В преддверии большого праздника – годовщины возвращения Крыма в Россию – с особенной радостью хочется сделать очередной обзор крымской литературы. Рассказать о наших писателях, которые прожили этот год насыщенной жизнью – куда более насыщенной, чем предыдущие. Как и все, они много потеряли с переменами в Крыму, но гораздо больше обрели.
Одной из самых больших потерь для поэтов, писателей, музыкантов и т.п. стал разрыв годами налаженных связей с украинской творческой средой, страшное непонимание, вставшее между нами и нашими бывшими украинскими друзьями. Но и в этом есть плюс.
По моим ощущениям, крымская писательская среда стала сплочённее, гораздо сильнее нам захотелось держаться друг за друга и делать что-то совместное: крымские творческие проекты, перформансы, концерты, презентации. Говорить, читать и петь в них о Крыме, его необыкновенности и уникальности, о его значимой для каждого новой судьбе.
Не были прежде крымские писатели настолько вместе. Каждый вращался на своей орбите, раскручивая свое творчество в «киевах» и «москвах» (кому где интереснее и кому что по силам), лишь изредка встречаясь в Крыму или на просторах сети, да и то лишь чтобы позавидовать друг другу, поненавидеть, развести сплетни, скандалы и «змеюшник», написать друг о друге что-то едкое, что будет обсуждать все сетевое писательское сообщество. Ну, не живется писателю без того, чтобы на него обращали внимание – а таким способом этого добиться проще всего.
А этот год как будто очистил творческие души от этой оголтелой мелочности и мещанства, замешанных на чувстве нереализованности. Может, где-то и продолжаются личные ссоры и скандальчики, но они перестали быть столь заметными, как раньше. Писателям сейчас есть, чем заняться. И развозить «сопли» личных «абыдок» – просто стыдно.
Из «дальних киевов» вернулись талантливые и известные крымчане, которые до событий, в общем-то, неплохо обжились в столичной среде. Но не смогли принять то, что начало там происходить. Не смогли они согласиться и с неприятием Киевом нового образа Крыма. И вернулись. И снова налаживают свои потерянные когда-то крымские связи.
К сожалению, были и те, кто не вернулся. Не хочется называть имён крымчан (всего печальнее, что это молодые авторы, перспективные, которые были и могли бы быть и дальше поэтической гордостью полуострова), которые переехали в Киев, приняли его идеи, предали Крым, и сейчас участвуют в творческих акциях «Поєзія окупованої території» (имеется ввиду Украина, оккупированная Россией, каковая мысль очень популярна в Киеве).
В общем, произошло много, всего, сразу. И продолжает происходить.
Расскажу сразу о двух номерах – 39 и 40 – уже известного многим лондонского литературно-философского интернет-журнала «Что есть истина», который – посредством рубрики «Крымские узоры» – стал одним из «зеркал» крымского творчества на мировой литературной арене. Это одно из немногих изданий, которое публикует наших авторов и в больших количествах, и в самом отменном качестве, поскольку следит за разнообразием творческих жанров: поэзия, проза, публицистика, литературная критика и литературоведение, гуманитарные исследования, культурные обозрения, фантастика, философия, история, культурология, духовные поиски и саморазвитие, творчество художников и др.
Тон во всех номерах 2014 и 2015 года задают публицисты. Желание высказаться о происходящих событиях и своей позиции есть у многих. Публицистика – это не художественное произведение: четкость, ясность, краткость, внушительность – основные ее черты. Ее не расцветишь потоками трансметафор – до сердца не дойдет, не будет «схвачена». Крымчане умеют писать статьи на высоком уровне. Представленная в этих номерах публицистика Ольги Ивановой и Игоря Клоссовского– тому подтверждение.
Ольга Иванова вела в течение прошедшего года самую настоящую жизнь крымского патриота, человека с непримиримой позицией. Она защищала русский Крым и в статьях, переживших множество публикаций, читаемых немыслимым количеством людей, и в стихах, выступлениях, встречах с самыми разнообразными людьми (встречалась даже с В. Путиным), и в отстаивании своей позиции в социальных сетях. Может быть, взгляды Ольги слишком линейны, но, собственно, в нынешней ситуации быть нелинейным просто невозможно. Неправильно поймут.
