ФРОНТОВЫЕ ПИСЬМА АЛЕКСАНДРА ГАЛУШКИНА
<b> 24 октября. </b> Без достаточной подготовки части Приморской армии начали наступление, которое быстро захлебнулось. На рубеж — 2 км юго-западнее Воронцовки, полкилометра южнее несуществующего ныне села Кашкары (в сторону залива) смог выйти только полк 25-й Чапаевской дивизии).
<b>25 октября</b>. С утра 172-я вместе с чапаевцами без артиллерийской подготовки, танков и авиационной поддержки перешла в наступление, но через 200 м была остановлена сильным артиллерийско-минометным огнем.
А во второй половине дня немцы сами перешли в наступление, в результате которого правый фланг Приморской оказался открытым.
Таким образом, в течение восьми суток на Ишуньско-Чатырлыкском рубеже противник полностью прорвать оборону не смог.
Тогда Манштейн начинает вводить свои последние резервы. Наступил решающий момент сражения, когда силы наступающих и обороняющиеся войск находятся на пределе. Отступать некуда — позади обороняющихся из последних сил дивизий бескрайняя степь и зацепиться там нет ни малейшей возможности.
Атака морской пехоты на Ишуньских позициях. Фото В. Микоши»
[img=center alt=title] uploads/14/1403188341-14-3W1w.jpg» />
Бои разгорелись с новой силой. Несмотря на мощный артиллерийский огонь врага, полки дивизии продолжали удерживать свои позиции. За день было отбито семь атак гитлеровцев.
К вечеру неожиданно разрывы снарядов и мин покрыли все поле и появились цепи наступающей пехоты и бронетехники врага. До предела ослабленные подразделения 514-го и 747-го полков стали отходить. И тут батареи 340-го гаубичного артполка и одна полковая батарея из 25-й дивизии, которой командовал политрук Пилипенко, вступили в бой.
Бой продолжался около часа. Атакующая пехота почти полностью истреблена. Сотни убитых и раненых гитлеровцев остались на поле боя. В этой схватке 340-й гаубичный артиллерийский полк понес серьезные потери, погибло немало артиллеристов, несколько орудий были выведены из строя.
26 октября. Шесть немецких пехотных дивизий при поддержке крупных сил авиации начали наступление. Главный удар наносился снова по Воронцовке и 2 км правее. С низких высот самолеты бомбили и обстреливали из пушек и пулеметов боевые порядки наших войск. Получив подкрепления истребительной авиации, в дневном небе безнаказанно действовали самолеты противника. Шел тяжелый бой.
Истощенные до крайности части дивизии уже не могли сдержать мощного удара врага и вынуждены были отходить на неподготовленный рубеж южнее с. Дюрмень (Придорожное), с. Джурчи (Первомайское). Оборонявшиеся правее части еще до этого потянулись на юго-восток, и правый фланг дивизии оказался совершенно открытым. Гитлеровцы стали глубоко обходить его. Связь дивизии с соседом справа и со штабом генерала Батова была полностью нарушена.
Примерно к вечеру 26–27 октября на НП дивизии в районе Айбары (Войково — после войны, а не Воинка, как ошибся одессит П.Е. Солонцов в 1969 году) из Симферополя на черном ЗИСе прибыл секретарь Крымского обкома Ф.Д. Меньшиков и назначенный комиссаром дивизии П.Е. Солонцов, недавно с отличием закончивший Военно-политическую академию имени В.И. Ленина.
И сразу при налете девятки пикирующих бомбардировщиков на прикрываемый перекресток дорог на Симферополь и Джанкой он получил ранение. Забинтовав голову, вместе с отстраненным комиссаром Г.П. Кувшинниковым — по словам члена Военного совета 51 армии А.С. Николаева, «за растерянность в сложной обстановке»— они отправились по ходу сообщения в окопы 2-го и 3-го батальонов 514 полка. Поговорив с бойцами, коммунистами, командирами и политработниками, они к полудню вернулись на НП.
