Говорят, каждый народ похож на кого-то из животного мира. Скажем, русские — как медведи，добродушны，если не злить，американцы — как стервятники, питаются падалью войн, французы — как петухи， задиристые，любят кукарекать… Мне стало любопытно: а куда можно отнести Польшу? Цитировать У. Черчилля с его хлёсткой характеристикой, что Вторая Речь Посполитая — это «гиена Восточной Европы», наверное, уже дурной тон.
Никогда не была Польша гиеной: это просто мелкий европейский псовый (помните мультфильм «Маугли», где возле злого тигра Шерхана крутится шакалёнок Табаки). Польша с момента своего второго рождения на руинах Германской, Австро-Венгерской и Российской империй проявила именно свою шакалью сущность. Вместо того чтобы попытаться построить своё национальное государство, Польша вновь возжелала стать гегемоном Восточной Европы. По данным переписи 1931 года в Польше проживало: поляки — 68,91 %, украинцы — 10,10 %, евреи — 8,56 %, русины — 3,82 %, белорусы — 3,10 %, немцы — 2,32 %, «тутэйшие» — 2,22 %, русские — 0,43 %, литовцы — 0,26 %, чехи — 0,12 %, другие — 0,16 %. [1]
Не забывайте при этом, что указанные как меньшинства (кроме евреев), были большинством в своих отторгнутых Польшей от этих национальных государств территориях, что вряд ли добавляло теплоты в межнациональных отношениях. Могу только добавить, что Польша находилась в неприязненных межгосударственных отношениях с четырьмя из шести граничащих с нею государствами.
Задачей этой статьи не является рассмотрение всех этих противоречий, я буду акцентировать внимание только на польско-немецкие и польско-советские аспекты этих проблем.
***
Начну с западных границ: «В октябре 1923 года Станислав Грабский, который позже стал министром образования и религии, объявил: «(Немцы в Польше) достаточно умны, чтобы понимать, что в случае войны ни один враг на польской земле не уйдет живым. Фюрер далеко, а польские солдаты близко…»
В номере от 20 апреля 1929 года крупнейшей польской газеты Ilustrowany Kurjer Codzienny появились такие лозунги: «Выкинем немцев обратно за их естественные границы! Давайте избавимся от них за Одером!» «… вся Силезия и вся Померания были польскими до немецкого наступления!»
«Поглотить всю Восточную Пруссию и распространить наши западные границы до Одера и Нейсе являются нашими целями. Мы в силах этого достичь, и это великая миссия польского народа. Наша война против Германии заставит мир застыть в изумлении».
«Не будет мира в Европе, пока все польские земли не будут возвращены Польше, пока название «Пруссия» не станет давно забытым, не будет стерто с карты Европы, и пока немцы не переместят свою столицу Берлин дальше на запад».
«Мы готовы заключить пакт с дьяволом, если он поможет нам в битве против Германии. Слышите — против Германии, а не только против Гитлера. В предстоящей войне германская кровь прольется такими реками, какими вся мировая история никогда не видели прежде». [2]
Чтобы показать, что в головах поляков мало чего изменилось, приведу в пример «Опрос [1989 год, — авт.], проведенный среди учащихся трех учебных заведений в Варшаве, выявил, что только 4 из 135 четвероклассников [десятилеток!] заявили, что испытывают дружеские чувства по отношению к немецкому народу. Половина опрошенных считают, что немцы жестоки, злобны и кровожадны.
Один из учащихся написал: «Немцы такие же как дикие животные. Такие люди даже не заслуживают существования. И теперь они хотят объединиться!» Год спустя, в 1990 году, тогдашний польский премьер-министр Лех Валенса высказал свою позицию по отношению к своим немецким соседям, которая стала широко известна: «Я даже не стану корректировать свое заявление, которое может сделать меня непопулярным в Германии: если немцы снова дестабилизируют Европу каким-либо образом, то раздел — это не та мера, к которой нужно будет прибегнуть, скорее страна должна быть стерта с карты, просто и эффективно[выделено мною — авт.]. Восток и Запад имеют в своем распоряжении передовые технологии, необходимые для осуществления этой меры».[3]
Чтобы не вводить в заблуждение читателя, что «братьев-славян» поляки любят больше, процитирую: «Помни, что Россия – твой первый враг, а православный есть еретик (схизматик), и потому не совестись лицемерить и уверять, что они твои братья, что ты против русских ничего не имеешь…». Это цитата из Польского католического катехизиса, датированного 1866 годом. Думаете, что что-то изменилось в сознании поляков?
