Я знаю, Господи, я очень сильная

НАТАЛЬЯ ДАНИЛОВНА АНУФРИЕВА, ХРИСТИАНСКАЯ ПОЭТЕССА

Жизнь прожить – не поле перейти. Мудрость нажить –людям дарить. Счастье познать – себя распознать. Непростой жизненный путь Натальи Даниловны Ануфриевой указывает на то, что, даже пройдя через крайне несправедливые и жестокие испытания, человек способен нести в себе те качества, которые позволяют ему без укора совести оглядываться в прошлое и с уверенностью смотреть в будущее.

Имя Натальи Даниловны почти неизвестно современному читателю. Однако литературоведы называют ее выдающейся христианской поэтессой 20-го века. По причинам атеистической направленности в культурной жизни государственной власти и исходя из того, что она была в свое время репрессированной особой, вполне объяснимо, что при жизни ни одна строчка ее стихотворений не была опубликована.

В 1994 году в серии «Поэты – узники Гулага» вышла маленькая книжечка стихотворений Наталии Ануфриевой «Жизнь развернула новую страницу» (Москва, издательство «Возвращение»). А в 2009 году увидел свет сборник Натальи Ануфриевой «История одной души» (Феодосия, Москва, Издательский дом «Коктебель»), в который вошли ее стихотворения, а также мемуарная проза.

В предисловии к книге Н. Ануфриевой Е. Е. Данилов пишет: «История русской духовной поэзии 20-го века, так же как и история русской тюремно-лагерной поэзии, сегодня непредставима без имени Наталии Ануфриевой. Смело можно присовокупить ее имя к именам Александра Солодовникова, Даниила Андреева, архиепископа Иоанна Шаховского, Анны Баковой, Варлама Шаламова и многих других мучеников русской литературы. На таких людях, как Ануфриева, и держалась, и держится Россия…».

Родилась поэтесса 26 ноября 1905 года в Санкт-Петербурге, в дальнейшем детские и юношеские годы провела в Крыму, в Симферополе, вместе с матерью и отцом. Ее отец, Даниил Ануфриев, был инженером, мать, Нина, – медсестрой. По линии матери Наталья Даниловна является внучатой племянницей Николая Федоровича Арендта, лейб-медика Николая I, врача, который ухаживал за Александром Сергеевичем Пушкиным после роковой дуэли 27 января 1837 г. на Черной речке, и на руках которого поэт умер.

Через довольно короткий период после переезда семьи в Симферополь Наталия Даниловна, будучи еще ребенком, потеряла отца. Так она осталась с матерью и старой бабушкой, в связи с чем они жили скудно, после школы Ануфриева лишь год проучилась в Художественном техникуме, а потом определилась «на службу» – младшим экономистом в учреждении Главметиз Наркомтяжпрома.

Ей исполнилось 15 лет, когда после эвакуации армии Врангеля Крым захватили большевики, и она стала свидетелем массовых убийств совершенно невинных людей. Тяжесть этой ноши Наталья Даниловна пронесла всю свою жизнь. Но в своей поэзии она вообще не упоминает о ней.

Стихи Н. Д. Ануфриева начала писать с 11 лет, ее поэзия была благосклонно оценена Максимилианом Волошиным.

С раннего детства она жила напряженной духовной жизнью, была мало похожа на своих сверстников: «…Я любила книги про хороших, но несчастных, несправедливо обиженных героев … В страданиях я видела прежде всего красоту. Вот самое непосредственное и очень глубокое чувство… чем трагичнее была история, тем более острым, захватывающим дух было чувство красоты… С такой настроенностью души я очень рано восприняла красоту жертвы и подвига».

По некоторым данным, ее мать была человеком неверующим, стала такой и Наталия Даниловна. Ее путь к Богу был трудным и долгим. Но жизнь и смерть Иисуса Христа ее покорила очень рано. Вот ее слова: «В Голгофе было все красотою, в ней все принимала моя душа с восторгом и благоговением». Образ Христа часто появляется в ранних ее стихах.