Помню, в самом начале событий автор этих строк, не поддерживая майдан, восхищалась мужеством одной из киевских поэтесс, которая на майдан вышла. Ею нельзя было не восхищаться – это была одна из тех «романтиков», которые «боролись за справедливость», а теперь утверждают, что «майдан предали». А тогда ее искренность, смелость и возвышенность была на грани святости. Так вот, стоило мне один раз выразить это восхищение ею, как она сочла меня деятелем майдана, начала присылать приглашения на форумы майданцев, требовать организовать что-то эдакое в Симферополе и т.п. А когда я четко сказала, что их идею НЕ поддерживаю, конечно же, меня резко и злобно объявили предателем.
Тогда я впервые начала отчётливо понимать, что сейчас маловозможны широкие взгляды и тонкости, что мир разделился на «наших» и «ваших» слишком однозначно, и человек встает перед необходимостью ясно определиться в своих позициях. Да, мне, как писателю с внутренним ощущением «всемирности творчества», трудно загонять себя в рамки, думаю, это никогда и не произойдёт до конца. Да, люди с очень прямой и однозначной политической позицией и прямолинейным патриотическим творчеством вызывают у меня ощущение ограниченности и узости их мышления. Бедности ума. Примитивности. Но это личные ощущения, а объективно – чувствуется, что именно такое творчество сейчас и нужно широкой публике – для поддержки морального духа.
В номере 40 опубликованы статьи Ольги Ивановой «Будем молиться за Украину, распятую и сожженную на майдане», «Русская ментальность «украинских» авторов», «Объединит ли Украину национализм?», «Кому же придет в голову интересоваться мнением шахматной доски?». Ею сделан обзор поэтического творчества крымчан и поэтов других регионов (Украины, России) – писавших в течение года посвящения новому Крыму и поэтические отклики на все происходящие события. Ее рассказ – о людях, не умевших молчать так же, как и она сама.
Статья Игоря Клоссовского «Опять шумят витии» и материал автора этих строк «Крым и Луганск из первых уст» – дополняют публицистический блок. В который – уже на своих, культурологических, основаниях – вписывается обзор Людмилы Обуховской «Волошинский сентябрь» – проходившего в Коктебеле в сентябре 2014 года поэтического фестиваля.
Литературная критика – также один из жанров, активно развиваемых крымскими писателями. Радует то, что она в Крыму не только академическая, но иной раз отражает и очень нестандартные взгляды. Тезисы статьи Татьяны Шороховой «О «Мастере и Маргарите»: личное мнение» – спорны. Главное ее утверждение: в этом произведении нет никакой «дьявольщины», напротив, оно наполнено светлой православной духовностью, так как М. Булгаков имел глубокий духовный опыт. Роман испещрён и пронизан символами и отсылками, ведущими к евангельским истинам и знаниям, но понять это может не каждый, а лишь человек с религиозным опытом столь же глубоким.
Можно поспорить: автор тезисов Т. Шорохова находится в православной парадигме мышления и соответственной ей среде жизни и деятельности. А в ней много надуманностей и привязок: люди нередко видят то, что хотят видеть. Как, впрочем, в любой среде, в которой царит односторонность мировосприятия и недопустимость инакомыслия («ереси»). Однако статья ценна тем, что дерзка по отношению к привычному нам тёмно-мистическому восприятию этого неоднозначного произведения мировой литературы.
Там, где публицистика, критика, литературоведение и религиоведение, не может не обитать и философия, эзотерика, разнообразные формы поиска ответов на вселенские вопросы. Как философ в номере 39 выступает Елена Коро – фаэт, человек с настолько перевернутым мышлением, что его трудно вписать в какие-либо рамки. «Образ Смерти, во времена Жана Кокто возлюбленной поэтов, претерпел множество метаморфоз на пути исторического мифотворчества. Рассмотрим ее тройственную ипостась в образе богини вудуистского пантеона Маман Бриджит». Такое начало философского произведения заинтересует сразу – тех, кто сам привык исследовать мир с самых непостижимых его сторон. А тех, кто привержен к реализму и конкретике – отпугнёт. Именно в этом изюминка «Крымских узоров» – в этой рубрике найдет своё читатель любого миросозерцания, душевного склада… чуть не написала «интеллектуального уровня» – но нет: уровень авторов и читателей рубрики всегда высок, разница между ними только в том, какую направленность предпочитает их интеллект.