В польском городе Вроцлав (до 1945 года на протяжении шести веков – Бреслау, Польше не принадлежавший), который считается одним из крупных туристических центров и называется «настоящим польским очарованием», [это в совершенно немецком до 1945 года городе! — Авт.] можно увидеть вывески на ресторанах: «Мы не обслуживаем русских!»… Чтобы выяснить степень нелюбви к россиянам, в Польше недавно был проведен соцопрос на эту тему. 80 процентов принявших участие в опросе высказали свое негативное отношение к России. Такого отношения к нашей стране нет в Германии или Франции, с которыми у нас тоже случались войны и противоречия».[4]
***
Оставлю комментарии читателю и сразу перейду на предысторию II Мировой войны и какое влияние на её начало имела II Речь (Ржечь) Посполитая. Не могу сказать, что взаимоотношения Веймарской республики и Польши были безоблачны, нет, ни в коем случае, но с приходом Гитлера они стали совсем напряжёнными. 12 февраля 1933 г. свежеиспечённый канцлер Германии дал интервью для «Санди Таймс», в котором упомянул о необходимости ликвидации польского Поморского коридора.
Поляков явно раздражали прямые намёки Гитлера о намерениях «восстановить справедливость», установив прямое соединение Германии с Восточной Пруссией, что было невозможно без ликвидации польского Поморья с выходом к морю. Один из ближайших сотрудников Пилсудского и не последняя личность в польской военной разведке Игнаций Матушевский прямо написал в апреле 1933 г. в официальной «Польской газете»: «В вопросе западных границ Польша может и будет говорить только голосом пушек».
Сразу после февральского воинственного интервью Гитлера британской прессе «Пилсудский решает проверить, как поведёт себя потенциально наиболее верный западный союзник – Франция». [5]
Туда направился (формально – на съезд французских ветеранов) его бывший адъютант в чине генерала, которому Пилсудский поручил передать бывшим и действующим высшим французским офицерам, что польские войска готовы в любой момент выступить против немцев, если Париж поддержит Варшаву в случае польско-германского военного столкновения.
Другой посланец — сенатор Ежи Потоцкий поехал в марте и должен был предложить провести превентивную войну против Германии французскому министру иностранных дел». Естественно эта, мягко говоря, щепетильная миссия была покрыта мраком таинственности – ведь Варшава рисковала оказаться в роли агрессора в глазах мировой общественности.
Но всё закончилось, не начавшись по сути: экс-адъютант ни с кем особо важным не поговорил, а «Потоцкий, вероятно, увидел столько ужаса в глазах французских дипломатов от предложений о войне, что покинул берега Сены весьма вскоре. В апреле 1933 г. во Францию прибыл уже Бек. По некоторым данным, в ноте, которую он вручил местному министру военных дел, предлагался следующий план: 5 польских корпусов вторгаются в Германию и занимают Восточную Пруссию и территории до Одера, французские войска занимают Рурский бассейн, англичане поддерживают дипломатически. Цель акции – ослабление Германии и уход Гитлера от власти. На это предложение Париж даже не ответил». [5]
Воевать за поляков французы не пожелали, и тогда самый их верный союзник сразу поменял вектор своей политики на 180 градусов.
