластинку «Песня про комиссара»? Были моменты, когда враги лезли едва не со всех сторон, однако мы духу не утратили. Хоть и тяжело было, но пробивались к своим, уничтожали врагов, захватывали пленных и оружие», — пишет дочери, вспоминая этот бой, А.И. Галушкин.

С этого дня на Чатырлыке не затихали бои.

20 октября. К вечеру враг прорвал Ишуньские позиции. 170-я немецкая пехотная дивизия, имевшая свыше 30 штурмовых установок StuG III, вырвалась к устью реки Чатырлык.

На этом поле, между северным побережьем реки Чатырлык и селом Ишунь (вдали) 172 сд вела бои с наступавшим противником. Фото Л.П. Кружко

Прицельными залпами вели огонь орудия 340-го гаубичного артиллерийского полка. На правом фланге обороны, перейдя русло реки Чатырлык, контратаковал 5-й танковый полк майора Баранова, истребив до сотни гитлеровцев, а уцелевших заставил отступить.

Постепенно под ударами немецких войск линия фронта стала прогибаться к югу и протяженность ее увеличилась. Оборона 172-й дивизии все больше ослабевала.

21 октября. С утра начались новые атаки немецкой пехоты при поддержке артиллерии и авиации на позиции 514-го стрелкового полка подполковника Устинова. Батальоны полка держали оборону.

Когда придет время осмысления Перекопского сражения, в 1967 году генерал-лейтенант И.А. Ласкин напомнит в своем письме Маршалу Советского Союза Н.И. Крылову и дважды Герою Советского Союза генералу армии П.И. Батову, что «за месяц боев на Севере Крыма оборона дивизии ни разу не была прорвана вражескими группировками». А ведь это были первый месяц боевых действий наспех сформированной дивизии.

22 октября. Пехота противника сумела преодолеть Чатырлык и близко подойти к переднему краю полка. Неожиданной контратакой рота лейтенанта Степаненко привела врага в бегство.

На одном участке противник создал угрозу наблюдательному пункту дивизии. Заместитель командира дивизии полковник В.В. Бабиков собрал всех находившихся в этом районе, разделил их на две группы и повел в контратаку. Часть гитлеровцев была уничтожена, а часть отступила. Об этих контратаках 514 полка и сводной группы Бабикова у КП дивизии в Воронцовке писал сыну А.И. Галушкин:

«Юра! Ты рукой мамочки писал, чтобы я крепко бил фашистов и в руки им не попадался! Дорогой мой сыночек! Много раз я ходил в атаку! Кругом рвались мины и свистели пули, но я ни одну минуту не забывал о том, чтобы живым фашистам в руки не даваться. Всегда за поясом у меня был наган, которым скорее застрелился бы, чем в руки фашистам попался. Стрелял я из хорошего карабина».

Плен для него был бесчестием, а потому исключался. Он принадлежал к тем смелым комиссарам, которые с карабином в руках, вместе с бойцами ходили в атаку и не кланялись пулям.

Фашисты понимали особую роль комиссаров в армии. Еще до начала войны войскам был доведен так называемый «Приказ о комиссарах», подписанный главнокомандующим сухопутных войск Браухичем, который требовал: «Политических комиссаров во вражеских армиях можно отличить по особым знакам отличия – красной звезде с вытканными золотом серпом и молотом на рукаве… Их следует немедленно, то есть еще на поле боя, отделять от других военнопленных… После того как они отделены, их необходимо уничтожать… Казнь политических комиссаров… осуществляется незаметно, по приказу офицера».

Одну из атак прибывшей необстрелянной роты, состоявшей из пожилых и в прошлом военных людей, возглавил лично командир дивизии Ласкин и, нанеся удар противнику с тыла, остановил его продвижение. В этом бою он был ранен картечью в ногу и контужен, пробыв в бессознательном состоянии более полусуток. Теперь в бронемашину его вносили ординарцы, а он продолжал управлять частями, ни на один день, не покидая поле боя.

Четыре дня дивизия продолжала удерживать свой прежний рубеж обороны.

23 октября. Позиции дивизии были подвергнуты ураганному огню минометов и артиллерии, ударам больших групп авиации. Особенно ощутимый огневой налет пришелся на район Воронцовки.

К рубежу обороны дивизии продвигались три колонны пехоты, которые через час могли развить прорыв в направлении Воронцовки. Но в артиллерийском полку оставалось всего десять орудий.

Тогда командующий 51-й армией генерал П.И. Батов срочно выдвинул под Воронцовку особо секретный минометный дивизион реактивных снарядов РС (реактивные системы «катюша»). О поражающих свойствах этого оружия ходили самые невероятные слухи.

Все находившиеся в штабе и политотделе напряженно следили за подходом колонн врага к Воронцовке. В этот момент 340-й гаубичный артиллерийский полк накрыл огнем левую колонну, часть фашистов была уничтожена, остальные разбежались по полю.