Также следует отметить двойственность в начале творчества Н. Д. Ануфриевой: с одной стороны поэзия на тему Библейских сюжетов в свете православной догматики, а с другой стороны, обладающие той же абсолютной внутренней свободой и откровенностью, эротические стихи, но абсолютно лишенные всякой пошлости.Хотя эта двойственность абсолютно не удивительна: ее развитие и формирование шли в самые неблагоприятные для этого времена.

В 1931 году юная поэтесса переезжает из Крыма в Москву. Практически все время проживания в Москве (почти 10 лет) были отмечены ее горячей и безответной любовью к актеру и режиссеру немого кино Эггерту Константину Владимировичу (1883 – 1955), в которого влюбилась, увидев киноленту с его участием еще в Симферополе. Он жил в Москве, и она туда переехала, бросив работу и родных. Любовь для нее стала трагедией, оказалась безответной, хотя они и были близки физически.

Она пишет в стихах, как всегда очень правдивых и откровенных, о его развращенности, избалованности женщинами. И в результате ближе к середине 30-х годов Наталия Даниловна сама порвала эти невыносимые отношения. Однако много лет спустя она все же о ней вспоминает. Видимо, это была единственная любовь в ее жизни, поэтому так тяжело переживалась ее утрата:

Да, это все случилось наяву,
Но не умею прошлое проклясть я…
Я помню вечер, зимнюю Москву,
Снега, огни и невозможность счастья.
Часы и дни скитаний безотрадных,
Тревог и мук, неповторимых вновь…
Как я пила неистово и жадно
Печальную и горькую любовь!
Как задыхалась в омуте душа…
Но в памяти, с прошедшим примиренной,
Так горестно, так страстно хороша
История любви неразделенной.

25 мая 1936 г. по доносу лирического поэта, переводчика и актера Вахтанговского театра Николая Владимировича Стефановича — человека, которому Н. Ануфриева вполне доверяла, не зная, что он был осведомителем НКВД, была арестована. Следствие инкриминировало ей антисоветские высказывания, хранящиеся у нее в архиве стихи Максимилиана Волошина, а также поэтический цикл из четырех стихотворений, посвященных Александру Васильевичу Колчаку, который она читала Стефановичу.

Следствие обвинило ее ни много ни мало в покушении на жизнь товарища Сталина. На допросах в НКВД Ануфриева не скрывала своих антисоветских настроений, тем не менее подготовку покушения на товарища Сталина следственным органам доказать не удалось, и Н. Ануфриеву приговорили к восьми годам тюрьмы. В течение двух лет ее этапировали по тюрьмам Москвы, Ярославля, Нижнего Новгорода, Суздаля. В августе 1938 года она оказалась под Магаданом.

По тому же делу забрали талантливого математика, поэта и переводчика Даниила Дмитриевича Жуковского, сына поэтессы А. Герцык. В итоге Даниила Жуковского приговорили к расстрелу. В лагере, как позже писала в своих мемуарах Наталья Даниловна, началась ее «вторая жизнь», отмеченная обретением Бога и обращением к жанру «духовной поэзии». Но стихи ей приходилось выучивать наизусть. Ее сила веры очень хорошо отражались в ее творчестве: в стихотворениях Наталии Даниловны не находится и намека на уныние и отчаяние:

«И в скорби предсмертной без меры,
Пронзающей душу до дна,
Есть радость погибших за веру,
Казнимых во все времена».

В 1946 году Ануфриева возвращается в разоренную войною Феодосию. Здесь, в Феодосии, ее мать умоляла дочь умереть вместе, так как это было легче, чем умирать от голода. По карточкам выдавали мизерное количество хлеба, работу Наталия Даниловна нашла не сразу. Мать, Нина Ануфриева, выжить не смогла и умерла от истощения в возрасте 61 года у дочери на руках в том же году.

Со смертью матери Н. Ануфриева покидает Крым, и переезжает в Актюбинск: почему ею выбран именно этот город, неизвестно. Но стихотворение «Памяти матери» заканчивается следующими строками:

«Моя любовь не совершила чуда.
Прости меня. Я не спасла тебя».