«26 января 1934 г был заключен Польско-Германский договор о ненападении. Польская сторона так спешила подписать его, что Ю. Пилсудский решил отказаться от большинства поправок к документу… Декларация о неприменении силы была действительна в течение десяти лет с момента обмена ратификационными грамотами… договор сохранял силу и в случае вступления одной из сторон в войну с третьим государством. Это указывает на то, что любая агрессия одного государства не затронет интересов другого».[6]
Тем не менее «к концу жизни в 1935 г. Ю.Пилсудский пришел к выводу, что «хорошие отношения между Польшей и Германией могут продлиться не более четырех лет», т.е. до 1939 г».[6]
***
В современной либеральной и русофобской прессе идёт много материалов о секретных приложениях к пакту Молотова-Риббентропа и ничего не упоминается о секретных приложениях других государств, как будто таковых у них не было вообще. С удовольствием поправляю это недоразумение.
20 апреля 1935 г. сразу два центральных советских издания: «Правда» и «Известия» — печатают текст секретного соглашения к германо-польскому пакту о ненападении от 26 января 1934 г.:
«1. Высокие договаривающиеся стороны обязуются договариваться по всем вопросам, могущим повлечь для той и другой стороны международные обязательства, и проводить постоянную политику действенного сотрудничества.
2. Польша в ее внешних отношениях обязуется не принимать никаких решений без согласования с германским правительством, а также соблюдать при всех обстоятельствах интересы этого правительства.
3. В случае возникновения международных событий, угрожающих статус-кво, высокие договаривающиеся стороны обязуются снестись друг с другом, чтобы договориться о мерах, которые они сочтут полезным предпринять.
4. Высокие договаривающиеся стороны обязуются объединить их военные, экономические и финансовые силы, чтобы отразить всякое неспровоцированное нападение и оказывать поддержку в случае, если одна из сторон подвергнется нападению.
5. Польское правительство обязуется обеспечить свободное прохождение германских войск по своей территории в случае, если эти войска будут призваны отразить провокацию с востока или с северо-востока.
6. Германское правительство обязуется гарантировать всеми средствами, которыми оно располагает, нерушимость польских границ против всякой агрессии.
7. Высокие договаривающиеся стороны обязуются принять все меры экономического характера, могущие представить общие и частные интересы и способные усилить эффективность их общих оборонительных средств.
8. Настоящий договор останется в силе в продолжение двух лет, считая со дня обмена ратификационными документами. Он будет рассматриваться как возобновленный на такой же срок в случае, если ни одно из двух правительств не денонсирует его с предупреждением за 6 месяцев до истечения этого периода. Вследствие этого каждое правительство будет иметь право денонсировать его посредством заявления, предшествующего за 6 месяцев истечению полного периода двух лет».
Сами видите, что секретные протоколы с нацистской Германией были даже у пострадавшей в будущей войне Польше. Поляки ныне яростно отрицают сам факт существования этого секретного пакта, а любые упоминания о нём именуют «кремлёвской пропагандой». Сам текст этого документа пока не обнаружен, тем не менее, упоминаний о нём имеется великое множество. Причём сведения шли из самых разных источников, никак не связанных друг с другом.
Поэтому внимательно посмотрим на дальнейшие деяния будущей «жертвы агрессии».
Считается, что текст этого секретного документа был добыт советской разведкой, имевшей своего агента в ближайшем окружении польского министра иностранных дел Ю. Бека.
«Согласно пакту Польша брала на себя обязательства проводить постоянную политику действенного сотрудничества с фашистской Германией (ст.1). Кроме того, польское руководство гарантировало Третьему рейху не принимать никаких решений без согласования с германским правительством, а также соблюдать при всех обстоятельствах интересы фашистского режима (ст.2).
Но самым сенсационным и сегодня представляется обязательство правительства Польши обеспечить свободное прохождение германских войск по своей территории в случае, если эти войска будут призваны отразить провокацию с востока или северо-востока (ст.5)…
Платой за это пособничество было установление т.н. новой восточной границы Польши за счет части белорусских, украинских и литовских земель, которую Берлин обещал гарантировать «всеми средствами». [7]
Считало ли советское руководство первоначально этот документ для себя руководством к противодействию, не знаю, но его обнародование в центральных изданиях было не для антифашистской пропаганды. Это был ещё и политический зондаж Варшавы и Берлина, как они отреагируют — подтвердят или опровергнут.