Атака морской пехоты на Ишуньских позициях. Фото В. Микоши

Наконец развернулся на позиции дивизион РС, и через пять-шесть минут раздался резкий, пульсирующий звук. В районе уже разворачивающейся средней колонны гитлеровцев всплеснулось множество огневых вспышек, накрывших большую площадь, и послышались разрывы снарядов. Взметнулись густые клубы темно-серого дыма. Всюду на линии фронта сразу прекратилась стрельба, наступила тишина. Определить степень поражения противника было невозможно: все прижалось к земле. На поле не поднялся ни один человек. Две другие колонны рассыпались по полю.

Этот залп был единственным, так как реактивных снарядов больше не было.

Вечером со стороны Севастополя начали подходить части Приморской армии генерала И.Е. Петрова, прибывшие на кораблях флота из оставленной Одессы.

Последний приказ генерала Батова требовал от 172-ой стрелковой дивизии с отрядом морской пехоты и частями 95-й стрелковой дивизии восстановить утраченные позиции на южном берегу реки Чатырлык.

Но наносить контрудар уже было нечем.

24 октября. Без достаточной подготовки части Приморской армии начали наступление, которое быстро захлебнулось. На рубеж 2 км юго-западнее Воронцовки, полкилометра южнее несуществующего ныне села Кашкары (в сторону залива) смог выйти полк 25-й Чапаевской дивизии.

25 октября. С утра 172-я вместе с чапаевцами без артиллерийской подготовки, танков и авиационной поддержки перешла в наступление, но через 200 м была остановлена сильным артиллерийско-минометным огнем.

А во второй половине дня немцы сами перешли в наступление, в результате которого правый фланг Приморской оказался открытым.

Таким образом, в течение восьми суток на Ишуньско-Чатырлыкском рубеже противник полностью прорвать оборону не смог.

Тогда Манштейн начинает вводить свои последние резервы. Наступил решающий момент сражения, когда силы наступающих и обороняющихся войск находятся на пределе. Отступать некуда — позади обороняющихся из последних сил дивизий бескрайняя степь, где зацепиться нет ни малейшей возможности.

Бои разгорелись с новой силой. Несмотря на мощный артиллерийский огонь врага, полки дивизии продолжали удерживать свои позиции. За день было отбито семь атак гитлеровцев.

К вечеру неожиданно разрывы снарядов и мин покрыли все поле и появились цепи наступающей пехоты и бронетехники врага. До предела ослабленные подразделения 514-го и 747-го полков стали отходить. И тут батареи 340-го гаубичного артполка и одна полковая батарея из 25-й дивизии, которой командовал политрук Пилипенко, вступили в бой.

Бой продолжался около часа. Атакующая пехота почти полностью истреблена. Сотни убитых и раненых гитлеровцев остались на поле боя. В этой схватке 340-й гаубичный артиллерийский полк понес серьезные потери, погибло немало артиллеристов, несколько орудий были выведены из строя.

26 октября. Левый фланг дивизии — еще в 1 км северо-западнее с. Яланташ (Братское). Шесть немецких пехотных дивизий при поддержке крупных сил авиации начали наступление. Главный удар наносился снова по Воронцовке и 2 км правее. С низких высот самолеты бомбили и обстреливали из пушек и пулеметов боевые порядки наших войск. Получив подкрепления истребительной авиации, в дневном небе безнаказанно действовали самолеты противника. Шел тяжелый бой.

Истощенные до крайности части дивизии уже не могли сдержать мощного удара врага и вынуждены были отходить на неподготовленный четырехкилометровый рубеж южнее с. Дюрмень, с. Джурчи (н. Первомайского района). Оборонявшиеся правее части еще до этого потянулись на юго-восток, и правый фланг дивизии оказался совершенно открытым. Гитлеровцы стали глубоко обходить его. Связь дивизии с соседом справа и со штабом генерала Батова была полностью нарушена.

Примерно к вечеру 26–27 октября на НП дивизии в районе Айбары(н. Войково, а не Воинка, как ошибся одессит П.Е. Солонцов в 1969 году) из Симферополя на черном ЗИСе прибыл секретарь Крымского обкома Ф.Д. Меньшиков и назначенный комиссаром дивизии П.Е. Солонцов, недавно закончивший с отличием Военно-политическую академию имени В.И. Ленина. И сразу при налете девятки пикирующих бомбардировщиков на прикрываемый перекресток дорог на Симферополь и Джанкой он получил ранение. Забинтовав голову, вместе с отстраненным комиссаром Г.П. Кувшинниковым — по словам члена Военного совета 51 армии А.С. Николаева, «за растерянность в сложной обстановке» — они отправились по ходу сообщения в окопы 2-го и 3-го батальонов 514 полка. Поговорив с бойцами, коммунистами, командирами и политработниками, они к полудню вернулись на НП. Старший политрук Кувшинников в дальнейшем воевал в должности комиссара штаба 172-й дивизии.

