Немцы зашли в Керчь. Мне шесть лет. По лицам старших понимаю, что им очень страшно. Из-за своего возраста я не могу понять всей трагедии случившегося. Наша семья – моя мама, её родная сестра, то есть моя тётя, и моя бабушка.
Живём мы в доме 38 по улице Свердлова. Во время войны все старались жить общинами, соединяясь семьями. Видимо, не так казалось страшно. В доме 1 по улице Ленина проживали наши дальние родственники – Гурмановы: дед Шура и баба Маня. Нами принимается решение перейти к ним жить. На разведку пускают меня с бабушкой, надеясь на то, что немцы не тронут старуху и малого.
Бабушка за руку тянет меня по Свердлова, а затем по центру города. Я едва поспеваю за ней. Мне больше интересно, чем страшно. А у бабушки дрожат руки. Она беспрестанно тихо шепчет молитву. В городе стоят разрушенные дома, а на самих улицах разная разбитая военная техника. Полная тишина. Только из самого центра города доносится непрерывная стрельба. Это немцы из всех видов стрелкового оружия лупцуют по памятнику вождя международного пролетариата – Ленину. Этот памятник стоял на том же месте, где стоит и сейчас.
Ленин для меня был любимым дедушкой. К тому меня приучила мама-комсомолка. Пожалуй, для меня он был дороже бабушки Акулины. В то время детей к этому приучали с малолетства. У меня над кроватью висел портрет Ленина в детстве. Я засыпал и просыпался под этим портретом. Сейчас я вижу, как от моего любимого дедушки из мрамора отскакивают пули, и во все стороны разлетаются мелкие кусочки памятника. Бабушка строгим голосом требует, чтобы я не смотрел в ту сторону. Для меня это значит, что надо посмотреть. За памятником находится небольшой скверик. На нём растут низкорослые, со скрюченными ветвями странные деревья. Некоторые из них дожили до нынешних времён. Они всё такого же роста. Я увидел повешенных на этих деревьях людей. Их ноги касались земли, они почти что стояли на коленях. На груди несчастных висят какие-то таблички. Мне делается жутко страшно от увиденного впервые. К удивлению, немцы на нас никакого внимания не обращают – победители развлекаются.
Вот мы у Гурмановых. Бабушка им рассказывает обо всём виденном по дороге. Вижу, что её рассказ произвёл на слушателей нехорошее впечатление. Проходит какое-то время, когда у Гурмановых появляется мама с сестрой, которая на несколько лет моложе её. Я несказанно рад, что я снова с мамой. Взрослыми обсуждается создавшееся положение. Решили жить все вместе. Постепенно из нашей квартиры перетащили кое-какой скарб. После всех волнений к вечеру понемногу все успокаиваются. На улицу лишний раз никто не выходит. Немцы, которых очень боялись, к нам не приходили. Слава Богу, говорит мама, всё обошлось. Но тут с треском распахивается дверь и на пороге появляется сосед Гурмановых. У него нет ноги и потому он на костылях. Тут же за ним появляется немец. На нём грозная чёрная форма. Позже мне стало известно, что такую форму в немецкой армии носили воины специальных карательных войск.
У соседа злые глаза горят недобрым огоньком. Вид его страшнее немецкого офицера. Сосед поднимает костыль и им начинает тыкать в каждого из нас. Меня он назвал октябрёнком, маму и тётку — комсомолками, а деда Шуру – чекистом. Он, действительно, до войны какое-то время в НКВД работал кинологом, т.е. собаководом. Как оказалось, немец немного разговаривал на русском языке. С трудом, но можно было его понять. Немец улыбается, довольно хлопает по плечу соседа и говорит неведомое для меня слово «гуд». Затем немец объявляет нам, что завтра утром мы все будем повешены на электрических столбах улицы Ленина.
Он грозно потребовал быть всё время в квартире. После этого фашист быстро уходит. Вслед за ним, не спеша, медленно выходит с довольной кривой улыбкой сосед. Нас всех сковывает страх. Все начинают плакать. Я так же не удерживаюсь от слёз и плачу громче всех, потому что я уже видел повешенных. Стали спорить-бежать ли из квартиры, пытаясь спастись от казни. Боялись, что немцы во дворе сделали засаду, чтобы не дать нам возможности убежать. Боялись и бдительности соседа. И всё-таки глубокой ночью совершаем рискованный побег. Побег окончился благополучно. Теперь мы все стали жить у нас, на Свердлова. Мы остались живы.
Прошло много лет. В Казахстане родился мой дальний родственник, внук бабы Мани и деда Шуры – Петя Чекиров. Его родители после войны по сталинскому приказу были высланы из Керчи. Дядя Женя, отец Пети, был греком. Потому его с русской женой и первым ребёнком, моим ровесником, отправили насильно в Казахстан. Кстати, дядя Женя ни одного дня не работал при немцах. На жизнь он зарабатывал починкой часов. Он был хорошим часовым мастером. Так вот, Петя от своей мамы узнал о предателе, который чуть не погубил его дедушку и бабушку. Он приехал в Керчь и принял все меры, чтобы разыскать следы доносчика.
По архивам, к которым он был допущен, ему удалось узнать, что русский Каин бежал вместе с немцами. Дальше следы затерялись. А я часто думаю о том, как было бы хорошо, если бы можно было найти пришедшего к нам с предателем эсэсовца, чтоб низко поклониться ему в пояс. Будучи взрослым, я часто вспоминал тот страшный случай, о котором рассказывал своим знакомым. Я понял, что эсэсовец специально дал нам время, чтобы мы могли удрать, что мы и сделали. Почему он так поступил? Может быть, он не любил предателей, а, может быть, просто пожалел нас. Может быть, он был глубоко порядочным человеком, но в силу каких-то обстоятельств надел форму карателя. Об этом мы не узнаем никогда.
