УТВЕРЖДАЕТ ОЧЕВИДЕЦ ДАВНИХ СОБЫТИЙ
Николай ФЕДОТОВ
Дата: 18 октября 2007
Степан Назарович РОМАНЮК — известный в Советском районе человек. Фронтовик, прошедший дорогами войны всю южную часть Украины сначала с запада на восток, затем обратно.
Не раз умиравший от ран, бывший разведчик, он пережил и боль утрат, и радость побед. Работал на целинных землях в Казахстане, фотокорреспондентом в районной газете. До недавнего времени возглавлял районный совет ветеранов. Имеет награды, в том числе боевые. С болью в сердце он смотрел по телевизору, как президент зачитывал свой указ о присвоении звания Героя Украины Шухевичу, как вручал эту награду сыну Шухевича.
— Да-да, пришлось глотать таблетки! А потом я просто выключил телевизор, — рассказывает Степан Назарович. — Иногда их показывают, этих вояк из УПА. Сытых, довольных жизнью. А сейчас еще и начали их награждать. За что?! Я украинец, как сейчас говорят, этнический. Родом из той самой Западной Украины, в которой жили мои отец и мама, в которой проживает немало моих родственников. Точнее, я жил почти на самой границе с Хмельницкой областью.
Видел еще мальчишкой, как люди перебегали к нам «оттуда» за хорошей жизнью, с радостью вступали в колхозы, обзаводились хозяйством. А сегодня мне обидно за свою страну, за родную Украину. В мире нет, наверное, ни одного государства, в котором бы чествовали насильников, мародеров, изуверов. Именно такими я узнал украинских националистов, которые потом оделись в форму повстанческой армии.
В Красной Армии я с 1938 года. Участвовал в освобождении западных областей Украины. Мы входили в города и села без единого выстрела. Помню, в Черновцах нас встречали хлебом-солью. Первые выстрелы я услышал в городе Кременце Тернопольской области. Причем, выстрелы нам в спину. Здесь нас уже не встречали с хлебом и солью. Народ боялся, боялся тех, кто прятался на чердаках и разных укромных местах, тех, кто, вооружившись до зубов, стрелял нам в спину. Так я был ранен в первый раз.
О зверствах оуновцев и вояк из УПА написано много. Я скажу лишь то, чему был свидетелем сам. Уже после войны работал я председателем горсовета в городке Большие Дедеркалы, там же, на Тернопольщине. Помню, осенью вечером сидим мы в хате, которая была горсоветом, я готовлю документы на заседание бюро райкома партии, секретарь горсовета с наганом у окна, моя жена на кровати с автоматом.
Стучатся двое, просят меня выйти и показать, где можно остановиться на ночь. Зная подлую натуру ночных гостей, не выхожу. Поняв, что в комнате я не один, они уходят. Утром иду в райком партии. По дороге меня останавливают люди и просят пройти в сквер, там нечто ужасное. Иду и… Я многое жизни к тому времени повидал, но такое… До сих пор в глазах эта картина. На дереве привязанная вверх ногами висит молоденькая медсестра местной больницы, догола раздетая. На груди и плечах вырезаны звезды, а в половой орган втолкнута четушка. Не помню, как дошел до райкома, а там еще одна ужасная картина. Ночью повесили второго секретаря райкома, его двенадцатилетняя дочь успела выскочить в окно и добежать до сотрудников милиции. Но они опоздали. В эту же ночь бандиты кастрировали бухгалтера райфо.
Может быть, Роман Шухевич и не принимал участие в таких вот «операциях», но поскольку они были массовыми, о чем я знаю непонаслышке, не знать об этом не мог.
Нередко приходится слышать, что вояки УПА действовали хуже фашистов. Это не так. Они словно бы соревновались друг перед другом в своих зверствах. Когда мы держали оборону на Северном Кавказе, налетели немецкие самолеты. На нас посыпались бочки. Бочки летели, а из них раздавались душераздирающие крики. Оказывается, фашисты сбрасывали бочки, в которых вталкивали еврейских девушек. Кровь стыла от ужаса, а еще — от осознания того, на что способен фашизм.
Да, я сел бы за один стол с солдатом, который воевал против меня, который стрелял в меня. Но — только с таким солдатом, который делал это в честном бою. Но я никогда не сяду рядом и не подам руки тем, кто и ту медсестру в скверике, и девчонок с самолета, и других беззащитных людей, исподтишка, по-воровски, нагло убивал, изощряясь в каком-то неистовом средневековом мракобесии. Я никогда не сяду за мировой чашей и с подонком из Красной Армии, который насиловал женщин, стрелял в беззащитных. А таковые, честно говоря, и среди нас были. Но у нас каждый такой случай расследовался и карался очень строго, вплоть до расстрела. А у них, выходит, был предметом гордости. И тогда, и, судя по наградам, которые раздает государство, сейчас.
Так как же президент может взывать о примирении с такими? Он нас, фронтовиков, спросил? Никто об этом не спрашивал ни меня, ни всех моих боевых товарищей, которые, правда, не так гладко выглядят, как вояки УПА, потому что мы, не в пример им, воевали по-настоящему, а не отсиживались в схронах после ночных набегов на мирные села и города.