Вероятно, этот бой вспоминал в Севастополе А.И. Галушкин: «Во время отхода одно наше подразделение (которым командовал хороший большевик, секретарь парткома завода «Трудовой Октябрь» Шевченко (П.В. Шевченко, член бюро Симферопольского горкома в 1938 г.), позже был смертельно ранен) получило приказ контратакой задержать наступающего противника. За 6 часов боя наши потери около 100 чел., а немцев — около 800 чел. Надоело уже их считать (А.И. был участником этого боя — В.Г.)».

Находясь рядом с дивизиями Приморской армии, без связи со своей 51-й армией И.А. Ласкин не мог принять решение на отход без приказа старшего начальника. За это можно было попасть под трибунал. Но и оборона в открытом поле теряла смысл. Эту тревожную неопределенность ощущали штаб и политотдел дивизии.

28 октября Манштейн в своем штабе, расположенном в здании совхоза «Аскания-Нова», в 30 километрах на северо-восток от Перекопа, принимает решение — соединить все механизированные части из состава пехотных дивизий, начиная от разведывательных подразделений и кончая зенитными и противотанковыми батареями, под командованием Циглера и направить их вперед на Симферополь и перехват дороги к Южному берегу Крыма.

30 октября. Противник стал обходить открытые фланги Приморской армии, ослабив свои удары с фронта. Поскольку 172-я дивизия все еще держали свои позиции, то опасность окружения становилась все более реальной.

Требовалось решение вышестоящего командования.

Командующий Приморской армией генерал И.Е. Петров вызвал И.А. Ласкина в расположение штаба 95-й дивизии в селении Экибаш (н. Велигино Красногвардейского района), который размещался в больнице, и здесь в 17.00 31.10.41 на Военном совете объявил свое решение о включении 172-й стрелковой дивизии в состав своей армии и начале отступления на Севастополь.

И.А. Ласкин доложил ему, что в дивизии осталось не более 2 000 человек, 3 танка и 4 орудия. Артиллерийского и танкового полков фактически нет. Но личный состав бить врага научился. В тяжелых боях на Перекопе и Ишуне против очень сильного врага в течение месяца дивизия потеряла около десяти тысяч человек, но рубежей обороны не сдала.

Отступая, генерал И.А. Петров сумел сохранить войска, с боями вывести их в Севастополь и сорвал план Манштейна захватить город сходу.

Отступление в Севастополь

Горька судьба многих частей 51-й армии, отступавших на Керчь. Известный сценарист, художник-постановщик многих известных кинофильмов, участник этих событий евпаториец М. Фишгойт вспоминает: «Отступающая пехота забила до отказа узкую дорогу (Судак-Алушта на Севастополь — В.Г.). Обезумевшие солдаты, очищая путь, начали сбрасывать в пропасть лошадей, повозки, артиллерийские упряжки! Упираясь, стараясь удержаться на краю обрыва, лошади ржали, их хлестали, выталкивая; они падали, переворачиваясь в воздухе и разбиваясь об острые уступы… И уже где-то внизу громоздилась кровавая масса изломанных конских тел!» А потом — плен потерявших управление тысяч деморализованных людей. «Ни одного выстрела, никакого сопротивления! Строй пленных немцы поставили вплотную к скалистой стене. Послышался приказ по-русски:

– Сложить оружие!

—Комиссары и евреи, выйти из строя!

Наступила томительная пауза… Наконец перед строем показалось несколько человек. К одному из них сразу подошли два немца. Один из них ударом ручки пистолета свалил несчастного, они потащили его к краю обрыва, поставили на колени. Раздался выстрел, и тело полетело в пропасть… Спасаясь от расправы, некоторые бросились назад, в строй пленных, но их бывшие боевые товарищи выталкивали их! Один из обреченных закрыл голову руками. Тогда немец подошел к нему и двумя выстрелами прострелил ему локти, затем — в голову. Все безропотно ждали смерти… Но смерть на коленях — это не смерть в бою». Потом их будут жалеть. А днем раньше из-под бомбежки в Старом Крыму И.Сельвинский со своей редакцией успел проскочить по этой дороге в забитую беженцами Алушту.

А 172-я дивизия, оставив позади заслон начала отступать на юг. Начальник штаба Приморской армии полковник Н.И. Крылов потом вспоминал:

«А наш штаб к тому времени уже наметил маршруты движения соединений, определил уравнительные рубежи, рассчитал время выхода к ним головных колонн. Был подготовлен и боевой приказ, подписанный сразу после совещания.

Но спустя некоторое время поступило сообщение, что противник перехватил дорогу на Севастополь.

