(записки следователя)
Начинал я работу в органах милиции при Советском Союзе. Работал там, куда меня направляли сначала комсомол, а затем ленинская партия. Везде работал с полной отдачей сил и энергии. Но какую бы должность ни занимал, старался возвратиться на следственную работу. Очень любил проводить расследование, получая моральное удовлетворение от трудной, но интересной работы.
Здесь реально видишь плоды своего труда. За честную работу никогда не был обделён вниманием руководства милиции города, главка области и МВД. Я имел много благодарностей, денежных премий и почётных грамот, в том числе от высших партийных органов Украинской республики и Страны Советов.
Несколько лет я проработал начальником отдела по политико-воспитательной работе. Партия требовала, чтобы в органах милиции работали кристально чистые, честные и добросовестные сотрудники, помогающие стране своим трудом в борьбе с уголовной преступностью быстрее приблизить наступление светлого будущего всего человечества — коммунизма.
Не было кабинета, в котором не висел бы портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского, чекиста номер один. Его знаменитые слова, что чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками, знал каждый сотрудник милиции. При поступлении в милицию кандидат проверялся на наличие компрматериалов по пятое колено.
Но жизнь есть жизнь. Как бы там ни было, а в ряды сотрудников правоохранительных органов попадали разного рода проходимцы, использовавшие своё пребывание в органах милиции в личных целях. Были такие, кто любил хорошо выпить ещё на гражданке, что становилось известным через какое-то время.
Однако бывали случаи, когда по разным причинам, в том числе из-за большой нагрузки, сотрудники спивались в процессе служебной деятельности. Не все выдерживали физическое и психологическое напряжения. Когда я несколько лет возглавлял следственный отдел, спились три старших следователя, блестящие профессионалы. Пришлось с ними расстаться. К сожалению, это происходило и в других отделах и службах.
Все случаи серьёзных нарушений дисциплины немедленно докладывались в областной милицейский аппарат, а оттуда по инстанции в Киев и в Москву. По этому показателю велась строгая отчётность. Одно дело, когда рассматривался вопрос о пьянке или измене жене, другое — совершение работником милиции преступления. Из милицейского главка срочно приезжали сотрудники из инспекции по личному составу для проведения служебного расследования с последующими оргвыводами.
Виновных ждала уголовная кара, а непосредственных и прямых начальников — партийное и дисциплинарное наказания, которые могли закончиться увольнением из органов милиции. Поэтому руководители всех степеней и рангов делали всё возможное, чтобы не допустить регистрации такого рода преступления.
Решался этот вопрос простым способом. Подозреваемому до начала проверки с различными обещаниями настойчиво предлагалось написать рапорт на увольнение задним числом. Провинившиеся сотрудники, конечно, такой рапорт писали с надеждой на обещанную снисходительность при проведении уголовного расследования и назначении судом наказания.
Таким образом в государственной статистике оказывалось зарегистрированным преступление, совершённое не работником милиции, а временно не работающим лицом, ничего не имеющим общего с органами милиции. Советско-партийные органы и руководство милиции такая сделка устраивала.
Многое зависело от начальников горрайорганов, которые в случае ЧП должны были уметь любыми способами уладить неприятность, свалившуюся на их голову. Когда это не удавалось скрыть, считалось, что начальник плохо справляется со своими обязанностями, особенно с воспитанием личного состава.
***
Было 10 ноября — страна отмечала День советской милиции. Отмечала свой праздник и керченская милиция. Её сотрудники вместе с семьями собрались в милицейском клубе на праздничный концерт, после которого сели за здесь же расставленные и сервированные столы. Было весело, гремела музыка, танцы продолжались до упаду.
Я присутствовал на официальной части торжества, но участия в застолье не принимал. Сделал чисто символических пару глотков шампанского, так как был ответственным дежурным по гарнизону милиции города, на мне лежала особая ответственность в случае какого-нибудь ЧП. Из всех присутствующих в клубе я был единственным сотрудником в милицейской форме с красной повязкой на рукаве. Когда все находятся в подпитии, у кого-то должна быть абсолютно трезвая голова, чтобы можно было принять правильное решение.
В разгар веселья, в полночь, в клуб зашёл взволнованный оперативный дежурный, сообщивший мне о собравшейся у входа УВД агрессивно настроенной толпе, состоящей из молодых людей, требующих немедленной встречи с начальником милиции. Об этом я проинформировал начальника, полковника милиции Родина В.Г., который к тому времени был заметно выпившим. Он сказал, что я как ответственный дежурный должен во всём разобраться сам, не допустив беспорядков со стороны граждан.
Я вышел на крыльцо УВД и представился молодым людям. Объяснил, что как начальник штаба в настоящий момент временно исполняю обязанности начальника УВД города и потому готов внимательно их выслушать с принятием соответствующих мер.
Стоящий до этого воинственный разноголосый говор прекратился. Двое парней сказали, что некоторое время назад сотрудники медицинского вытрезвителя забрали у их друга новую норковую шапку и мохеровый шарф. Находившийся тут же паренёк без головного убора подтвердил сказанное его друзьями. По нему не было видно, что он находился бы в алкогольном опьянении.
Как оказалось, друзья отдыхали в пивном баре, располагавшемся под рестораном «Бригантина», что в центре города, в нескольких десятках метров от памятника Ленину. Ребята пили только пиво. Чувствовали себя вполне нормально, общественный порядок не нарушали. Один из них, уставший на работе и позже всех присоединившийся к компании, выпил бокал пива, положил голову на руки и вздремнул. Друзья не стали его будить, продолжая болтать между собой.