Вероятно, этот бой вспоминал в Севастополе А.И. Галушкин: «Во время отхода одно наше подразделение (которым командовал хороший большевик, секретарь парткома завода «Трудовой Октябрь» Шевченко (1), позже был смертельно ранен) получило приказ контратакой задержать наступающего противника. За 6 часов боя наши потери около 100 чел., а немцев — около 800 чел. Надоело уже их считать (А.И. был участником этого боя — В.Г.)».
Находясь рядом с дивизиями Приморской армии, без связи со своей 51-й армией И.А. Ласкин не мог принять решение на отход без приказа старшего начальника. За это можно было попасть под трибунал. Эту тревожную неопределенность ощущали штаб и политотдел дивизии.
28 октября Манштейн в своем штабе, расположенном в здании совхоза «Аскания-Нова», в 30 километрах на северо-восток от Перекопа, принимает решение — соединить все механизированные части из состава пехотных дивизий, начиная от разведывательных подразделений и кончая зенитными и противотанковыми батареями, под командованием Циглера и направить их вперед на Симферополь и перехват дороги к Южному берегу Крыма.
30 октября. Противник стал обходить открытые фланги Приморской армии, ослабив свои удары с фронта. Поскольку 172-я дивизия все еще держали свои позиции, то опасность окружения становилась все более реальной.
Требовалось решение вышестоящего командования.
Командующий Приморской армией генерал И.Е. Петров вызвал И.А. Ласкина в расположение штаба 95-й дивизии в селении Экибаш (н. Велигино Красногвардейского района), который размещался в больнице, и здесь в 17.00 31.10.41 на Военном совете объявил свое решение о включении 172-й стрелковой дивизии в состав своей армии и начале отступления на Севастополь.
И.А. Ласкин доложил ему, что в дивизии осталось не более 2 000 человек, 3 танка и 4 орудия. Артиллерийского и танкового полков фактически нет. Но личный состав бить врага научился. В тяжелых боях на Перекопе и Ишуне против очень сильного врага в течение месяца дивизия потеряла около десяти тысяч человек, но рубежей обороны не сдала.
Отступая, генерал И.А. Петров сумел сохранить войска, с боями вывести их в Севастополь и сорвал план Манштейна захватить город сходу.
Отступление в Севастополь
Оставив позади заслон, дивизия начала отступать на юг. Начальник штаба Приморской армии полковник Н.И. Крылов потом вспоминал: «А наш штаб к тому времени уже наметил маршруты движения соединений, определил уравнительные рубежи, рассчитал время выхода к ним головных колонн. Был подготовлен и боевой приказ, подписанный сразу после совещания.
Но спустя некоторое время поступило сообщение, что противник перехватил дорогу на Севастополь.
Оценив новую обстановку, командарм около полуночи принял решение направить дивизии на юго-восток от Симферополя, с тем чтобы предгорьями обойти противника, прорвавшегося на юг, и вывести наши войска на Качу.
Приказ об изменении маршрута передавался в каждую из колонн устно и, во избежание сомнений и переспросов, самыми ответственными лицами. Мне было поручено повернуть 172-ю дивизию.
В ночной степи (1 час ночи), озаряемой разгоравшимися где-то на западе пожарами, у развилки дорог я во второй раз встретился с полковником Иваном Андреевичем Ласкиным.
Мы разговаривали у моей эмки, пропуская мимо дивизию — артиллерийские упряжки, повозки и машины, стрелковые подразделения в пешем строю, снова орудия… Но всего не так-то много, даже с учетом того, что тылы пошли отдельно. А особенно — людей в строю». »
Солнечным ясным утром 1 ноября отступающая дивизия подошла к северной окраине Симферополя, и полки заняли рубеж для временной обороны.
«Очень жаль, что за наш город, в силу сложившихся условий, не пришлось повоевать. Немцы успели прорваться в город, и только некоторые отдельные части, проходившие через город, вынуждены были оказать небольшое сопротивление. Город проехал поздно ночью. На улицах пусто и тихо было, только доносился треск от пожаров и взрывов на окраинах города. Взрывали заводы и фабрики. На душе было очень тяжело, и я даже не стал заходить в наш дом, хотя и проезжал по Архитекторской ул. (н. Зои Жильцовой). Об этом сейчас жалею. Как раз в этот же день город в третий или четвертый раз подвергался бомбежке с воздуха. Ну, ты представляешь себе, как чувствовало себя население. Хоть и ночь была, но отдельные группы женщин плакали. Не обошлось и без мародерства».»