В 1948 году по всей стране начинается кампания повторных арестов выпущенных из лагерей бывших осужденных, не стала исключением и Ануфриева. Но для поэтессы дело ограничилось ссылкой – сначала в Казахстан, в город Актюбинск, а позже в Красноярский край, точнее, в Большеулуйский район в село Большой Улуй и в село Ново-Никольское. Во время ссылки она восстанавливает свои старые стихи (в основном сочиненные в ГУЛАГе), пишет довольно много новых. Для Н. Ануфриевой ссылка завершилась в 1954 году, после смерти И. Сталина. В ссылке она написала сборник стихов «Стихотворения 1949 – 1954 гг.»:

«Я узнала просторы бескрайние,
Где метелью поет темнота,
И узнала я сладкую, тайную,
Молчаливую тайну Креста…».
О невыносимых страданиях и душевных муках тысяч узников ГУЛАГа Ануфриева сказала двумя строчками:
«…Как больно знать, что нет совсем предела
Тому, что может вынести душа».

Как пишет в предисловии к ее книге поэт Евгений Евгеньевич Данилов, «стихи периода ссылки – вершина религиозной лирики Наталии Ануфриевой. … Она сумела блистательно доказать, что и в условиях несвободы можно быть абсолютно духовно свободным. Во многом этот поэтический цикл можно сравнить с ахматовским «Реквиемом». Также в этот период была написана огромная «Поэма о жизни».

После освобождения жила у друзей в подмосковной деревне Алексейково. Как бывшая заключенная, она не имела права жить в крупных городах, и выбрала из того, что предлагалось органами, город Владимир, который, в частности, был избран потому, что там был действующий Успенский собор.

Во Владимире, будучи прекрасным художником, Ануфриева работала на фабрике игрушек и была активной прихожанкой Владимирского Успенского собора. Здесь она писала религиозную прозу. А также занялась личной реабилитацией, и в 1957 г. была реабилитирована (по первой ссылке). В 1960-е годы она написала 500-страничную мемуарную прозу «История одной души» о поисках и обретении Бога. Книга трижды переписывалась автором от руки.

«Весь смысл жизни моей, — писала она в мемуарах, — в таинственном, незаметном для других, непонятном когда-то для меня самой, но ставшем явным в течение жизни, терпеливом и постоянном призыве никогда не оставляющей нас Божьей любви». Приняв с благодарностью и любовью все тяжелейшие испытания и скорби, выпавшие на ее долю, она писала: «… Мне ли говорить о жестокости жизни, мне, познавшей милосердие Господа? И возможно ли мне забыть, что многими скорбями надлежит нам войти в Царство Небесное, и что Господь спасает нас крестом?… Без Бога непосильно все, с Богом все возможно… Впервые Господь открылся мне как Любовь, потом как Красота, потом как Жизнь, а после всего как Истина».

Также показателен отрывок из ее книги: «Мир пронизан лучами любви. И ослепительная точка, где все лучи сливаются – это Христос».

Одним из самых любимых писателей Наталии Ануфриевой был Федор Михайлович Достоевский. Ему посвящены многие стихотворения и юношеские статьи, в мемуарной прозе «История одной души» немало строк отведено осмыслению судьбы и творчества писателя.

В мемуарной прозе она пишет: «В один прекрасный теплый августовский вечер вошел в мою жизнь Федор Михайлович Достоевский. Я взяла в библиотеке «Преступление и наказание». С трепетом и волнением начала читать я книгу, захватившую меня с первых же страниц. Окончив книгу, я записала в своем дневнике, что, может быть, есть много писателей выше Достоевского, но ближе мне нет никого. Эта мысль, высказанная в пятнадцать лет, оказалась черной: Достоевский был со мною почти всю мою жизнь… Моя жизнь была настолько связана с ним, что его невозможно отделить от моей жизни, и, говоря о себе, я буду говорить о нем». Этот жизненный эпизод поэтесса передала и в стихотворных строчках:

…И неслышно ко мне –
В этот час начинало смеркаться –
Достоевский вошел,
Чтоб остаться со мной навсегда.