В это время в подвал спустились два сержанта милиции, которые, со слов ребят, были хорошо выпившими. Они сразу подошли к дремавшему парню, схватили под руки и поволокли на выход. Никакие доводы парней и самого задержанного, что он не пьян, на сержантов не действовали. Они силой затолкали парня в спецавтомобиль по доставке пьяных в медвытрезвитель и быстро умчались. Когда парня заталкивали в машину, с него слетела норковая шапка. Один из сержантов поднял её с земли и небрежно бросил в машину.
Тогда медицинский вытрезвитель находился недалеко от здания УВД, в нескольких минутах ходьбы. Когда работники милиции увезли друга, ребята прибежали к закрытому изнутри вытрезвителю и стали барабанить в дверь, требуя отпустить их трезвого приятеля и угрожая подать на милицейских беспредельщиков жалобу.
В это время сотрудники вытрезвителя раздевали доставленного, чтобы уложить на койку. Услышав с улицы возбуждённые голоса, парня освободили, сказав, что его отпускают в честь милицейского праздника. Шарф и шапку не вернули, грубо заявив, что их на задержанном не было. После такого ответа молодые люди пришли искать правду у начальника УВД.
***
Я дал слово офицера начать немедленно разобраться в случившемся. Объяснил, что потерпевший имеет право обратиться с заявлением на сотрудников милиции в прокуратуру. Попросил всех идти отдыхать, остаться потерпевшему и кому-нибудь из его друзей. О случившемся подробно проинформировал начальника УВД, зная заранее, что он мне скажет.
Поэтому не удивился, когда он попросил принять все меры к возврату потерпевшему вещей, а работникам вытрезвителя на коленях просить у него прощения, чтобы можно было замять надвигающуюся большую неприятность для всех. «Прокурору о случившимся пока не сообщать, пусть спокойно спит», — закончил начальник своё указание.
Вместе с потерпевшим и его другом пришли в вытрезвитель. Дежурный сказал, что оба сержанта после прихода молодых людей вышли покурить и не вернулись. Их нигде не было. Вещей потерпевшего не нашли ни в помещении вытрезвителя, ни в машине, в которой его везли. Ребят я отпустил домой, а сам вместе с дежурным оперативником поехал искать по домам сбежавших сержантов. Найти их не удалось.
Утром начальник УВД о происшествии сообщил прокурору города. Но в суточную справку информацию о противоправных действиях работников милиции вносить не стали, надеясь, что скандал удастся утрясти.
Не тут-то было! Это стало для прокуратуры находкой для показателей по контролю за деятельностью милиции. Не секрет, что между сотрудниками прокуратуры и милиции всегда были натянутые отношения. Прокуратура немедленно возбудила уголовное дело с арестом обоих сержантов.
***
На другой день после ЧП в наше УВД примчался сотрудник из инспекции по кадрам. Мы их называли особистами. Он пригласил меня в выделенный ему кабинет. Я был уверен, что будет проверка по происшествию с оргвыводами в отношении начальника медицинского вытрезвителя за плохую воспитательную работу среди подчинённых.
С первых жёстких слов особится понял, что ему было поручено разобраться именно со мной как с сотрудником, не справляющимся со служебными обязанностями, приведшим к совершению преступления работниками милиции во время моего «недобросовестного» дежурства. Я должен был дать письменное объяснение по поводу халатного отношения к службе.
И тут во мне взыграл гороскоповский Скорпион. Всё, что думал, нелитературными выражениями высказал особисту, отчего он потерял дар речи. А я проорал ему, что он не просто придурок, а придурок без стыда, совести и чести, как и тот, кто его послал.
Меня едва успокоил замполит Женя Титаренко, с которым у меня были дружеские отношения. Он же нас и помирил, угостив хорошим кофе. Потом, мирно со мной беседуя, особист признался, что руководство областного главка крайне недовольны мной потому, что я не сумел погасить пожар. Из-за моего попустительства допущена регистрация преступления, чем нарушена отчётность по дисциплинарной практике среди личного состава.
А тут ещё до конца года оставалось два месяца, а из-за керченской милиции на одно преступление, совершённое работниками милиции, стало больше по сравнению с двенадцатью месяцами прошлого года. В стране, строящей коммунизм, этот показатель должен был всё время снижаться, что свидетельствовало бы о вхождение в светлое будущее только честных во всех отношениях советских граждан.
Особист откровенно сказал, что, так как я подвёл крымскую милицию, не сумев договориться с потерпевшим, то буду обязательно наказан. Взяв объяснение и характеристику на меня, особист укатил в Симферополь.
***
Вскоре из милицейского главка пришёл приказ об объявлении мне строгого выговора. В приказе подробно была расписана моя вина: я нарушил массу приказов и инструкций МВД и Генеральной прокуратуры СССР, согласно которым обязан был о преступлении, совершённом работниками милиции, немедленно проинформировать прокурора города.
Мною это умышленно не было сделано с целью сокрытия преступления. Такое недобросовестное отношение к исполнению служебных обязанностей дискредитирует органы милиции. Поэтому я был предупреждён, что в случае повторения подобного буду уволен из доблестной советской милиции.
Слава Богу, я дослужил до пенсии и потом ещё проработал вольнонаёмным следователем семнадцать лет. Снова постоянно награждался грамотами и денежными премиями за добросовестный труд.
P.S. Сержантов за грабёж судили в милицейском клубе в присутствии всех сотрудников гарнизона милиции города. Оба были приговорены к четырём годам лишения свободы.
Когда они удрали с места работы, испугавшись ответственности, чтобы скрыть следы преступления, шапку и шарф уничтожили. В процессе следствия их родители деньгами возместили ущерб, причинённый потерпевшему действиями их сыновей, что явилось смягчающим вину обстоятельством. При вынесении приговора суд его учёл, как и то, что оба ранее были не судимы и чистосердечно сознались в содеянном.