Проезжал по Архитекторской…»
[img=center alt=title] uploads/14/1403188346-14-2Nkr.jpg» />
«Сердце мое обливается кровью, когда покидал улицы города, который полюбил и с которым связано так много дорогого для меня. Хотел зайти домой, но подъехал к нему и не выдержал. Стало так больно на душе, вспомнил о вас и решил не заходить, чтобы не тревожить лишний раз себя, где все напоминает о вас»». А. Галушкин
Комиссар С.А. Фритлинский, который тоже воевал в 340-м артполку дивизии, рассказывал: «Отступая с остатками своего гаубичного полка, вошли в Симферополь. Горела нефтебаза. В районе вокзала – стрельба. Оказалось, что местные мальчишки залезли в брошенный на путях бронепоезд, двигаться которому уже было некуда, и палили из пулемётов куда попало… К бронепоезду бросили трубу (шланг), заправили топливом артиллерийские тягачи (трактора) и двинулись на Ялту».
1 ноября боевая группа полковника Циглера, в составе которой был и разведывательный батальон 22-й пехотной дивизии подполковника фон Боддина (или передовой отряд 72 пд?) вошла в Симферополь.
Конечно, не знали крымчане плана «Ост», не читали еще ненаписанного письма М. Бормана Розенбергу от 23.07.42 с указаниями фюрера относительно политики на оккупированных территориях. Кто-то верил, что высококультурная немецкая нация не может сделать ничего плохого мирному населению, а кое-кто надеялся откупиться или договориться с оккупантами.
«Многоуважаемый партейгеноссе Розенберг! По поручению фюрера я довожу до Вашего сведения его пожелание, чтобы Вы соблюдали и проводили в жизнь в политике на оккупированных восточных территориях следующие принципы.
1. Мы можем быть только заинтересованы в том, чтобы сокращать прирост населения оккупированных восточных областей путем абортов. Немецкие юристы ни в коем случае не должны препятствовать этому. По мнению фюрера, следует разрешить на оккупированных восточных территориях широкую торговлю предохранительными средствами. Ибо мы нисколько не заинтересованы в том, чтобы ненемецкое население размножалось.
2. Опасность, что население оккупированных восточных областей будет размножаться сильнее, чем раньше, очень велика, ибо само собою понятно, его благоустроенность пока намного лучше. Именно поэтому мы должны принять необходимые меры против размножения ненемецкого населения.
3. Поэтому ни в коем случае не следует вводить немецкое обслуживание для местного населения оккупированных восточных областей. Например, ни при каких условиях не должны производиться прививки и другие оздоровительные мероприятия для ненемецкого населения.
4. Ни в коем случае не следует давать местному населению более высокое образование. Если мы совершим эту оплошность, мы сами породим в будущем сопротивление против нас. Поэтому, по мнению фюрера, вполне достаточно обучать местное население, в том числе так называемых украинцев, только чтению и письму.
5. Ни в коем случае мы не должны какими бы то ни было мероприятиями развивать у местного населения чувства превосходства! Необходимо делать как раз обратное!
6. Вместо нынешнего алфавита в будущем в школах надо ввести для обучения латинский шрифт.
7. Немцы должны быть обязательно удалены из украинских городов. Даже размещение их в бараках вне городов лучше, чем поселение внутри городов! Ни в коем случае не следует строить русские (украинские) города или благоустраивать их, ибо местное население не должно иметь более высокого жизненного уровня.
Немцы будут жить в заново построенных городах и деревнях, строго изолированных от русского (украинского) населения. Поэтому дома, строящиеся для немцев, не должны быть похожи на русские (украинские). Мазанки, соломенные крыши и т.д. для немцев исключаются.
8. На коренной территории империи, подчеркнул фюрер, слишком многие вещи регламентированы законом. Этого мы ни в коем случае не должны практиковать в оккупированных восточных областях. Для местного населения не следует издавать слишком много законов: здесь надо обязательно ограничиться самым необходимым. Немецкая администрация должна быть поэтому небольшой. Областному комиссару надлежит работать с местными старостами. Ни в коем случае не следует создавать единого украинского правления на уровне генерального комиссариата или даже рейхскомиссариата.