А реакции не последовало. Никакой! Никаких протестов от германского или польского посольств, никаких нот из МИД Польши или Германии. И такое молчание для советского руководства было весьма красноречиво — секретное соглашение существует.
Таким образом, еще в 1935 году, то есть задолго Пакта Молотова-Риббентропа, Польша и нацистская Германия заключили соглашение, направленное на уничтожение СССР военным путем. Кто-то еще считает зазорным расчленение такой «невинной овечки»? Считая себя недостаточно сильной, чтобы одной справиться с СССР, Польша ищет себе подельников по нападению на нашу страну и довольно быстро находит понимание в Берлине.
Что думали сами немецкие фюреры о поляках, можно найти на страницах личного дневника Геббельса (выделено им).
“18 августа 1935 г. .. .Фюрер счастлив. Рассказал мне о своих внешнеполитических планах: вечный союз с Англией. Хорошие отношения с Польшей. Зато расширение на Востоке…
29 декабря 1935 г. Воспоминания Пилсудского. Жизнь бойца! Что за время, в котором живут такие люди! Я прямо горд, что я современник этого великого человека.
9 июня 1936 г. Фюрер предвидит конфликт на Дальнем Востоке. Япония разгромит Россию. Этот колосс рухнет. Тогда настанет и наш великий час. Тогда мы запасемся землей на сто лет вперед”.
Теперь внимательно рассмотрим цепь договоров европейских государств в 30-е годы:
— 1933 год. Пакт четырех (Италия, Германия, Англия, Франция).
«Пакт четырех» являлся попыткой противопоставить Лиге наций «директорию» четырёх великих держав, стремившихся подчинить своей гегемонии всю Европу. Игнорируя Советский Союз, четыре державы пытались проводить политику его изоляции, устранив в то же время от участия в решении европейских дел остальные государства Европы.
«Пакт четырех» означал «сговор английского и французского правительств с германским и итальянским фашизмом, уже тогда не скрывавшим своих агрессивных намерений. Вместе с тем этот пакт с фашистскими государствами означал отказ от политики укрепления единого фронта миролюбивых держав против агрессивных государств».
— 1934 год. Пакт Пилсудского-Гитлера (Германия, Польша).
Договор о ненападении между Германией и Польшей.
— 1935 год. Морское Англо-Германское соглашение.
Фактически немцам разрешили построить 5 линкоров, два авианосца, 21 крейсер и 64 эсминца. Результатом соглашения стала окончательная ликвидация всех ограничений Версальского договора. По разрешённому тоннажу флота Германия уравнивалась с Францией и Италией — державами-победителями в Первой мировой войне.
— 1936 год. Антикоминтерновский Пакт (Германия, Япония).
Договор Германией и Японией, оформивший (под флагом борьбы против Коминтерна) блок этих государств в целях завоевания мирового господства.
В ноябре 1937 к «Антикоминтерновскому пакту» присоединилась Италия, позднее ряд др. государств.
— 1938 год. Мюнхенский сговор (Англия, Франция, Германия, Италия).
Соглашение касалось передачи Чехословакией Германии Судетской области.
— 30 сентября того же года между Великобританией и Германией была подписана декларация о взаимном ненападении. (Аналогичная декларация Германии и Франции была подписана чуть позже).
— 1939 год. Германо-Румынские экономические договоры и соглашения.
— 1939 год. Договор о ненападении Германии на страны Прибалтики.
Прошу заметить, это всё до того, как СССР заключил Московский договор о ненападении с Германией (пресловутый пакт Молотова – Риббентропа).
Это мы сегодня знаем, кто кого, когда обманул и кто главный виновник II Мировой войны… Хотя по последнему пункту меня гложут глубокие сомнения.
«Подписание пакта с набиравшим стремительное влияние в Европе лидером нацистов казалось тогдашнему польскому руководству единственной возможностью отсрочить войну. Это стало понятым после того, как Париж отказался пойти на военный союз с Варшавой против нацистской Германии.
