Крымское Эхо
Библиотека

Жизнь коротка, память вечна

Жизнь коротка, память вечна

Сколько прошло десятилетий с той поры, когда над Керчью, как и над другими тысячами больших и малых городов, известных и неизвестных сёл и деревень, полыхало небывалых размеров пламя Второй Отечественной войны. Ежечасно, ежесекундно её молох перемалывал, уничтожал и коверкал жизни и судьбы миллионов людей. Всё и вся было охвачено безумной и жестокой битвой.

С документальной точностью в памяти можно воспроизвести любой день войны тем, кого она хоть как-то затронула. И каждый день будет по-своему значим. Но некоторые события почему-то вспоминаются чаще других. Несмотря на исчезающее время, эти события не уходят вместе с ним в далёкое прошлое, а живут постоянно вместе с нами.

Вот здание ЮГНИРО, стоящее на улице Свердлова. Оно построено после войны. А до неё здесь стоял полукруглый многоэтажный дом, в котором во время войны находился штаб Красной Армии, войска которой располагались в Керчи. В первые же налёты немецкой авиации бомба попала в это здание, вмиг превратив его в громадную кучу камней, досок и железа. Сразу же после отбоя воздушной тревоги жители улицы Свердлова и других близлежащих улиц побежали к зданию. Вместе со взрослыми побежали и дети. Я, шестилетний пацан, увязался за матерью. Я увидел впервые изуродованные трупы людей, отдельно валявшиеся от них руки и ноги. Некоторые руки, покрытые густой известковой пылью торчали из бесформенной груды камней.

Казалось, они звали на помощь. Повсюду следы крови. На камнях фрагменты человеческой плоти с кусками изодранной одежды. В нескольких метрах от края камней, на тротуаре, лежит верхняя часть черепа с чёрными волосами. От ветра волосы шевелятся, отчего кажется, что это какое-то страшное живое существо, продолжающее существовать, вопреки всякому разуму. Делается очень страшно. Но детское любопытство превозмогает страх, и уже невозможно оторвать глаз от этого жуткого зрелища, увиденного впервые в жизни. Отлично понимал, что этот человек, как и ты, совсем недавно жил своей многогранной жизнью. И вот ты — живой и здоровый — смотришь на то, что от него осталось.

В центре города, в сквере, где стоит памятник Ленину, я увидел так же впервые повешенных людей. Сразу же после прихода немцев в Керчь, я с бабушкой бежал на разведку к нашим дальним родственникам, проживавшим в доме один по улице Ленина. И так как нам надо было идти мимо сквера, то я увидел страшное зрелище: к скрюченным низкорослым деревьям были привязаны верёвки, на которых висели какие-то люди. На груди каждого табличка с надписью. Так как деревья были очень низкими, то повешенные стояли на коленях. Некоторые из этих деревьев сохранились до сих пор. Продолжают хранить страшную тайну своих скрюченных веток.

Немцы по-хозяйски обосновались в городе. Мы живём своей новой, особенной жизнью, жизнью бесправных людей. Наша авиация не даёт немцам покоя. Прямо над городом часто идут воздушные бои. В один из дней по нашему двору разнеслась весть, что в доме напротив нашего двора находятся наши лётчики со сбитого фашистами самолёта. В настоящее время в том здании располагается военкомат. И стар, и мал бегут к зданию. В окне с решётками, расположенном в торце здания, мы увидели двух молодых парней. Один сидит на подоконнике открытого окна, другой стоит рядом. На гимнастёрках нет никаких знаков различия, отсутствуют и военные ремни. Мы молча смотрим на них, а они — на нас. Женщины плачут. В их глазах скорбь и безысходность. В глазах лётчиков досада. К удивлению, немцев рядом нет, поэтому женщины спокойно передают пленным скудную еду и воду, понимая что тех ожидает мука, а, может быть, смерть. А пацанва, по-детски, радуется тому, что хотя и находится в руках немцев, но всё-таки не сидит за решёткой.