Экземпляр этой записки я переслал с просьбой принять к сведению господину рейхсминистру и начальнику имперской канцелярии д-ру Ламмерсу. Ваш М. Борман»…»
Перед оставшимися под немцами крымчанами возникнет выбор: выживать, сотрудничать или перейти на сторону врага. В доме №8 по улице Шмидта, где до войны жили Галушкины, в танцевальном зале будет вечерами звучать музыка и оживленные вином голоса женщин, которым все равно с кем спать — с немцами или русскими. Оккупанты будут поначалу платить жителям деньги за отнятые продукты (румыны так не церемонились) и… увозить грузовиками на расстрел евреев и советских активистов. Отважиться на подпольную борьбу с фашистами на грани жизни и смерти смогли только самые смелые…
Дальнейший путь колонны 172-й дивизии во главе с И.А. Ласкиным и П.Е. Солонцовым лежал через горы по проселочной дороге, совсем не такой, какой она виделась на карте. Дивизия была назначена в арьергард для прикрытия отхода армии и двигалась за 25-й Чапаевской генерала Т.К. Коломийца. Другая колонна с артиллерией, тыловыми подразделениями и колесным транспортом ушла на Алушту, Ялту.
В двухкилометровой галерее Кызыл-Коба у села Заречного (удобные для размещения штаба многоярусные сталактитовые Красные имели воду — подземное озерцо и реку) по плану обороны был оборудован КП войск Крыма. Он уже стал бесполезным, сворачивался и эвакуировался, так как оборону побережья по Крымским горам организовать было невозможно. Штабы Г.И. Левченко, П.И. Батова, И.Е. Петрова 1–2 ноября прибыли в Алушту, а потом направились в Севастополь.
Часть группы управления 172-й дивизии, в составе которой находился и заместитель начальника политотдела А.И. Галушкин, контролировала движением своей колонны и следовала назначенным маршрутом. Их ночной путь шел по извилистой, узкой, где встречным машинам не разминуться, 60-километровой царской Романовской дороге через Козьмо-Дамиановский монастырь и Чучельский перевал, рядом с горой Роман-кош. Вокруг стоял высокий заповедный дремучий лес — осенние дубы и сосны. От обрыва Шаган-Кая с высоты 1 400 м, неподалеку от нынешней Беседки ветров открылся рассветный вид на Артек, памятные А.И. Галушкину Суук-су, Адалары и бескрайнее море. Пройдя кордон Грушевая поляна, они вошли через Массандру в Ялту.
Параллельно внизу, ближе к морю двигались артиллерия, грузовики, повозки тыловых подразделений дивизии и армии — все, что было на колесах. Отступая по старой узкой шоссейной дороге через Ангарский перевал и Алушту на Севастополь и сбрасывая по пути в обрыв все, что ломалось, отступающие войска торопились оторваться от наседавшего противника и войти под прикрытие севастопольских инженерных сооружений и огня береговой артиллерии.
«Ночью проезжал по живописной дороге. Был в красивом городе (Ялте — В.Г.) в момент, когда его бомбили с воздуха. Каждый из нас возмущение испытывал, глядя на эту бессмысленную бомбежку города, не имеющего никакого военного значения, а являющегося только местом отдыха и лечения»». А. Галушкин
«Как непригляден город! Здания заляпаны грязью, на тротуарах битые стекла — следы утреннего налета пикировщиков. Фашисты бомбили порт, а попали черт знает куда. Бомба угодила в городскую баню, убила пятерых…
На рассвете первого ноября Южный берег — от Алушты до Байдарских ворот — пришел в движение. Дорога переполнилась, как река в половодье. На крутых подъемах надрывались перегретые моторы, рядом ржали обозные кони, на тропах покрикивали ослы, навьюченные бог знает каким армейским барахлом.
Второй эшелон наших войск отступал на запад, стремясь к узкой горловине Байдарских ворот. Скорее на Севастополь, под защиту морских батарей!
Отход шел волнами.