«Сегодня поляки смотрят на эти события как на урок политического реализма: надо действовать исключительно в национальных интересах и, как сказал Черчилль, в условиях угрозы для государства быть готовым заключить пакт даже с дьяволом», — говорит польский публицист Якоб Корейба.
В свою очередь, сам Гитлер, как отмечает в своей работе немецкий военный историк Рольф-Дитер Мюллер, в то время рассматривал Польшу как возможного военного союзника в действиях против России.
…«Когда живешь между СССР и Германией, часто нет хороших вариантов. В таких условиях инстинкт самосохранения приоритетнее моральных принципов: понимая природу нацизма, Пилсудский купил Польше время для подготовки к войне. Нужно помнить, что договор с Германией был заключен только после того, как Франция отвергла польский план превентивной войны против Германии», — так объясняет логику польского руководство Корейба.
Рольф-Дитер Мюллер пишет в своей книге «Враг стоит на востоке»: возможность подобного союза обсуждалось во время визита Геринга в Польшу в 1935 году уже после смерти Пилсудского. Польские военные, с которыми Геринг вел переговоры, доложили политическому руководству страны, что нацистский политик хочет уговорить Польшу «организовать совместный поход на Россию».
Cам Пилсудский, несмотря на свой антисоветский настрой, в отличие от нацистских лидеров, был политическим реалистом… не желал предпринимать ничего, что могло бы стать предметом еще большей напряженности с СССР. Несколькими месяцами позже польское правительство продлило польско-советский пакт о ненападении, чтобы уверить СССР в своих благих намерениях.
«Пилсудский никогда не отказывался от своего закоренелого антирусизма и рассматривал царизм и большевизм как империалистический и антипольский, но он получит некоторое утешение от пакта, даже если будет убежден, что это будет не более чем временная отсрочка от советской враждебности», — так писал в работе «Польша 1918-1945» британский историк Питер Стачура».[8]
Сразу после подписания Мюнхенского соглашения 1 октября 1938 г. посол Польши в Германии сообщал в Варшаву, что был принят сначала министром иностранных дел Германии Риббентропом:
“Затем он изложил позицию правительства рейха. В связи с Вашей, г-н министр, беседой с фон Мольтке он заявляет следующее:
1. В случае польско-чешского вооруженного конфликта правительство Германии сохранит по отношению к Польше доброжелательную позицию.
2. В случае польско-советского конфликта правительство Германии займет по отношению к Польше позицию более чем доброжелательную. При этом он дал ясно понять, что правительство Германии оказало бы помощь.
Затем я был приглашен к генерал-фельдмаршалу Герингу… и это он особо подчеркнул, в случае советско-польского конфликта польское правительство могло бы рассчитывать на помощь со стороны германского правительства. Совершенно невероятно, чтобы рейх мог не помочь Польше в ее борьбе с Советами.
…Во второй половине дня Риббентроп сообщил мне, что канцлер сегодня во время завтрака в своем окружении дал высокую оценку политике Польши.
Я должен отметить, что наш шаг был признан здесь как выражение большой силы и самостоятельных действий, что является верной гарантией наших хороших отношений с правительством peйxa”.
Польша приняла участие в разделе Чехословакии вместе с Германией как младший стервятник, захватив с её согласия Тешинскую область, «когда же советская сторона 23 сентября заявила, что если польские войска вступят в Чехословакию, СССР денонсирует заключенный им с Польшей в 1932 году договор о ненападении, польский МИД надменно ответил: «Меры, принимаемые в связи с обороной польского государства, зависят исключительно от правительства Польской Республики, которое никому не обязано давать объяснения».
Почти одновременно советский разведчик Рихард Зорге сообщал из Токио в Разведуправление РККА: «От немецкого военного атташе получил сведения о том, что после разрешения судетского вопроса следующей проблемой будет польская, но она будет разрешена между Германией и Польшей по-дружески в связи с их совместной войной против СССР».[9]
***
Так почему же союзники по будущему антирусскому фронту рассорились? Рассмотрим этот вопрос подробнее, ведь и нынешние поляки считают, что могли бы вместе с немцами проводить парад на Красной площади.