 Вот ещё накрепко запомнившийся эпизод. Идут бои между немцами и десантом наших воинов, высадившихся в Эльтигене. Все жители нашего двора прячутся в самом большом подвале, выкопанном под одной из квартир. Наш двор одной стороной близко расположен к горе Митридат, откуда доносится непрерывно канонада. Когда она едва смолкает, мать выбегает из подвала, чтобы что-нибудь взять из одежды или еды, в первую очередь, для меня. Я всегда увязываюсь за ней следом. Во дворе, сразу за воротами, в нескольких метрах друг от друга лежат два молоденьких солдата. Мама наклоняется над одним из них, и сразу же начинает плакать. Солдатик оказывается мёртвым.

Второй жив. Он дышит. Только дыхание его очень хриплое. При каждом вдохе у него внутри что-то начинает клокотать и булькать. На лицо солдата страшно смотреть, потому что его просто нет. Такое впечатление, что каким-то большим и острым предметом была глубоко срезана передняя часть лица. Нет ни рта, ни носа. Вместо них, покрытые постоянно вытекающей кровью смешанной с землёй, огромные, жуткие дыры. Солдат медленно и монотонно отрывает окровавленную руку от земли, и подносит к тому месту, где расположен рот.

Мама догадывается, что солдат просит его напоить. Она убегает, и вскоре приносит воду, которую осторожно льёт в одно из отверстий на лице умирающего. Вода тут же окрашивается в розовый цвет и выливается наружу, убегая струйкой с лица на шею, под серую солдакую шинель, а потом на землю. Хрип становится ещё сильнее. Проходит совсем немного времени, и солдатик навсегда умолкает. Жители нашего двора без гроба похоронили обоих российских солдат где-то на склоне горы Митридат в одной, наспех вырытой яме. Это была очередная могила двух неизвестных солдат России.

Керчь освобождена. В здании, где сейчас находится гостиница «Керчь», расположился военный госпиталь. На улице днём и ночью возле него стоят женщины. Они со всего города. У каждой кто-то находится на всё продолжающейся войне. От многих нет никаких известий. На открытых балконах, выходящих на улицу Кирова, стоят в нижнем одинаковом белом белье раненые, которые поэтому кажутся похожими друг на друга. Видны окровавленные повязки. Стоит невообразимый гул, потому что кричат все. Женщины при помощи раненых хотят найти, или хотя бы что-нибудь услышать о своих близких, от которых давно нет вестей с фронта. Моя мама ищет родного брата, который пропал сразу же после ухода на войну. Солдатики успокаивают плачущих и причитающих женщин. Как правило, по фамилиям, приметам, которые им выкрикивают женщины, они неожиданно вспоминают, что служили вместе с таким, даже были в одном окопе, и последний раз видели его живым, пока самого ни ранило, отчего не знает дальнейшую судьбу боевого товарища. Женщины успокаиваются, и убеждают себя поверить словам солдатика. На лицах расцветают счастливые улыбки. Всё-таки появилась надежда увидеть дорогого человека.

Каждый раз, когда я прохожу мимо гостиницы и смотрю на её сохранившиеся с тех пор балконы, мне кажется, что я вижу стоящих на них солдат в окровавленной больничной одежде, которые всё такие же молодые, и так же приветливо машут руками, успокаивая ныне живущих. Они жили, боролись и погибали за тех, кто будет жить после них, кто проживёт жизнь, в несколько раз длиннее их жизни. Потому что многие отдали её, когда им не было восемнадцати. И сколь бы ни сменилось поколений, никто не имеет права забывать их, и святые места, обагренные их кровью. Мы не должны забывать того, что однажды случилось в далёком 41-м, чтобы это не повторилось снова. Грошь цена тому поколению, которое забывает тех, кто за других отдал свою единственную и неповторимую жизнь. Ведь они в какой-то миг своего земного существования сознательно шагнули в бессмертие. «Нам дана короткая жизнь, но память об отданной за благое дело жизни вечна», — сказал Цицерон Марк Тулий, римский философ и оратор. Что-либо добавить невозможно, и не надо. Слова эти были сказаны за сто с лишним лет до новой эры. А звучат так, будто сказаны сегодня.

Вам понравился этот пост?

Нажмите на звезду, чтобы оценить!

Средняя оценка 0 / 5. Людей оценило: 0

Никто пока не оценил этот пост! Будьте первым, кто сделает это.

Смотрите также

Нелепая смерть

Игорь НОСКОВ

Почему те, кто читает книги, победят тех, кто смотрит телевизор и сидит в Телеграме?

Большой Р.

Оставить комментарий