Оценив новую обстановку, командарм около полуночи принял решение направить дивизии на юго-восток от Симферополя, с тем чтобы предгорьями обойти противника, прорвавшегося на юг, и вывести наши войска на Качу.

Приказ об изменении маршрута передавался в каждую из колонн устно и, во избежание сомнений и переспросов, самыми ответственными лицами. Мне было поручено повернуть 172-ю дивизию.

В ночной степи (1 час ночи), озаряемой разгоравшимися где-то на западе пожарами, у развилки дорог я во второй раз встретился с полковником Иваном Андреевичем Ласкиным.

Мы разговаривали у моей эмки, пропуская мимо дивизию — артиллерийские упряжки, повозки и машины, стрелковые подразделения в пешем строю, снова орудия… Но всего не так-то много, даже с учетом того, что тылы пошли отдельно. А особенно — людей в строю».

Солнечным ясным утром 1 ноября отступающая дивизия подошла к северной окраине Симферополя, и полки заняли рубеж для временной обороны.

 Городскому комитету обороны в составе секретаря горкома С. В. Мартынова, председателя исполкома В. И. Филиппова, заместителя наркома внутренних дел А. А. Пчелкина и подполковника А. П. Щетинина, просуществовавшему менее 10 дней пришлось заниматься не обороной, а подготовкой к оставлению города, набором добровольцев в партизанские отряды,перевозкой продовольствие и обмундирование на лесные базы. 1 ноября ушли из города в леса три Симферопольских партизанских отряда, комендантский взвод штаба главного руководства из работников НКВД в количестве 20 человек. Всего свыше 500 человек. Командиру 3-го района Г.Л. Северскому (Северский Г.В. стал широко известен как сценарист кинофильма «Адьютант его превосходительства». Вера Андреевна его знала лично) поставлена задача контролировать шоссейную дорогу Симферополь—Алушта, Мангуш—иск. Гурзуф.

«Очень жаль, что за наш город, в силу сложившихся условий, не пришлось повоевать. Немцы успели прорваться в город, и только некоторые отдельные части, проходившие через город, вынуждены были оказать небольшое сопротивление. Город проехал поздно ночью. На улицах пусто и тихо было, только доносился треск от пожаров и взрывов на окраинах города. Взрывали заводы и фабрики. На душе было очень тяжело, и я даже не стал заходить в наш дом, хотя и проезжал по Архитекторской ул. (н. Зои Жильцовой). Об этом сейчас жалею. Как раз в этот же день город в третий или четвертый раз подвергался бомбежке с воздуха. Ну, ты представляешь себе, как чувствовало себя население. Хоть и ночь была, но отдельные группы женщин плакали. Не обошлось и без мародерства».

Проезжал по Архитекторской…

«Сердце мое обливается кровью, когда покидал улицы города, который полюбил и с которым связано так много дорогого для меня. Хотел зайти домой, но подъехал к нему и не выдержал. Стало так больно на душе, вспомнил о вас и решил не заходить, чтобы не тревожить лишний раз себя, где все напоминает о вас». А. Галушкин

Его однополчанин, военком С.А. Фритлинский, рассказывал: «Отступая с остатками своего гаубичного полка, вошли в Симферополь. Горела нефтебаза. У станции Альма артиллерийские батареи преградили движение по дороге и уничтожили два наших бронепоезда, которые пытались прорваться в Севастополь. В районе симферопольского вокзала слышна стрельба. Оказалось, что местные мальчишки залезли в брошенный на путях бронепоезд, двигаться которому уже было некуда, и палили из пулемётов куда попало… К бронепоезду бросили трубу (шланг), заправили топливом артиллерийские тягачи (трактора) и двинулись на Ялту». Конечно, были и такие, кто, проходя через свой город, рискнул укрыться. Судьба их не известна.

1 ноября боевая группа полковника Циглера, в составе которой был и разведывательный батальон 22-й пехотной дивизии подполковника фон Боддина (или передовой отряд 72 пд?) вошла в Симферополь.

Конечно, не знали крымчане плана «Ост», не читали еще ненаписанного письма М. Бормана Розенбергу от 23.07.42 с указаниями фюрера относительно политики на оккупированных территориях. Кто-то верил, что высококультурная немецкая нация не может сделать ничего плохого мирному населению, а кое-кто надеялся откупиться или договориться с оккупантами.

«Многоуважаемый партейгеноссе Розенберг! По поручению фюрера я довожу до Вашего сведения его пожелание, чтобы Вы соблюдали и проводили в жизнь в политике на оккупированных восточных территориях следующие принципы.

 1. Мы можем быть только заинтересованы в том, чтобы сокращать прирост населения оккупированных восточных областей путем абортов. Немецкие юристы ни в коем случае не должны препятствовать этому. По мнению фюрера, следует разрешить на оккупированных восточных территориях широкую торговлю предохранительными средствами. Ибо мы нисколько не заинтересованы в том, чтобы ненемецкое население размножалось.