Цитирую Павла Вечоркевича — профессора Исторического института Варшавского Университета. Специализируется на изучении истории России и СССР, военной истории, а также новейшей истории Польши. «24 октября 1938 г. Германия в ходе переговоров Липского и Риббентропа представила Польше свои требования, которые я бы назвал скорее пакетом предложений, поскольку изначально они не были выдвинуты в ультимативном тоне. У них была цель крепко связать Польшу с политикой Рейха. Принимая их, Речь Посполитая не понесла бы никакого значительного ущерба.
Гданьск не был тогда польским городом, а автострада через коридор была, о чем мало кто помнит, идеей нашей дипломатии, которая появилась в 30-х годах в качестве попытки нормализовать польско-германские отношения. Взамен за эти уступки Польше предложили пролонгацию пакта о ненападении и присоединения к Антикоминтерновскому пакту.
— Какую роль играла Польша в военных планах Адольфа Гитлера?
— Ключевую. Вплоть весны 1939 г. она являлась для него антибольшевистской преградой на случай войны с Францией, с нападения на которую он намеревался начать конфликт. После победы на Западе, Польша должна была быть ценным и необычайно важным партнером в походе на Советский Союз. В последнем разговоре с Беком в Берхтесгадене Гитлер напрямую сказал, что каждая польская дивизия под Москвой — это одной немецкой дивизией меньше. Глава Рейха предлагал нам тогда участие в разделе Европы…
Союз с Рейхом, пусть даже мимолетный, давал возможность их реализовать…
Мы могли бы найти место на стороне Рейха почти такое же, как Италия и, наверняка, лучшее, нежели Венгрия или Румыния. В итоге мы были бы в Москве, где Адольф Гитлер вместе с Рыдз-Смиглы принимали бы парад победоносных польско-германских войск.[10]
Чтобы немного подтвердить слова польского историка, приведу любопытные картинки [11]:
Заметьте, переговоры велись в январе 1939 года, и никаких противоречий между двумя благородными европейскими джентльменами, договаривающимися убить и распотрошить соседа, нет и помине. Даже когда СССР дал согласие своим западным партнёрам оказать помощь Польше против нацистской Германии, Польша категорически отказалась от неё.
«Телеграмма министра иностранных дел Польши Бека послу Польши в Великобритании Э. Рачиньскому от 9 июня 1939 г.
«…прошу заявить в Фориноффис, что через Париж нам стало известно содержание советского ответа…и что наша точка зрения остается прежней, а именно:
1. Мы не можем согласиться на упоминание Польши в договоре, заключенном между западными державами и СССР.
2. Принцип оказания Советским Союзом помощи государству, подвергшемуся нападению, даже без согласия этого последнего, мы считаем в отношении Польши недопустимым, в отношении же прочих государств — опасным нарушением стабилизации и безопасности в Восточной Европе. Установление объема помощи Советов, по нашему мнению, возможно единственно путем переговоров между государством, подвергшимся нападению, и СССР»[12].
Больше того, Польша всерьёз рассчитывала победить Германию (с помощью старших западных «товарищей», разумеется). Если в 1930 году, когда Рейхсвер насчитывал 100 тысяч человек, а польские войска втрое превышали его количественно Эдвард Ридз-Смигли, мог заявить, что «Польша должна показать главному врагу — Германии свои клыки.
Польская газета «LigaderGrossmacht» умоляла своих читателей: «Война против Германии, чтобы сдвинуть границу к рекам Одер и Ныса. Пруссию следует захватить до реки Шпрее. В войне с Германией мы не будем брать пленных. И в ней не будет места для человеческих чувств и культурных ограничений. Мир содрогнётся от Польско-Германской войны. Мы должны вселить в наших солдат дух сверхчеловеческой жертвенности, безжалостной мести и жестокости».[13]
Такое же заявление маршала Ридз-Смигли: «Польша добивается войны с Германией, и Германия не сможет избежать ее, даже если захочет», британской газете DailyMail от 6 августа 1939 года, было, по сути, объявлением войны Германии.
«Старавшийся не ссориться со своими британскими патронами, Гитлер до самого конца пытался решить польский конфликт миром. 29 августа Гитлер потребовал, чтобы 30 августа 1939 г в Берлин приехал для переговоров полномочный представитель Польши. Никто не приехал ни 30-го, ни 31-го. Но 31-го в 18:30 к Риббентропу явился польский посол Липский. На прямой вопрос, есть ли у него полномочия на ведение переговоров, польский посланник ответил отрицательно. «Тогда совершенно бесполезно продолжать разговор!» – заявил рейхсминистр иностранных дел и отпустил посла…
***
В основу польского стратегического развертывания в сентябре 1939 года был положен наступательный план, ставивший своей задачей захват Данцига и Восточной Пруссии. Вместо обороны польские войска готовились наступать! Согласитесь, это даже не смешно. Огромная германская военная машина собирается напасть на Польшу, а ее руководство вместо обороны само готовится вторгнуться на немецкую территорию! Эти странности польского военного планирования не преминул отметить в мемуарах Уинстон Черчилль: «По численности и вооружению польская армия не могла тягаться с наступавшим противником, да и диспозицию ее нельзя было признать разумной. Все польские вооруженные силы были разбросаны вдоль границ Польши. Резервов в центре не было».
После войны на допросах и в своих мемуарах немецкие генералы признавали, что, если бы англо-французские войска перешли в то время в наступление, они без особого труда продвинулись бы вглубь Германии, оккупировали Рурскую область и тем самым поставили бы в начавшейся войне жирную точку уже через месяц после ее начала.
«У военных специалистов, – писал генерал Вестфаль, – волосы становились дыбом, когда они думали о возможности французского наступления сразу же в начале войны». Генерал Гальдер был еще более категоричен: «В сентябре 1939 г. англо-французские войска могли бы, не встретив серьезного сопротивления, пересечь Рейн и угрожать Рурскому бассейну, обладание которым являлось решающим фактором для ведения Германией войны». Не скрывал своего недоумения на Нюрнбергском процессе и генерал Кейтель: «Мы, военные, все время ожидали наступления французов во время польской кампании и были очень удивлены, что ничего не произошло. При наступлении французы натолкнулись бы на слабую завесу, а не на реальную немецкую оборону».[14]
Сам процесс боевых действий описан военными профессионалами неоднократно и повторять его для дилетантов (а таковыми являются большинство гражданских читателей) я смысла не вижу, поэтому просто начну порядка перемещения высших чинов Польши. Заметьте, война началась 1 сентября 1939 года…
1 сентября Варшаву покидает президент И. Мосцицкий
4 сентября начинается эвакуация правительственных структур.
5 сентября правительства в Варшаве уже нет.
В ночь с 6 на 7 сентября столицу покидает Главнокомандующий Э. Рыдз-Смигли.
17 сентября Правительство и Главнокомандующий покидают страну.
Тезис об ударе в спину сражающейся Польше не выдерживает ни малейшей критики: никакой «спины» уже не существовало. Собственно, только факт выдвижения навстречу РККА и остановил немецкие манёвры. При этом никаких планов совместных действий у сторон не имелось, совместных операций не велось. Красноармейцы занимали территорию, разоружая польские части, попадавшиеся навстречу. В ночь на 17 сентября послу Польши в Москве вручили ноту примерно того же содержания. Если оставить в стороне риторику, то остаётся признать факт: единственной альтернативой вторжению РККА был захват восточных территорий Польши Гитлером. Польская армия не оказывала организованного сопротивления. Соответственно, единственная сторона, чьи интересы реально оказались ущемлены, — это Третий рейх. Современной общественности, переживающей по поводу коварства Советов, не следует забывать, что фактически Польша уже не могла выступать в качестве отдельной стороны, она не имела на это сил…
Уинстон Черчилль с присущим ему рационализмом заявил:
— Россия проводит холодную политику собственных интересов. Мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии.
Что в действительности приобрёл Советский Союз? Рейх был не самым почётным партнёром по переговорам, однако война началась бы в любом случае — с пактом или без. В результате же интервенции в Польшу СССР получил обширное предполье для будущей войны. В 1941 году немцы прошли его быстро — но что произошло бы, если бы они стартовали на 200–250 километров восточнее? Тогда, вероятно, и Москва осталась бы у немцев в тылу».[15]
В ночь на 17 сентября в Кремль был вызван германский посол Шуленберг, которому Сталин лично объявил, что через четыре часа войска Красной Армии пересекут польскую границу на всем ее протяжении. При этом немецкой авиации было предложено не залетать восточнее линии Белосток – Брест – Львов.… Сразу после приема посла Германии заместитель наркома иностранных дел СССР В.П.Потемкин вручил польскому послу в Москве В. Гржибовскому ноту советского правительства.
«События, вызванные польско- германской войной, – говорилось в документе, – показали внутреннюю несостоятельность и явную недееспособность польского государства. Все это произошло за самый короткий срок… Население Польши брошено на произвол судьбы. Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. В силу такого рода положения заключенные между Советским Союзом и Польшей договоры прекратили свое действие… Польша стала удобным полем для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Советское правительство до последнего времени оставалось нейтральным. Но оно в силу указанных обстоятельств не может больше нейтрально относиться к создавшемуся положению». [16].
Почему Сталин ввел войска именно 17 сентября 1939 года, а не раньше и не позже? Именно точная дата советского вмешательства в польские события показывает нам, насколько хрупкими были советско-германские отношения. СССР только тогда ввел войска в Польшу, когда был полностью убежден, что ему не грозит в самом плохом варианте война на два фронта. Ведь именно 16 сентября 1939 года был окончательно окончен конфликт с Японией на территории Монголии! И сразу же, на следующий день после получения информации, что японское руководство официально известило об окончании боевых действий, Красная армия вступила на территорию Польши.
«Ввиду эффективных действий немцев, дезорганизации армии и неспособности руководства организовать оборону государства, к 17 сентября поражение Польши было совершенно неизбежно. Показательно, что даже английский и французский генеральные штабы в подготовленном 22 сентября рапорте отмечали, что СССР начал вторжение в Польшу только тогда, когда ее окончательное поражение стало очевидным.
18 сентября заместитель начальника штаба оперативного управления ОКВ В. Варлимонт показал исполняющему обязанности военного атташе СССР в Германии Белякову карту, на которой Львов входил в будущую территорию Рейха. После предъявления претензий со стороны СССР немцы списали всё на личную инициативу Варлимонта. Но очень слабо верится, что он чертил карты вразрез с инструкциями, полученными от руководства Рейха. Если бы 17 сентября Красная Армия не перешла границу Польши, то через два года немецкая армия оказалась бы на 200 километров ближе к Москве.
18 сентября на заседании английского правительства было решено даже не заявлять протеста на действия Советского Союза, поскольку Англия брала на себя обязательства защищать Польшу только лишь от Германии. 23 сентября нарком внутренних дел Л.П. Берия информировал наркома обороны К.Е. Ворошилова о том, что “резидент НКВД СССР в Лондоне сообщил, что 20 сентября с.г. Министерство Иностранных Дел Англии послало телеграмму всем английским посольствам и пресс-атташе, вкоторой указывает, что Англия не только не намерена объявлять Советскому Союзу войну сейчас, но должна оставаться в возможно лучших отношениях”. А 17 октября англичане заявили, что Лондон хочет видеть этнографическую Польшу скромных размеров и о возврате ей Западной Украины и Западной Белоруссии не может быть и речи. Таким образом, союзники, по сути, легитимизировали действия Советского Союза на территории Польши.[17].
Вверху — Польша 1922-1939 на карте Европы