Причалы набиты ранеными. Ждут транспорт, высоко-высоко в голубом небе гудит самолет, люди с тревогой ищут его. Набережная Ялты насквозь пропахла бензиновым угаром, розы потемнели. Окурки, пустые бутылки.
На рассвете я выскочил на главную магистраль, подъехал к контрольному пункту.
Тихо пока. Виноградарь за спиной тащит тарпу с заизюмленным мускатом. Он проходит мимо меня, как мимо телеграфного столба, не замечая.
Из-за поворота выскакивает запыленная «эмка», я ее задерживаю:
— Документы!
На меня уставилась пара глаз с белками в красных прожилках.
— Крымсовнарком!
Документы в порядке. Спрашиваю:
— Что в Симферополе?
Молчание.
Еще машины. И больше легковых. Начальство, Значит, худо.
Ялта приказывает: ловить дезертиров! Ловим».» И. Вергасов
В последние часы покинули Симферополь партийные и советские работники, которые 1 ноября прибыли в Ялту.
Прекрасные вина Крыма, которые не смогли эвакуировать на пароходе «Одесский горсовет» и баркасе-шаланде «Массандра», потопленной у Новороссийска на пятом рейсе, сливали с двух заводов по бетонным каналам в море. «Виноделы плакали, открывая емкости и бочки», – рассказывал влюбленный в искусство виноделия директор винкомбината «Массандра» Николай Константинович Бойко. Бойцы специально выделенной роты спешно расстреливали бочки, взрывали гранатами десятитысячелитровые дубовые буты.
«Дошли до Массандры. Бегущая пехота перебила охрану винных складов, составленную из красноармейцев, и началась вакханалия. Все пьяные, люди тонули в вине, стреляли друг в друга. Идут к фронту грузовики с горючим и снарядами. Водители видят, что склады грабят и тоже — вперед! Ящики со снарядами и бочки с бензином выбрасывают из кузова и вместо них грузят бочки с вином! Какая уж тут оборона Крыма… Все это происходило на моих глазах. Смотрю, у некоторых наших матросов тоже «трубы горят». Я был комсоргом роты. Вышли с политруком к народу, «двинули речь» о сознательности и воинском долге. Подействовало».»Матрос Г.Е. Замиховский, участник обороны Севастополя.
Выйдя из Ялты, гибнет теплоход «Армения» — 7 тысяч раненых, медперсонал уходивших из Севастополя госпиталей Черноморского флота и другие. Крупнейшая в мире морская катастрофа! Группа покидающих Ялту партизан во главе с Ильей Вергасовым, уроженцем Забайкалья, остановившись на горе, над Гурзуфской долиной, где ныне стоит Беседка ветров, видит атаку немецких самолетов, взрыв и мгновенно исчезающую «Армению». Они с комиссаром истребительного батальона, теперь Алупкинского партизанского отряда Александром Поздняковым только что в порту наблюдали погрузку этого теплохода.
Немцы вошли в Ялту 7 ноября с трех сторон — от Гурзуфа, Красного Камня, потом с Ай-Петринской яйлы…
Вернуться в Ялту наши войска через два с половиной года. Среди первых освободителей города будет муж дочери Александра Ивановича — Василий Иванович Бовкун со своим дивизионом «катюш». Убежденный коммунист, инженер Ялтинской киностудии построит своими руками дом у дороги, по которой оставляли город и возвращались наши войска. На груди офицера, прошедшего боевой путь от Кавказа до Вены, — три ордена Красной Звезды и медали…
Гвардии капитан В. И. Бовкун «
Главные силы 172-й дивизии начали движение в арьергарде Приморской армии в 7 утра 2 ноября. Днем на привале неожиданно попали под артогонь противника прямой наводкой. 3 ноября авангард армии остановлен огнем противника у села Шуры (Кудрино), а 4 ноября части Чапаевской дивизии и 747 полк 172 дивизии в ночном бою под проливным дождем у села Улу-Сала (Зеленое, Синапное) нанесли поражение противнику и захватили большие трофеи (18 орудий, 30 автомашин, 19 мотоциклов, 28 пулеметов). Не имея продовольствия, за трое суток по лесным и горным дорогам дивизия И.А. Ласкина совершила тяжелейший марш: северная окраина Симферополя — Чокурча (Луговое) — вход в лес на проселочную дорогу — Мангуш (Партизанское, Прохладное)— Улу-Сала и, двигаясь самостоятельно, через Ай-Петри на Биюк-Узенбаш (Счастливое). Утром 4 ноября дивизия спокойно вошла в город-курорт Ялту.