 2. Опасность, что население оккупированных восточных областей будет размножаться сильнее, чем раньше, очень велика, ибо само собою понятно, его благоустроенность пока намного лучше. Именно поэтому мы должны принять необходимые меры против размножения ненемецкого населения.

 3. Поэтому ни в коем случае не следует вводить немецкое обслуживание для местного населения оккупированных восточных областей. Например, ни при каких условиях не должны производиться прививки и другие оздоровительные мероприятия для ненемецкого населения.

 4. Ни в коем случае не следует давать местному населению более высокое образование. Если мы совершим эту оплошность, мы сами породим в будущем сопротивление против нас. Поэтому, по мнению фюрера, вполне достаточно обучать местное население, в том числе так называемых украинцев, только чтению и письму.

 5. Ни в коем случае, мы не должны какими бы то ни было мероприятиями развивать у местного населения чувства превосходства! Необходимо делать как раз обратное!

 6. Вместо нынешнего алфавита в будущем в школах надо ввести для обучения латинский шрифт. 

 7. Немцы должны быть обязательно удалены из украинских городов. Даже размещение их в бараках вне городов лучше, чем поселение внутри городов! Ни в коем случае не следует строить русские (украинские) города или благоустраивать их, ибо местное население не должно иметь более высокого жизненного уровня.

 Немцы будут жить в заново построенных городах и деревнях, строго изолированных от русского (украинского) населения. Поэтому дома, строящиеся для немцев, не должны быть похожи на русские (украинские). Мазанки, соломенные крыши и т.д. для немцев исключаются.

 8. На коренной территории империи, подчеркнул фюрер, слишком многие вещи регламентированы законом. Этого мы ни в коем случае не должны практиковать в оккупированных восточных областях. Для местного населения не следует издавать слишком много законов: здесь надо обязательно ограничиться самым необходимым. Немецкая администрация должна быть поэтому небольшой. Областному комиссару надлежит работать с местными старостами. Ни в коем случае не следует создавать единого украинского правления на уровне генерального комиссариата или даже рейхскомиссариата.

 Экземпляр этой записки я переслал с просьбой принять к сведению господину рейхсминистру и начальнику имперской канцелярии д-ру Ламмерсу. Ваш М. Борман» (Военно-исторический журнал. 1965, N 1)…

Перед оставшимися под немцами крымчанами возникнет выбор — выживать, сотрудничать или перейти на сторону врага. В доме №8 по улице Шмидта, где до войны жили Галушкины, в танцевальном зале будет вечерами звучать музыка и оживленные вином голоса женщин, которым все равно с кем спать — с немцами или русскими. Оккупанты будут поначалу платить жителям деньги за отнятые продукты (румыны так не церемонились) и… увозить грузовиками на расстрел евреев и советских активистов. Отважиться на подпольную борьбу с фашистами на грани жизни и смерти смогли только самые смелые…

Дальнейший путь колонны 172-й дивизии во главе с И.А. Ласкиным и П.Е. Солонцовым лежал через горы по проселочной дороге, совсем не такой, какой она виделась на карте. Дивизия была назначена в арьергард для прикрытия отхода армии и двигалась за 25-й Чапаевской генерала Т.К. Коломийца. Другая колонна с артиллерией, тыловыми подразделениями и колесным транспортом ушла на Алушту, Ялту.

В 13-километровых сталактитовых галереях с огромными залами, подземным озером и рекой пещеры Кызыл-Коба у села Заречного (тогда еще считалось, 2-километровых) по плану обороны был оборудован КП войск Крыма. Он уже стал бесполезным, сворачивался и эвакуировался, так как оборону побережья по Крымским горам организовать было невозможно. Штабы Г.И. Левченко, П.И. Батова, И.Е. Петрова 1–2 ноября прибыли в Алушту, а потом направились в Севастополь.

Часть группы управления 172-й дивизии, в составе которой находился и заместитель начальника политотдела А. Галушкин, контролировала как могла движение своей колонны и следовала назначенным маршрутом. Их ночной путь шел по извилистой, узкой, где встречным машинам не разминуться, 60-километровой царской Романовской дороге через Козьмо-Дамиановский монастырь и Чучельский перевал, рядом с горой Роман-кош. Вокруг стоял высокий заповедный дремучий лес — осенние дубы и сосны. От обрыва Шаган-Кая с высоты 1 400 м, неподалеку от нынешней беседки «Роза ветров», открылся рассветный вид на Гурзуф, памятные А. Галушкину Суук-су, Одалары и бескрайнее море. Пройдя кордон Грушевая поляна, они вошли через Массандру в Ялту.