«…Не помню, в это лето или в предыдущее, прочла я в «Дневнике писателя» Достоевского статью «Влас», наполнившую мою душу восторгом. В этой статье говорилось о способности русской души к великому падению и к восстановлению великим подвигом, приводились отрывки из некрасовского «Власа». Помню, какой окрыляющей радостью, какой свободой, широким простором, зовущей вдаль и ввысь на подвиг жизни, звучали для меня эти стихи:

«Роздал Влас свое имение,
Сам остался бос и гол,
И сбирать на построение
Храма Божьего пошел…».

Слова из «Братьев Карамазовых» – «Господи, дай долюбить…» Н. Ануфриева берет эпиграфом к стихотворению, написанному в августе 1949 года в Актюбинске, в котором поэтесса просит Господа: «Дай утолить горячую, простую, / Земную жажду чувственной любви…».

В своей мемуарной прозе Наталия Даниловна пишет: «…Я любила свою Родину. Я горячо хотела верить в то, что душа у меня русская. Но что такое русская душа? Что такое Россия? Что такое я? В то время я прониклась убеждением, что ответы на мои вопросы сможет мне дать Достоевский”. Одно из самых первых своих стихотворений поэтесса посвятила любимому писателю. Юная Н. Ануфриева писала о похоронах Достоевского:

«…И хмурые люди в калошах,
Тяжело топтавшие снег,
Говорили, что он – хороший
Писатель – и большой человек.
А мне тяжко одной томиться,
А мне трудно с моей судьбой,
Я ведь только одна страница,
Не написанная тобой».

Собственно, все ее стихи периода заключения и ссылок можно назвать молитвами, обращенными к Богу. Во многом благодаря им она и смогла выжить в нечеловеческих условиях лагерей… Ее отношение к этому испытанию поражает, оно поистине христианское. «Многие пережившие подобное мне испытание, – пишет она в своих мемуарах, – отметают эти годы, «выброшенными из жизни». Я никак не могу с этим согласиться. Разве только безбедное и беспечальное существование может быть названо жизнью? Я никогда так не думала и не чувствовала. Я боялась только того, что может не быть настоящей жизни, …высокой «напряженности чувств». «…В больших испытаниях есть какая-то особая, высокая напряженность, какая-то приподнятость чувств, какая-то особая торжественность. Эта атмосфера, очевидно, не для всех, не для тех, кто говорит о «выброшенных из жизни годах», но для моей души она всегда была родной. Недаром Достоевский, этот «жестокий талант», всегда казался мне праздничным…».

К сожалению, с начала 1970-х годов бедность, житейские неурядицы и преследовавшие ее болезни не позволяют Наталье Даниловне по-прежнему творить – так и доживает она до глубокой старости. Последние дни ее жизни были нелегкими: после второго инсульта она осталась парализованной. Приходили к ней родственники, соседи, но в основном лежала одна в своей комнате в десять квадратных метров одна…

В очерке о Наталии Ануфриевой под названием «Судьба и музыка – одно» ее дальняя родственница Елена Арендт вспоминает: «Однажды я приехала к ней накануне Родительской субботы. Как всегда, радуется: «Вот сейчас ты напишешь поминальные записки и завтра подашь в Храме». Я пишу под ее диктовку много имён, и вдруг – Александр, Александр, Александр, Александр. «Кто эти бесконечные Александры? – спрашиваю я. – А это Пушкин, Колчак, Керенский, Блок».

В конце своей рукописи Наталья Даниловна напишет: «Вот и старость приблизилась ко мне. И мне даже нравится быть старушкой и зимой ходить с палочкой. Но ведь это внешнее… А внутри я – просто счастливый ребенок, от которого отогнаны зловещие призраки… Слава Богу за все».

Наталия Даниловна Ануфриева умерла 13 декабря 1990 года. Ее отпели в Успенском соборе, с которым связан расцвет ее духовной жизни, и похоронили на новом Владимирском кладбище.

После ее смерти большая часть всех трудов, среди которых стихотворения, исследования о Ф. М. Достоевском, богословские статьи и прочее, до сих пор остается в архивах ФСБ на Лубянке. Думается, что поэтическое наследие Н. Д. Ануфриевой дождется своего исследователя и издателя.

Красоту слога и глубину содержания поэзии Натальи Даниловны Ануфриевой можно оценить по многострадальной душе поэтессы, на плечи которой легли далеко не женские тяготы: