Апрель в России: новая надежда?

СКРЫТЫЙ СМЫСЛ ВТОРОГО ОБРАЩЕНИЯ ПУТИНА

Когда в среду утром стало известно, что президент России Владимир Путин выступит с новым, вторым за неделю, обращением к нации, все предсказуемо напряглись.

В первом обращении (25 марта) Путин объявил недельные “каникулы”. За это слово его много ругали (в соцсетях, понятно — поскольку до критики первого лица государства в эфире телеканалов наша демократия ещё не доросла). Ругать, впрочем, следовало не только президента, но и самих граждан, воспринявших неожиданную неделю оплачиваемого ничегонеделания как повод провести время с друзьями и родственниками, выбраться на шашлыки и т. д. Это типичная проблема с обратной связью: если бы президент сказал “ввожу чрезвычайное положение, всем сидеть дома под страхом штрафов”, в стране началась бы паника. Чтобы не пугать впечатлительных граждан, был выбран мягкий вариант — а результаты оказались немногим лучше.

В новом обращении слово “каникулы” уже не звучало. Вместо него президент использовал три нейтральных слова — “режим нерабочих дней”. Этот режим был продлён до 30 апреля, “с сохранением заработной платы”. А потом — майские праздники, а там — кто его знает.

Двумя днями раньше, 31 марта, президент США Дональд Трамп объявил о продлении режима “максимального социального дистанцирования” также на месяц. Ситуация с коронавирусом в США гораздо тяжелее, чем в России — но и потенциал экономики там мощнее нашего в разы. Поэтому и последствия для месяца без работы будут разные.

В старых вестернах часто можно увидеть сцену: мчащийся на большой скорости по рельсам паровоз начинает вдруг шипеть, плеваться белым паром, лязгать тормозными колодками и, наконец, останавливается где-нибудь посреди прерии, где на него и нападают грабители. Что-то подобное происходит сейчас и с Россией — замедлив ход во время первой нерабочей недели, огромная страна со скрипом и скрежетом замирает ещё на месяц. И всё это время, как и паровоз в старом вестерне, Россия будет чрезвычайно уязвимой.

Когда-то Билл Клинтон вёл свою президентскую кампанию под лозунгом “Это экономика, дурачок”. Дурачки всех стран и континентов, может быть, и нуждаются в разъяснении, что их жизнь напрямую зависит от экономики, но русский народ умный, тёртый и опытный. Он и так всё понимает.

Поэтому первой реакцией на слова президента стал вывод: малому бизнесу конец. Именно этими словами, слегка варьирующимися в зависимости от культурного уровня и сдержанности комментаторов, запестрели соцсети сразу после выступления Путина. И хотя первая реакция далеко не всегда бывает стопроцентно верной, в данном случае с комментаторами сложно не согласиться.

За месяц простоя — без доходов, без серьёзной поддержки государства (как в США, где на поддержку малого и среднего бизнеса выделяются колоссальные средства) — потери среди российских предпринимателей существенно превысят число жертв собственно коронавируса. Пострадают не только малые. Курьёзное происшествие с главой компании “Аванти Стройгрупп” Умаром Джабраиловым, порезавшим себе вены непосредственно перед обращением президента, как бы намекает, что даже в тех отраслях экономики, которые показывали устойчивый рост перед COVID-кризисом, дела обстоят довольно кисло.

Сырьевые корпорации тоже в зоне риска, хотя пришедшее сразу же после выступления Путина известие о том, что Трамп высказался за сокращение добычи нефти на 10 миллионов баррелей в день, а Саудовская Аравия призвала к срочной встрече участников ОПЕК+, уже привело к резкому росту нефтяных котировок. Так что как раз у углеводородных гигантов есть шанс не только пережить нынешний кризис, но и выйти из него с минимальными потерями (впрочем, насколько они будут “минимальны” — вопрос спорный: не исключаю, что быстрый сброс “Роснефтью” своих венесуэльских активов был условием, при котором американский президент согласился “посредничать” в деле корректировки нефтяного рынка).

Однако вне зависимости от того, сколько народу будет вынуждена уволить “Роснефть” или “Пятёрочка”, или ИП Пупкин — факт вынужденного экономического паралича, в котором оказалась страна, налицо.

Из этого паралича, если и дальше использовать медицинские метафоры, можно либо перейти в состояние комы, либо — начать выздоравливать. Будучи по натуре разумным оптимистом (то есть не тем, кто на реплику унылого пессимиста “Хуже быть уже не может” радостно восклицает — “Нет, может! Нет, может!”), я склонен считать, что для выздоровления у нас есть некоторые шансы, хотя та страна, в которой мы окажемся, выздоровев, будет существенно отличаться от той, к которой мы привыкли.

Кризис, как известно, это время новых возможностей. И кое-что в выступлении президента наводит на мысли о том, что Путин собирается воспользоваться этими возможностями на полную катушку.

Переформатируется система управления субъектами федерации.
С одной стороны, как сказал президент, “субъектам, главам субъектов федерации по моему указу будут предоставлены дополнительные полномочия”.

С другой — усиливается роль института полпредов президента (“поручил своим полномочным представителям в федеральных округах плотно координировать работу регионов”).

Последнее время в моде в экспертной тусовке (клиентеле различных финансовых и административных групп влияния) были рассуждения о том, что институт полпредов изжил себя, стал ненужной надстройкой над и без того исправно функционирующими связями “федеральный центр — регионы” и должен быть отменён. По этому поводу вспоминается присказка Филеаса Фогга из культового мультфильма моего детства “80 дней вокруг света” — “Не стоит мыслить однобоко: ножи для масла не остры до срока”.

Вот срок “ножей для масла” и наступил, иными словами, время полпредов президента пришло. Чтобы получившие допполномочия главы субъектов федерации не возомнили о себе лишнего и не устроили повторения “парада суверенитетов”, на них будет наброшена узда усилившихся полпредов. Но что ещё важнее, в условиях пандемии система президент–полпреды–губернаторы будет дополнена новым звеном: координационным советом при правительстве РФ по борьбе с коронавирусом. Таким образом, значительно усиливается позиция премьер-министра (главы этого совета) Михаила Мишустина.

В контексте популярных нынче в упоминавшейся уже экспертной среде спекуляций на тему соперничества премьера и мэра Москвы как представителей двух неформальных “партий” в российской элите — “партии Служения” (консерваторы) и “партии модернизации” (либералы) — это важная бюрократическая новация. Не углубляясь сейчас в вопрос о том, насколько подобные спекуляции отражают истинное положение вещей в высших эшелонах российской власти, замечу, что выступление Путина 2 апреля явно выровняло странный “вывих” административной системы, когда столичная мэрия очевидным образом вышла за границы своих полномочий, фактически попробовав ввести режим ЧС в одной отдельно взятой Москве.

И вряд ли случайно, что сразу же после выступления президента команда Собянина резко сдала назад, заявив, что необходимости для введения спецпропусков для передвижения по городу пока нет. Страшноватый образ “цифрового концлагеря”, которым пугали обывателя антисобянинские ТГ-каналы, отступил в область социальной фантастики.

Но чем это исправление административных перекосов и вывихов системы может помочь экономике?

Само по себе укрепление властной вертикали экономику, конечно, не спасёт и не оживит. Экономика не лечится административными директивами, но власть может создать условия для минимализации ущерба от кризиса. Самый известный пример — “Новый курс” Рузвельта, который, помимо собственно экономических инструментов, оперировал и административными. Создание Управления общественных работ позволило привлечь огромную армию безработных к строительству дорог и иных объектов инфраструктуры. Что-то подсказывает, что в мае-июне 2020 года этот опыт окажется в России очень востребованным.

В зависимости от глубины кризиса (а сейчас нет особых причин предполагать, что всё обойдётся лёгким испугом) спасение экономики России — о других странах сейчас не говорим — потребует применения радикальных методов. Вариантов немного: это либо полное экономическое laissez faire, laissez passer — то есть невмешательства государства в деловую активность граждан, сверх-НЭП, либо возврат к социалистической плановой системе, по примеру Китая. Сохранение нынешнего странного извода государственного капитализма с господством крупных корпораций и едва выживающим средним и мелким бизнесом в условиях вызванного пандемией кризиса очень маловероятно.

Сама тональность второго выступления президента, его подчеркнуто мобилизационная, если не полувоенная риторика наводит на мысль о том, что для выхода из кризиса будет избран второй — условно “китайский” — вариант. У него есть свои очевидные минусы — мобилизация всегда предполагает ухудшение качества жизни, необходимость (реальную или мнимую) “затянуть потуже пояса и поработать как следует ради счастливого завтра” — но есть и плюсы. Возможно, именно кризис-2020 и даст, наконец, долгожданный толчок к реиндустриализации страны, к накачке длинными деньгами реального сектора экономики, а если очень повезет, то и к технологическому прорыву (для этого требуется качественный скачок в системе образования, но чем чёрт не шутит — вдруг выяснится, что система дистанционного обучения эффективнее классической?).

Итак, через месяц (или полтора, или два — в зависимости от того, когда пройдёт пик заражения) вышедшие из “самоизоляции” многие граждане России обнаружат, что остались без работы. Чтобы купировать всплеск безработицы и связанный с ним рост социального напряжения, власть будет вынуждена либо привлекать сотни тысяч граждан к строительству дорог и других инфраструктурных объектов, создавать “трудовые лагеря”, которые, разумеется, будут именоваться иначе, либо разрешить невиданную с 90-х годов свободу предпринимательства. В обоих случаях это открывает перед страной окно возможностей, которые сложно было прогнозировать ещё два-три месяца тому назад (что, собственно, является главной характеристикой “чёрного лебедя” по Нассиму Талебу).

И в любом случае переход либо на рельсы военно-мобилизационной экономики, либо к модели сверх-НЭПа невозможен без сильной центральной власти. И не просто сильной, а власти сильнее нынешней. Потому что и тот, и другой вариант требуют преодоления более или менее открытого сопротивления части элит (в зависимости от варианта, разных).

Суммируя — выступление Путина 2 апреля 2020 года было не о карантине и не о сохраняющейся угрозе эпидемии. Оно было об усилении административной вертикали и президентской власти. О переформатировании системы и мобилизации её скрытых ресурсов для реформирования экономики.

Вполне может оказаться, что апрель — последний месяц, который мы живём в привычной нам стране. Но это не значит, что та Россия, которая выйдет из кризиса, вызванного пандемией COVID-19, обязательно будет хуже. Она будет просто другой.

Апрель — время новой надежды.

Кирилл Бенедиктов
журнал «Фицрой»