Параллельно внизу, ближе к морю двигались артиллерия, грузовики, повозки тыловых подразделений дивизии и армии — все, что было на колесах. Отступая по старой узкой шоссейной дороге через Ангарский перевал и Алушту на Севастополь и сбрасывая по пути в обрыв все, что ломалось, отступающие войска торопились оторваться от наседавшего противника и войти под прикрытие севастопольских инженерных сооружений и огня береговой артиллерии.

«Ночью проезжал по живописной дороге. Был в красивом городе (Ялте — В.Г.) в момент, когда его бомбили с воздуха. Каждый из нас возмущение испытывал, глядя на эту бессмысленную бомбежку города, не имеющего никакого военного значения, а являющегося только местом отдыха и лечения». А. Галушкин

«Как непригляден город! Здания заляпаны грязью, на тротуарах битые стекла — следы утреннего налета пикировщиков. Фашисты бомбили порт, а попали черт знает куда. Бомба угодила в городскую баню, убила пятерых…

На рассвете первого ноября Южный берег — от Алушты до Байдарских ворот — пришел в движение. Дорога переполнилась, как река в половодье. На крутых подъемах надрывались перегретые моторы, рядом ржали обозные кони, на тропах покрикивали ослы, навьюченные бог знает каким армейским барахлом.

Второй эшелон наших войск отступал на запад, стремясь к узкой горловине Байдарских ворот. Скорее на Севастополь, под защиту морских батарей!

Отход шел волнами.

Причалы набиты ранеными. Ждут транспорт, высоко-высоко в голубом небе гудит самолет, люди с тревогой ищут его. Набережная Ялты насквозь пропахла бензиновым угаром, розы потемнели. Окурки, пустые бутылки.

На рассвете я выскочил на главную магистраль, подъехал к контрольному пункту.

Тихо пока. Виноградарь за спиной тащит тарпу с заизюмленным мускатом. Он проходит мимо меня, как мимо телеграфного столба, не замечая.

Из-за поворота выскакивает запыленная «эмка», я ее задерживаю:

— Документы!

На меня уставилась пара глаз с белками в красных прожилках.

— Крымсовнарком!

Документы в порядке. Спрашиваю:

— Что в Симферополе?

Молчание.

Еще машины. И больше легковых. Начальство. Значит, худо.

Ялта приказывает: ловить дезертиров! Ловим».

 Командир 33-го истребительного батальона Илья Вергасов.

В последние часы покинули Симферополь партийные и советские работники, которые 1 ноября прибыли в Ялту.

Прекрасные вина Крыма, прежде всего коллекционные, эвакуировали на пароходе «Одесский горсовет» и двухмачтовом парусном с двигателем баркасе-шаланде «Массандра» грузоподъемностью до 160 т., потопленом у Новороссийска на пятом рейсе. В ночь со 2-го на 3-е ноября все директора совхозов получили приказ на уничтожение всей продукции. «Виноделы плакали, вскрывая ломами и топорами емкости и бочки», – рассказывал директор винкомбината «Массандра» Николай Константинович Бойко. Бойцы специально выделенной роты спешно расстреливали бочки, взрывали гранатами десятитысячелитровые дубовые буты. Вино мощными струями устремилось по каналам вниз, в море. Воздух стал пьянящим, а ялтинская бухта стала розовой.

«Дошли до Массандры. Бегущая пехота перебила охрану винных складов, составленную из красноармейцев, и началась вакханалия. Все пьяные, люди тонули в вине, стреляли друг в друга. Идут к фронту грузовики с горючим и снарядами. Водители видят, что склады грабят и тоже — вперед! Ящики со снарядами и бочки с бензином выбрасывают из кузова и вместо них грузят бочки с вином! Какая уж тут оборона Крыма… Все это происходило на моих глазах. Смотрю, у некоторых наших матросов тоже «трубы горят». Я был комсоргом роты. Вышли с политруком к народу, «двинули речь» о сознательности и воинском долге. Подействовало». Матрос Г.Е. Замиховский, участник обороны Севастополя.

Выйдя из Ялты, гибнет теплоход «Армения» — 7 тысяч раненых, медперсонал госпиталей Черноморского флота из Севастополя и другие. Крупнейшая в мире морская катастрофа! Группа покидающих Ялту партизан во главе с механиком совхоза «Гурзуф» Ильей Вергасовым, уроженцем Забайкалья, остановившись на горе, над Гурзуфской долиной, где ныне стоит беседка «Роза ветров», видит атаку немецких самолетов, взрыв и мгновенно исчезающую «Армению». Они с комиссаром 33-го истребительного батальона Александром Поздняковым, переходили в Алупкинский партизанский отряд и только что в порту наблюдали погрузку этого теплохода.