Где философия и фаэзия, там же – где-то рядом – и фантастика. «Что есть истина» начала публикации фантастов Крыма. Открыли этот блок Валерий Гаевский и Ана Дао серией рассказов, в которых фантазии причудливо переплетаются с реальностью, а иногда читатель скачет из одной в другую так резко, что создается впечатление, что его «выбрасывает из аккаунта», что он меняет во время чтения две разных книги через 2-3 минуты, причем книги совершенно диаметральных жанров, стилей и авторских темпераментов. Таков рассказ «Дезавуация». Лично мне интереснее было читать моменты реальности: истинной жизни героя, который в своих снах попадает в фантастические миры и там ведёт великую галактическую войну… В своей истинной жизни – в прошлом – он тоже воевал – и отчетливо понимает, в чем разница между настоящей войной и войнами в фантастике. Контрастность этого восприятия авторам удалась – и этому осязаемо помог описанный выше прием контрастности самого повествования, стиля, пространственно-временного и даже скоростного изменения действия.
Иногда мне кажется, что вся проза есть фантастика (ну, разве что, кроме грубого реализма, хотя и он, по сути своей, фантазм). «Атмосферная» проза Леноры Сеит-Османовой не фантастична в прямом смысле. Она скорее фаэтична – это фантазии чувств, эмоций, логических построений, изысков ума. В ней практически нет сюжетов, зато – калейдоскоп отношений, настолько яркий, что в нём можно раствориться.
Проза Евгении Барановой– совсем другая. Она резкая, как жестью по стеклу, и вся пронизана гиперэмоциональностью, юношеским максимализмом и единственно возможным способом познания мира в форме попыток подмять его под себя (и его сопротивлением этому, конечно же). Это свойственно деятельным, холерическим натурам, для которых бездействие – хуже смерти. Иной раз такие ломают дрова, являют собой очередной образец пресловутого слона в посудной лавке. Но это зависит от личности. Если писатель наделен от рождения тонким вкусом – у него даже погром посуды в вышеупомянутой лавке будет эстетичен, и осколки лягут впечатляющим узором.
Произведения Евгении очень откровенны, открыты, как рана. Одно название цикла «Опыты крови» – чего стоит! Это о наблюдениях автора за разными людьми: друзьями, знакомыми, старше себя и моложе, которых жизнь подводила к мысли об уходе из нее. Как они пытались это сделать, какими способами, что при этом чувствовали, почему не получилось… Хорошо, что не получилось, но этот опыт очень важен, и он происходит у многих. И после него открывается о жизни нечто, благодаря чему она и превращается в Настоящую Жизнь. Это форма познания себя, установки своей личности (как компьютерной программы) в этом мире. И в таких произведениях немалую роль играет формальный прием откровения. В юности так писать легко, с возрастом и потребность и способность – медленно стираются. Точнее, шлифуются. Чем позже написан Евгенией рассказ, тем увереннее о нем можно сказать, что это «экспериментальная проза»: тем сильнее чувствуется форма, отточенность, самоё эксперимент. Автор остается всё той же натянутой струной, но уже не просто так, «низачем», а на хорошей, дорогой гитаре. Она установила программу себя в жизни.
Осталось окинуть обзором поэзию рубрики «Крымские узоры». О том, что она стала более «крымской» – сказать нельзя. Крымская поэзия всегда была и останется крымской, даже если будет писать о Занзибаре и Калимантане.
Это – «крымскость»:
Если голос свободы проплачен,
Результат не достоин похвал.
Соберемся, друзья, и поплачем,
Что не мы сражены наповал,
Что не нас отпевали под флагом,
Не бросали цветы на гробы.
Может быть, под каким-то рейхстагом
Мы еще разобьем себе лбы.