Часть подразделений в этот же день на 20-и ялтинских машинах выехала через Байдары в Севастополь. Этих машин хватило для двух полков — 514-го, в котором оставалось 103 человека, и 383-го.
Остальные выступили 5 ноября пешим порядком. Из воспоминаний участника марша: «…Остатки нашего 16-го батальона, соединившись с частями Приморской армии, от Фороса через перевал Байдарские ворота двигались вместе с бойцами 172-й дивизии. Многие наши находили земляков, делились тем, что было в карманах, вещмешках. Менялись разной мелочевкой, у нас тогда это называлось «махнуть не глядя». Бойцы 172-й были измучены переходом, еды почти не оставалось, но все были полны какого-то отчаянного задора». А. Неменко
6 ноября остатки дивизии — около полутора тысяч бойцов, три гаубичных орудия и два танка — прибыли в Севастополь. Больших потерь на марше удалось избежать.
С прибытием на место они сразу заняли оборону высот северо-восточнее Балаклавы и в районе деревни Камары (Оборонное) для прикрытия направления Севастополь, Ялта.
«В такой обстановке наступила 24-я годовщина Великого Октября. Несмотря ни на что, праздник чувствовался. Из Москвы, под стенами которой также шли бои, транслировалось торжественное заседание… А наутро, как обычно, только в более ранний час, состоялся военный парад на Красной площади. Его не ждали, о нем не было и мысли: ведь Москва сделалась прифронтовым городом. Но парад состоялся, на Красной площади выступил перед войсками И. В. Сталин… Что значил в тот момент самый этот факт, трудно передать»». Н.И. Крылов
«За эти почти 2 месяца непрерывных боев чертовски устал, и нервы пошаливают. Современная война с ее техникой требуют крепких нервов. Много испытал и пережил, но в любой обстановке думаю о вас, даже если и жизнь висит на волоске».» 6.11.41
«За эти дни, после многих дней ожесточенных боев, отдохнул, поднабрал сил, и улучшилось настроение. Праздник провел на отдыхе. Правда, не особенно комфортабельно. Спал на земле, крепко обнявшись с товарищем, чтобы теплее было. В нашем городе фашисты свирепствуют. Много жертв. Очень переживаем за судьбу и страдание оставшихся там жителей…
Двери в квартирах (наших) открыты, и оставшиеся вещи растащены. Ну, ничего. Не унывай. После войны наживем за счет германских фашистов… При всех условиях Севастополь впишет не одну еще страницу в историю нашей войны… Если встретимся, есть о чем рассказать и поговорить. Но встретимся ли? Я уже об этом не мечтаю, а о том, чтобы от вас письмо получить с известием о вашей житухе».» 10.11.41. А. Галушкин из Севастополя.
Для обороны Севастополя создавался Севастопольский оборонительный район СОР. В его состав включались: Приморская армия, береговая оборона и все сухопутные части главной базы Черноморского флота, а также военно-воздушные силы флота, выделяемые для обороны Севастополя по особому указанию. Флот в эти дни уходил на Кавказ со своими средствами боевого (зенитные части ПВО и пр.) и тылового (20 госпиталей на теплоходе «Армения», склады вещевого и другого имущества) обеспечения. Система построения обороны и управления войсками формировалась в сложной обстановке.
Руководство районом с 10 ноября возложено на командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского, а командарм Приморской генерал-майор И.Е. Петров назначен его заместителем по сухопутной обороне.
Полоса обороны города поделена на 4 сектора. Второй сектор прикрывал Севастополь со стороны Ялты, как оказалось на направлении главного удара немецких войск во время первого штурма. В состав сектора, комендантом которого назначен И.А. Ласкин, вошла 172-я стрелковая дивизия.