Немцы вошли в Ялту 7 ноября с трех сторон — от Гурзуфа, Красного Камня, потом с Ай-Петринской яйлы…

Вернуться в Ялту наши войска через два с половиной года. Среди первых освободителей города будет муж дочери Александра Ивановича — Василий Иванович Бовкун со своим дивизионом «катюш». Убежденный коммунист, инженер Ялтинской киностудии построит своими руками дом у дороги, по которой оставляли город и возвращались наши войска. На груди офицера, прошедшего боевой путь от Кавказа до Вены, — три ордена Красной Звезды и медали…

 Гвардии капитан В. И. Бовкун

А главные силы 172-й дивизии в 7 утра 2 ноября начали движение в арьергарде Приморской армии. Днем на привале неожиданно попали под артогонь противника прямой наводкой. 3 ноября авангард армии остановлен огнем противника у села Шуры (Кудрино), а 4 ноября части Чапаевской дивизии и 747 полк 172 дивизии в ночном бою у села Улу-Сала (Зеленое, Синапное) нанесли поражение противнику и захватили большие трофеи (18 орудий, 30 автомашин, 19 мотоциклов, 28 пулеметов). Не имея продовольствия, за трое суток по лесным и горным дорогам дивизия И.А. Ласкина совершила тяжелейший марш: северная окраина Симферополя — Чокурча (Луговое) — вход в лес на проселочную дорогу — Мангуш (Партизанское, Прохладное) — Улу-Сала и, двигаясь самостоятельно, через Ай-Петри на Биюк-Узенбаш (Счастливое) утром 4 ноября спокойно вошла в город-курорт Ялту.

Часть подразделений в этот же день на 20-и ялтинских машинах выехала через Байдары в Севастополь. Этих машин хватило для двух полков — 514-го, в котором оставалось 103 человека, и 383-го.

С прибытием на место они сразу заняли оборону высот северо-восточнее Балаклавы и в районе деревни Камары (Оборонное) для прикрытия направления Севастополь, Ялта.

 Остальные выступили 5 ноября пешим порядком. Из воспоминаний участника марша: «…Остатки нашего 16-го батальона, соединившись с частями Приморской армии, от Фороса через перевал Байдарские ворота двигались вместе с бойцами 172-й дивизии. Многие наши находили земляков, делились тем, что было в карманах, вещмешках. Менялись разной мелочевкой, у нас тогда это называлось «махнуть, не глядя». Бойцы 172-й были измучены переходом, еды почти не оставалось, но все были полны какого-то отчаянного задора».А. Неменко

6 ноября остатки дивизии — около полутора тысяч бойцов, три гаубичных орудия и два танка — прибыли в Севастополь. Больших потерь на марше удалось избежать.

 «В такой обстановке наступила 24-я годовщина Великого Октября. Несмотря ни на что, праздник чувствовался. Из Москвы, под стенами которой также шли бои, транслировалось торжественное заседание… А наутро, как обычно, только в более ранний час, состоялся военный парад на Красной площади. Его не ждали, о нем не было и мысли: ведь Москва сделалась прифронтовым городом. Но парад состоялся, на Красной площади выступил перед войсками И. В. Сталин… Что значил в тот момент самый этот факт, трудно передать». Н.И. Крылов

«На этот раз доклад был произнесен тем голосом уверенного в победе вождя, к которому мы привыкли и которого мы все так любим». И.Сельвинский

 «За эти почти 2 месяца непрерывных боев чертовски устал, и нервы пошаливают. Современная война с ее техникой требует крепких нервов. Много испытал и пережил, но в любой обстановке думаю о вас, даже если и жизнь висит на волоске». 6.11.41

«За эти дни, после многих дней ожесточенных боев, отдохнул, поднабрал сил, и улучшилось настроение. Праздник провел на отдыхе. Правда, не особенно комфортабельно. Спал на земле, крепко обнявшись с товарищем, чтобы теплее было. В нашем городе фашисты свирепствуют. Много жертв. Очень переживаем за судьбу и страдание оставшихся там жителей… Двери в квартирах (наших) открыты, и оставшиеся вещи растащены. Ну, ничего. Не унывай. После войны наживем за счет германских фашистов… При всех условиях Севастополь впишет не одну еще страницу в историю нашей войны… Если встретимся, есть о чем рассказать и поговорить. Но встретимся ли? Я уже об этом не мечтаю, а о том, чтобы от вас письмо получить с известием о вашей житухе». 10.11.41. А. Галушкин. Севастополь.

Для обороны Севастополя создавался Севастопольский оборонительный район СОР. В его состав включались: Приморская армия, береговая оборона и все сухопутные части главной базы Черноморского флота, а также военно-воздушные силы флота, выделяемые для обороны Севастополя по особому указанию. Флот в эти дни уходил на Кавказ со своими средствами боевого (зенитные части ПВО и пр.) и тылового (20 госпиталей на теплоходе «Армения», склады вещевого и другого имущества) обеспечения. Система построения обороны и управления войсками формировалась в сложной обстановке.

Руководство районом с 10 ноября возложено на командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского, а командарм Приморской генерал-майор И.Е. Петров назначен его заместителем по сухопутной обороне.

Полоса обороны города поделена на 4 сектора. Второй сектор прикрывал Севастополь со стороны Ялты, как оказалось на направлении главного удара немецких войск во время первого штурма. В состав сектора, комендантом которого назначен И.А. Ласкин, вошла 172-я стрелковая дивизия.

Полковник Ласкин. Севастополь. 1941–42 гг.

После нескольких дней отдыха она была пополнена личным составом и вооружением. Уже другие люди — теперь севастопольцы — стали в ее строй. После Могилева и Перекопа начиналась третья — теперь севастопольская славная и трагическая страница ее боевой истории. В последние дни обороны Севастополя, отступая в непрерывных боях вдоль западной стороны дороги Симферополь–Севастополь к Меккензиевым горам, Сухарной балке и оконечности Северной бухты, еще раз будет погибать героическая крымская дивизия.

И однополчане А.И. Галушкина — политработники 172-й дивизии разделят ее судьбу. После того как 8 июня при отражении атаки противника на позиции гаубичной батареи автоматной очередью ранен в ногу П.Е. Солонцов, друг за другом вступали в должность комиссара дивизии Г.А. Шафранский и А.Г. Нешин. В районе железнодорожного тоннеля Г.А. Шафранский вместе с прокурором дивизии Скрипниченко и начальником штаба 514-го полка П.М. Островским под огнем формировали и отправляли в бой роты из бойцов сбившихся частей, потерявших своих командиров. Карандашом на листке ученической тетради он последним донесением в Политотдел армии 11 июня сообщил о своем ранении и выходе из боя.

 «Бои были неимоверно тяжелыми. Только в районе 35-й батареи за день было отбито более десяти атак. Борьба продолжалась и днем и ночью. В ночных контр­атаках наши воины часто выбивали противника с боевых позиций, обращали фашистов в бегство…

А в ночь с 1 на 2 июля были вторично тяжело ране­ны, обожжены и контужены начальник политотдела 172-й дивизии Георгий Андреевич Шафранский и секре­тарь дивизионной партийной комиссии Михаил Романович Нейгер (в последнее дни он отвечал за доставку боеприпасов, исполнял обязанности начальника политотдела — П.Е. Солонцов). Сколько раз они сплачивали, подчиняли своей воле моряков и красноармейцев и вели их в атаку. Теперь их схватили фашисты. Нейгер тут же был убит, а Шафранского расстреляли в тюрьме…

Г. А. Шафранский, медсестра из Воинки Герой Советского Союза М. К. Байда (красноармеец из команды разведчиков 514 сп), А.Г. Нешин. Севастополь

А неподалеку вела смертельный бой другая небольшая группа, которую возглавлял заместитель начальника по­литотдела 172-й дивизии Александр Григорьевич Нешин — стойкий, верный коммунист, обаятельный, душев­ный человек. Прижатая к морю, горстка бойцов также сражалась до последнего патрона. В неравной схватке пали А.Г. Нешин и его боевые друзья. Погиб здесь и руководитель комсомола нашей дивизии Леша Гузынин – бывший работник Симферопольского горкома ВЛКСМ, молодой, умный и деятельный молодежный организатор». И.А. Ласкин.

К 21 июня в районе Северной бухты в дивизии осталось около 200 человек, главным образом артиллеристов, саперов, штабников. 172-я стрелковая дивизия за один год войны перестала существовать в третий раз. Знамена частей сданы в штаб армии, который вынужден был их затопить в Камышевой бухте в последние дни июня.

«В боях за Крым свыше 90% личного состава дивизии пали смертью храбрых, в том числе: все командиры и комиссары полков, командиры батальонов и рот, большинство офицеров штаба и политотдела дивизии». И.А. Ласкин. Из письма Н.И. Крылову и П.И. Батову. 1967 г.

Гитлеровскому фельдмаршалу Манштейну удалось победить и на Перекопе, и в Керчи, и в Севастополе. «Какое это неповторимое переживание — насладиться чувством победы на поле боя!», — торжествовал в Ливадийском дворце покоритель Крыма. Не видно было из окон дворца того подвала сталинградского универмага, где через полгода — 31 января 1943 года, вытянувшись перед начальником штаба 64-й армии генерал-майором И.А. Ласкиным, другой германский полководец произнесет на русском языке: «Фельдмаршал немецкой армии Паулюс сдаётся Красной армии в плен».

Фельдмаршал Паулюс в первые часы плена. Крайний справа — генерал-майор И.А. Ласкин. Кадр из док. фильма

В феврале 1945-го в этом самом дворце И. Сталин, Ф. Рузвельт и У. Черчилль распорядятся судьбой Третьего рейха.