И пока остается надежда
Где-то головы наши сложить,
Между Богом и Дьяволом между
Будем в горле у жизни першить.
Константин Вихляев «Если голос свободы проплачен…»
И это тоже – «крымскость»:
Путь змееносцев, длящийся в Крым,
не в Австралию штампом в паспорт:
«третий пол» – Иным,
богом из пустоты, избранником
духа выжженного пути,
via combusta, переходящим в крик,
в шепот гортани, сожженной дымом
гари, курящейся молоком,
стелющейся белым облаком
по низкорослым травам яйлы.
Елена Коро «Змееносцы посвящения»
И, конечно же, «крымскость» – это:
Как бусины, сбегали корабли
За горизонта контурное взморье.
Садилось солнце на плечо зари
Стекающее по предплечью моря.
Последний отблеск – капля на буйке –
Сгорает дня невидимый огарок.
И водоросли мокнут на песке,
Как волосы остриженных русалок .
Анна Зенченко «Еще один истаял божий день»
И это – она, родимая, – «крымскость»:
За серой занавеской непогоды
Опять волна поющая воскреснет,
Февральской стуже, видимо в угоду,
Затянет леденеющую песню.
Оскалится, рычит цепною псиной,
И пасть уже раскрыта в злобной пене,
Холодный ад из глотки тёмно-синей,
Где рёв и вой в гортанно зобном пенье!
Морские брызги вперемешку с вьюгой
Мне бьют в глаза, и я от ветра слепну…
Хрипя, рвёт скаженною зверюгой,
И хрипота её великолепна!
Владимир Миронов-Крымский «Песня волны»
Ну, а чем же вам не «крымскость-прекрымскость» – великолепная книга пародий Владимира Клермона-Вильямса «Антология поэтического полуфабриката
или Крымский стëб»? Я считаю, что в Крыму никто не пишет пародии лучше, чем Владимир. И отличает его от других пародистов (в основном, «топорных» и рассчитывающих, скорее, на пошлую эпатажность своих воззрений на другого автора), – острая и тонкая наблюдательность, которую я бы назвала «звериной». И в то же время остро человечной. В его пародиях авторам достаётся, что называется, «и в хвост, и в гриву», в них вскрываются не только недостатки их творчества, малоталантливость и самомнение, но и особенности характеров и психологии, заставляющие их писать именно так: выбирать именно такие темы, форму, стиль, вертеться вокруг именно этой оси как в смыслах и идеях, так и в повторяемости слов, образов, грамматических форм, даже букв. В. Клермон-Вильямс – пародист-психолог. А то и психиатр. Эдакий доктор Хаус.
Его пародии способны не только указать поэту на его патологию и высмеять ее, но и вылечить. Понятное дело, только тех, кто лечиться хочет. Если же поэт продолжает упорствовать в том, что в нём глупо, смешно, вульгарно, если разводит от прочитанного «обидки» и мстит пародисту – значит, он просто безнадёжен. Но есть и утонченная форма «мести» пародисту, и одновременно – «лечения» для поэта: вынести для себя из «стёба» то, что это твоя индивидуальность, и начать гордиться вскрытыми в тебе «паро-психологом» недостатками, действенно переводить их в достоинства, творить из них свои особые «фишки». К таким поэтам относится автор этих строк, обожающая пародии Вильямса на свои стихи.
К настоящему времени рассматриваемая книга обогатилась актуальными моментами: едкими ироническими стихами-«наездами» на события, происходящие в Украине, точнее на «дебилизм» тех, кто их «вершит»; «Псако-русским словарем» и т.п. Может, это уже не «Крымский стёб»? Ещё какой крымский! А почему бы Крыму на посмеяться над общемировым идиотизмом?
Такова контрастность взглядов, идей, стилей, таково разнообразие творчества крымских писателей, представленных в «Что есть истина» № 39 и 40. И это будет продолжаться. Уже наполняется «крымскостью» следующий номер 41, который выйдет 1 июня. Чем еще удивят крымчане лондонцев, «Русскоязычную Вселенную» и самих себя? Я думаю, найдётся чем.
Крым всегда был непредсказуем, что и доказал всему миру прошедший год.