После нескольких дней отдыха она была пополнена личным составом и вооружением. Уже другие люди — теперь севастопольцы — стали в ее строй. После Могилева и Перекопа начиналась третья — теперь севастопольская славная и трагическая страница ее боевой истории. В последние дни обороны Севастополя, отступая в непрерывных боях вдоль западной стороны дороги Симферополь–Севастополь к Меккензиевым горам, Сухарной балке и оконечности Северной бухты, еще раз будет погибать героическая крымская дивизия.
И однополчане А.И. Галушкина — политработники 172-й дивизии разделят ее судьбу. После того как 8 июня при отражении атаки противника на позиции гаубичной батареи автоматной очередью ранен в ногу П.Е. Солонцов, друг за другом вступали в должность комиссара дивизии Г.А. Шафранский и А.Г. Нешин. В районе железнодорожного тоннеля Г.А. Шафранский вместе с прокурором дивизии Скрипниченко и начальником штаба 514-го полка Островским под огнем формировали и отправляли в бой роты из бойцов сбившихся частей, потерявших своих командиров. Карандашом на листке ученической тетради он последним донесением в Политотдел армии 11 июня сообщил о своем ранении и выходе из боя.
«Бои были неимоверно тяжелыми. Только в районе 35-й батареи за день было отбито более десяти атак. Борьба продолжалась и днем и ночью. В ночных контр¬атаках наши воины часто выбивали противника с боевых позиций, обращали фашистов в бегство…
А в ночь с 1 на 2 июля были вторично тяжело ране¬ны, обожжены и контужены начальник политотдела 172-й дивизии Георгий Андреевич Шафранский и секре¬тарь дивизионной партийной комиссии Михаил Романович Нейгер (в последнее дни он отвечал за доставку боеприпасов, исполнял обязанности начальника политотдела — П.Е. Солонцов). Сколько раз они сплачивали, подчиняли своей воле моряков и красноармейцев и вели их в атаку. Теперь их схватили фашисты. Нейгер тут же был убит, а Шафранского расстреляли в тюрьме…
Г. А. Шафранский, медсестра из Воинки Герой Советского Союза М. К. Байда (красноармеец из команды разведчиков 514 сп, А.Г. Нешин. Севастополь»
[img=center alt=title] uploads/14/1403188357-14-NaNW.jpg» />
А неподалеку вела смертельный бой другая небольшая группа, которую возглавлял заместитель начальника по¬литотдела 172-й дивизии Александр Григорьевич Нешин — стойкий, верный коммунист, обаятельный, душев¬ный человек. Прижатая к морю, горстка бойцов также сражалась до последнего патрона. В неравной схватке пали А.Г. Нешин и его боевые друзья. Погиб здесь и руководитель комсомола нашей дивизии Леша Гузынин – бывший работник Симферопольского горкома ВЛКСМ, молодой, умный и деятельный молодежный организатор».» И.А. Ласкин.
К 21 июня в районе Северной бухты в дивизии осталось около 200 человек, главным образом артиллеристов, саперов, штабников. 172-я стрелковая дивизия за один год войны перестала существовать в третий раз. Знамена частей сданы в штаб армии, который вынужден был их затопить в Камышевой бухте в последние дни июня.
«В боях за Крым свыше 90% личного состава дивизии пали смертью храбрых, в том числе: все командиры и комиссары полков, командиры батальонов и рот, большинство офицеров штаба и политотдела дивизии».» И.А. Ласкин. Из письма Н.И. Крылову и П.И. Батову. 1967 г.
Гитлеровскому фельдмаршалу Манштейну удалось победить и на Перекопе, и в Керчи, и в Севастополе. «Какое это неповторимое переживание — насладиться чувством победы на поле боя!», — торжествовал в Ливадийском дворце покоритель Крыма. Не видно было из окон дворца того подвала сталинградского универмага, где через полгода — 31 января 1943 года, вытянувшись перед начальником штаба 64-й армии генерал-майором И.А. Ласкиным, другой германский полководец произнесет на русском языке: «Фельдмаршал немецкой армии Паулюс сдаётся Красной армии в плен» . Ход Второй мировой войны был предрешен.
В феврале 1945-го в этом самом дворце И. Сталин, Ф. Рузвельт и У. Черчилль распорядятся судьбой Третьего рейха.
